Охота на человека в Перу

— Террористы дерьмовые! — процедил сквозь зубы полковник Ферреро.
Фургон мотался из стороны в сторону, буксовал с отчаянным скрежетом. Трижды водитель пытался войти в поворот в том месте, где дорога изгибалась наподобие шпильки для волос с наклоном градусов в тридцать. Мотор ревел, тяжелая машина пятилась назад. Наконец полковник Ферреро не выдержал.
— Стоп, — приказал он. — Дальше пойдем пешком.
Том Барнс, подхватив свой «узи», выскочил из машины. Свежий ветер тут же ударил ему в лицо, растрепав волосы. Во тьме трепетал единственный огонек — оборванное семейство сидело у костра, на котором кипел котелок со сладким картофелем. Полковник вполголоса отдал приказ, и люди «Диркоте» высыпали из машины, неуклюжие в своих жилетах и касках, с тяжелыми винтовками и автоматами.
— Построиться в шеренгу! — скомандовал полковник. — Живо! Прикройте вершину. Возможно, эти мерзавцы еще там.
Вооруженные люди бросились вверх по склону, ловкие, как слоны в посудной лавке... Камни так и сыпались из-под ног. Тому Барнсу хотелось зажать пальцами нос: они словно влезли на кучу мусора и нечистот. Он вгляделся в вершину, пробормотав: «Лишь бы нас там не ждали!»
Уже не раз случалось, что банды сендеровцев заманивали военных в ловушку. В Лиме такого еще не бывало, но рано или поздно этого не миновать... Американец взбирался по склону, пригнувшись, чтобы не стать мишенью для пуль. Слышен был только стук катящихся камней да время от времени сдавленное ругательство. Полковник отважно шел по самой середине тропы прямо на пылающую эмблему. Порыв ветра окутал их едким дымом, и все закашлялись.
— Вперед! — крикнул перуанец.
Потрясая пистолетом-пулеметом «Стар», он бегом преодолел последние метры до вершины. Справа затрещала автоматная очередь. Том Барнс инстинктивно бросился на землю, закрывая голову руками.
Оглянувшись, он заметил ниже на склоне несколько теней: за ними наблюдали. Если здесь кроется ловушка, на помощь террористам устремится все население бидонвиля. Тогда-то наверняка перережут, как цыплят... Он тоже добрался наконец до вершины и огляделся, с трудом переводя дыхание. Солдаты рассыпались по склону. Никаких следов террористов... Он подошел к, полковнику.
— Кто стрелял?
— Один из моих идиотов испугался собственной тени, — досадливо поморщился Ферреро.
В пятидесяти метрах от них по-прежнему пылали серп и молот, по обеим сторонам чернели наспех сколоченные виселицы. С бешено колотящимся сердцем Том Барнс подошел ближе, подняв свой «узи», готовый в любой момент выстрелить в темноту, казавшуюся вокруг костра еще чернее. Люди полковника медленно окружали вершину холма, сжимая в руках оружие и тревожно озираясь. Город внизу был по-прежнему окутан тьмой.
Приблизившись к огню, все снова раскашлялись от едкого черного дыма: серп и молот состояли из кусков дерева, обернутых пропитанными керосином тряпками, которые уже догорали. Должно быть, понадобилось не меньше дюжины человек, чтобы соорудить эту огромную эмблему высотой в десять метров. Впрочем, в столь пустынном месте это было нетрудно, тем более что население бидонвиля если не помогало террористам открыто, то и не препятствовало. Том Барнс шагнул к одному из столбов и посветил мощным электрическим фонарем.
— Боже! — вырвалось у него.
Больше он не смог произнести ни слова. Яркий свет выхватил из темноты висящее тело; ноги болтались в метре от земли, вокруг шеи была затянута тонкая веревочная петля, руки и ноги связаны. Лица не было видно — сплошная корка запекшейся крови. От трупа уже исходил характерный сладковатый запах.
— Иисусе!
Полковник Ферреро тоже подошел к виселице. Он бросил отрывистый приказ, и трое его людей мгновенно взобрались друг другу на плечи. Удар мачете — и веревка была перерезана. То же самое они проделали и со второй виселицей. Тела осторожно положили на землю. Том Барнс склонился над изуродованным лицом, с трудом подавив приступ тошноты.
Оба глаза убитого были выколоты, пустые глазницы затянулись красноватой пленкой. Мертвец, казалось, зловеще хохотал, широко разинув рот; язык был вырван. Луч фонаря скользнул ниже, осветив странные длинные раны на ногах: перерезанные сухожилия под коленями. Полковник Ферреро украдкой перекрестился и растерянно взглянул на американца, у которого отвращение тем временем уступило место холодной ярости.
— Это сендеровцы, — произнес он без всякого выражения.
Нагнувшись, он снял с шеи одного из убитых хорошо знакомую ему восьмиугольную медальку с изображением какого-то святого, затем выпрямился и посмотрел перуанцу в глаза.
— Его звали Питер Рамирес, — сказал он все тем же ровным голосом. — Один из лучших наших агентов.
Под его взглядом Ферреро невольно отшатнулся: ему показалось, что американец вот-вот выстрелит в него. Но Том Барнс лишь склонился над вторым трупом и добавил:
— А это Майкл Диас. Двадцать восемь лет.
Ферреро сжимал в руках «стар», проклиная свое бессилие. Языки пламени постепенно угасали, бросая на все вокруг призрачные красноватые отсветы.
Мрак окутал распростертые на земле тела, но в воздухе по-прежнему стоял сладковатый запах смерти.
Том Барнс повернулся к перуанскому офицеру.
— Эту операцию организовали вы, — многозначительно обронил он.
Полковник Ферреро машинально погладил свою лысину и пробормотал, запинаясь:
— Не думаете же вы, что... Это неслыханное зверство. Виновных постигнет кара, я вам кля...
— Я думаю, что нет такой гнусности, которая была бы невозможна в вашей дерьмовой стране, — процедил Том Барнс. — И голову даю на отсечение, что этих негодяев никогда не найдут. Они уже далеко, ваши идиоты могут не потрясать оружием.
Агенты «Диркоте» окружили их, онемев от ужаса. Кровь бешено стучала в висках американца, на лбу вздулись вены. Опустив голову, он грязно выругался.
Ферреро негромко отдал приказ, и двое солдат набросили на убитых пончо. Затем он обратился к Тому Барнсу.
— Я вызову жандармов, чтобы оцепили холм. Будем обыскивать каждый дом, каждый угол. Что-нибудь наверняка найдем.
Том Барнс пожал плечами.
— Да бросьте вы! Ну расстреляете на всякий случай сотню-другую бедолаг. Ну окажется среди них несколько сендеровцев, которых ваши террористы не преминут возвести в ранг мучеников. А убийцы тем временем веселятся где-нибудь, попивая писко [8] за наше здоровье.
— Я лично проведу расследование, — заверил полковник. — Клянусь вам, я узнаю, как это произошло.
— Черт возьми! — взорвался Том Барнс. — Как? Очень просто: кому-то посулили немного денег. Наверняка одному из ваших пресловутых двойных агентов. Как водится. Вызовите лучше санитарную машину...
Спазма перехватила ему горло: он вспомнил как еще позавчера Питер и Майкл, живые и невредимые, перебрасывались шутками у него в кабинете. Двое молодых, полных жизни парней пошли на корм воронью — и ради чего? Он обернулся. Лима внизу была по-прежнему погружена во мрак. Время от времени до них доносились автомобильные гудки. Жизнь продолжалась. На него вдруг накатило нестерпимое желание забросать бомбами этот отвратительно грязный город, пыльный, как пустыня Гоби, нищий, больной, разлагающийся, как труп.
— Поехали, — окликнул его полковник Ферреро. — Оставаться здесь небезопасно. Я оставлю несколько человек охранять тела.
— Нет, — покачал головой Том Барнс. — Я остаюсь и спущусь вместе с ними.
Что еще он мог сделать для своих убитых друзей? Он уже представлял, как будет писать телеграммы с соболезнованиями и рапорт в Лэнгли. До сих пор тайная война ЦРУ против «Сендеро Луминосо» оставалась безуспешной, но управление продолжало ткать покров Пенелопы — не надеясь на удачу и не жался о жертвах. Его упорству позавидовал бы и бульдозер.
Водитель и трое солдат спустились к фургону, вскоре послышался удаляющийся шум мотора. Ферреро остался. Том Барнс закурил сигарету; запах табака хоть немного заглушил запах смерти. Огонь уже погас, посвежело. На юго-востоке Лимы вдруг вспыхнул светящийся прямоугольник — Мирафлорес. В богатые кварталы дали ток. Порадоваться этому они не успели. Ниже на склоне громыхнул глухой взрыв, сопровождаемый багровой вспышкой, и еще несколько взрывов послабее. Полковник Ферреро, выругавшись, принялся выкрикивать приказы. Его люди тут же рассыпались по склону, изготовившись к стрельбе. Том Барнс даже не шевельнулся. Только когда перуанец с силой надавил ему на плечи, он наконец присел.