Пожиратели сознания

Повернувшись, Сэнди увидел перед дверью в передней части вагона азиата в камуфляжной куртке. В его черных глазах стояло сумасшествие без конца и без края, а в руках он держал два пистолета — стволы у них были слишком длинные и слишком толстые в дульной части. Тут только Сэнди понял, что они с глушителями.
О господи, подумал он. Потрясение заставило его вскочить на ноги. Он же сейчас начнет стрельбу.
Увидев тела и кровь, он понял, что стрельба уже началась. Когда он повернулся бежать, в голове, куда мощно выплеснулся адреналин, замелькали образы — не всем из передней части вагона удалось добраться до другого конца его; первые, кто получил пулю, лежали там, где рухнули…
…молодой кореец, примерно в возрасте Сэнди, с рыжеватыми волосами и эмблемой «Найк» на бейсболке, который лицом к Сэнди распростерся на залитом кровью полу, так и не успев сбросить наушники; из носа у него текла кровь, а черные глаза смотрели в пустоту…
…грузная темнокожая женщина в сером жакете без рукавов поверх белой блузки в черную крапинку, с чистыми накрахмаленными манжетами, которая лежала лицом вниз, продолжая дергаться, когда из-под парика из нее вытекали последние остатки жизни, заливая кровью экземпляр «Ролли Полли Олли», вывалившийся из фирменного пакета книжного магазина «Барнс и Нобл»…
…остальные, свалившись на пол вагона, ползали между сиденьями, вытягивали руки, словно пытаясь ладонями остановить пули, и молили о пощаде…
Но все они просили тщетно, потому что человек с пистолетами, шествовавший по проходу, был настроен на какую-то другую частоту и, поводя оружием направо и налево, выпускал из глушителей пулю за пулей. Пфф!.. пфф!.. пфф! Пули раскалывали головы, врезались в залитые слезами лица, порой проходили через вскинутые руки, но звуки выстрелов были почти не слышны из-за музыки. Стрелок двигался без малейшего намека на торопливость, и в глазах всего мира он походил на сельского домовладельца, который в солнечное субботнее утро прохаживается по своему газону с банкой гербицида, аккуратно истребляя сорняки, что попадаются ему по пути.
Где-то впереди у кого-то не выдержал кишечник, и вагон наполнило зловоние.
Мозги отчаянно вопили в панике. Нырнув, Сэнди обернулся и увидел бледнолицего мужчину, который скорчился за спинкой своего сиденья лицом к тыльной стенке вагона. Должно быть, он окончательно рехнулся, потому что орал что-то типа: «Есть тут у кого-нибудь гребаный пистолет?»
Ну как же, ослиная ты задница, захотелось сказать Сэнди. У типа, что стоит в проходе, целых два, и он движется в твою сторону!
Двинувшись дальше, Сэнди лицом к лицу столкнулся с Линой, или как там ее звали, и понял, что его лицо отражает тот неподдельный ужас, который читался и на ее пепельно-бледном лице. Он посмотрел мимо нее на вопящих от ужаса пассажиров, которые, как груда червей, копошились у задней стенки вагона; те, что наверху, извивались, лягались, кусались и царапались, чтобы пробиться в самую гущу, а прижатые к стенке дрались с ними, чтобы оставаться на своем месте, и вдруг Сэнди понял то, что другие уже выяснили: как только вы окажетесь там, деваться вам уже будет некуда, разве что найдете способ открыть заднюю дверь и вывалиться на рельсы, которые улетают из-под вас со скоростью бог знает сколько миль в час, питая надежду, что, если вам повезет, вы не сломаете шею, врезавшись в землю, и не попадете на третий рельс, который тут же превратит вас в головешку.
Он увидел коричневую руку, которая как змея взлетела из плотного сплетения тел, ухватила красную ручку аварийного торможения и рванула ее вниз…
Да!
Он увидел, что ручка безвольно повисла, когда с треском лопнул шнур.
Сразу же за окнами замелькали освещенные платформы станции «Пятьдесят пятая улица — Колламбус-Сёркл», но поезд не замедлил хода, потому что, о, мать твою, ему полагалось миновать и Шестьдесят шестую улицу и не останавливаться до Семьдесят второй.
До Семьдесят второй! Неудивительно, что стрелок не торопился. Он загонял свою добычу, как коров в стойла на бойне, и мог убивать кого пожелает, прежде чем поезд доберется до следующей остановки.
У Сэнди была единственная возможность спасти жизнь. Если он сможет, извиваясь, пробиться сквозь груду тел к задней стенке, пусть даже ему придется ползти на четвереньках — он тощий, у него получится, — и скрючиться под сиденьем, может, он и доживет до Семьдесят второй. А там уж придет конец всему. Когда откроется дверь, стрелка снесут с ног или он сам вышибет себе мозги — и Сэнди спасется. Ему надо лишь дожить до этой минуты.
Еще один взгляд на стрелка дал понять, что тот целится из опущенных вниз пистолетов в кого-то, кого Сэнди не видит. Единственное, что оставалось на виду от будущей жертвы, была пара вскинутых рук, ухватившихся за спинку сиденья; руки были женские, цвета кофе мокко, с ярко-красными ногтями, и пальцы были сплетены, словно в молитве.
Самым пугающим было осознание того, что эта безликая женщина и бледнолицый мужчина оставались последними живыми существами между Сэнди и убийцей. Паника спазмом перехватила ему горло, когда он, развернувшись, стал пробиваться к задней стенке — о, святый Боже, он не хочет умирать, он еще так молод и даже по-настоящему не начал жить, поэтому он не может сейчас погибнуть, о, пожалуйста, только не сейчас, только не сейчас, — но путь ему преграждала та самая студентка, и, наткнувшись на нее, он сбил ее с ног. Оба свалились, и Сэнди рухнул на нее, когда они оказались на полу.
Он был просто вне себя, готовый заорать на эту суку, что попалась ему на пути, но куда важнее, чем вопить, была необходимость узнать, где сейчас, в это мгновение, находится стрелок, так что он быстро глянул назад, молясь, чтобы не увидеть за зрачком дула с глушителем ту бесстрастную бородатую физиономию. Вместо этого он увидел бледнолицего мужчину, чье лицо было искажено гримасой мрачной ярости и в глазах которого теперь было что угодно, кроме мягкости; он бормотал «дерьмо-дерьмо-дерьмо», подтягивая штанину джинсов, под которой была примотана какая-то кожаная сбруя, и вытянул из нее металлический предмет. Сначала ему показалось, что это один из тех старомодных «дерринжеров», которые таскали в вестернах женщины и игроки, но, вглядевшись, понял, что видит перед собой миниатюрный автоматический пистолет.
И тут этот бледнолицый — Сэнди уяснил, что больше не в состоянии считать, будто у него врожденная бледность, но не мог придумать никакого иного определения для этого парня, — поднялся на ноги и двинулся в сторону киллера. Сэнди изумился: «Что он собирается делать с этой своей хлопушкой?» Но тут она выстрелила, и после негромких хлопков пистолетов убийцы этот звук в замкнутом пространстве подземки прозвучал как пушечный выстрел, и пуля, должно быть, поразила киллера в плечо, потому что из его камуфляжной куртки ударил красный фонтан, заставив убийцу сделать пол-оборота и отлететь назад. Завопив от боли, он поднял взгляд, полный потрясения, изумления и ужаса, на этого типа, который, возникнув из ниоткуда, приближался к нему. Сэнди не видел лица бледнолицего, перед ним был только затылок, да и то почти полностью скрытый вязаной шапочкой, но он отчетливо увидел, как женщина, которой предстояло стать очередной жертвой, извиваясь на полу, отползает в сторону и на животе проползает мимо этого типа; от ее залитых слезами глаз остались только белки, а губы в яркой помаде кривились смертным ужасом.
Здоровой рукой киллер начал поднимать пистолет, но бледнолицый навис над ним, как коршун над полевой мышью, вскинул свое небольшое оружие, которое снова грохнуло. Отдача подбросила его руку высоко в воздух, вторая пуля вызвала очередной выплеск красного кровяного фонтана, на этот раз из другого плеча убийцы, отшвырнув его к одному из вертикальных хромированных поручней в центре прохода, на котором он и обмяк с висящими по бокам безвольными и теперь уж бесполезными руками; ему оставалось лишь смотреть на неуклонно приближавшегося к нему человека. Заорав что-то, он рванулся вперед — то ли чтобы ударить головой бледнолицего, то ли укусить его, понять этого никто не успел, потому что тот, не замедляя движения, без малейшей заминки ткнул пистолет в левый глаз киллера — и снова раздался грохот. Сэнди видел, как голова убийцы откинулась назад, удар пули заставил его скорчиться у шеста, после чего колени у него подломились и, сделав какой-то пируэт, он рухнул, оставшись в полусидячем, полулежачем положении у одной из дверей, полностью и безусловно мертвый.