Крещендо
— Нет, — ответила она просто.
— И вам не бывает скучно одной?
Вопрос был задан легко, без нажима, но ей опять почудился какой-то подтекст.
Марина покачала головой. Гедеон раскрыл окно, с металлической задвижки посыпались кусочки ржавчины. В комнату ворвался ветер, перепутал Марине волосы, бросил их в лицо Гедеону, и тот ощутил их свежий запах. Гедеон рукой отвел пряди и задержал на пальцах, разглядывая их серебристый оттенок.
— Красивые волосы, — сказал он тихо.
Они стояли очень близко. Он разглядывал ее волосы, а она — его черные глаза, а которых вокруг зрачков мелькали желтые и синие искры, не видимые на расстоянии, но делавшие глаза особенно темными.
— У вас есть какой-нибудь багаж? — спросила она застенчиво, чувствуя его взгляд.
— Да, в машине. — Он отпустил е„ волосы, и Марина рукой отбросила их за спину.
— Вы очень голодны? Ванная комната здесь, за стеной, а я спущусь вниз и займусь ужином, — и она пошла к двери. Гедеон наблюдал за ней, не двигаясь. Уже выходя, она повернулась и спросила: — Есть ли что-нибудь, чего вы совсем не едите?
— Да, грибы. У меня от них бывает сыпь.
— Я запомню, — сказала она, улыбнувшись. — Я не могу есть землянику. Одна ягодка — и я краснею с ног до головы.
В маленькой гостиной Гранди заводил старинные мраморные часы, принадлежавшие еще его отцу. Взглянув через плечо, он спросил хмуро:
— Все в порядке?
Марина ответила озадаченно:
— Конечно. Гранди, ты видел его раньше? Ты с ним знаком?
Он отвернулся, с особенной осторожностью поправил часы и ответил после короткого молчания:
— Нет.
Она поняла, что он лжет. Она знала деда слишком хорошо, он не умел притворяться. Теперь у него покраснели уши, а это было верным признаком.
Марина ушла на кухню, закрыв за собой дверь, и принялась готовить ужин. Достала бекон, яйца, порезала помидоры. Ужин будет простой, но сытный. Накрыла стол в кухне, потому что они всегда здесь ели, так было проще. Нарезала хлеб и поставила на стол масло. Когда вскипел чайник, заварила чай. Бекон на сковороде весело зашипел, запузырился, распространяя аппетитный запах. Марина разбила на сковороду несколько яиц и побрызгала сверху растопленным салом. В духовке у нее был уже готовый ревень, но его следовало подогреть, поэтому она включила духовку и пошла звать дедушку.
Но не успела она дотронуться до дверной ручки, как ясно услышала в гостиной голос Гедеона:
— Я знаю, конечно, есть риск, не надо мне постоянно напоминать. Но я готов взять все на себя.
— Не нравится мне это, — голос Гранди звучал хрипло, слышно было, что он взбешен.
— Сочувствую, — произнес Гедеон сердито, никакого сочувствия в его голосе не было. — В конце концов, это только мое дело.
— Только твое?
— Тише! Ты что, хочешь, чтобы она услышала? — Голос Гедеона приблизился. — Дверь закрыта?
— Твое дело? Что ты имеешь в виду? — не отвечая на вопрос, продолжал настаивать дед. — Если Марина заподозрит…
— Она ничего не узнает.
— Нечего тебе было сюда приезжать.
— Я же не собирался с ней заговаривать. Я рассказывал тебе, она стояла на самом краю скалы, и мне показалось… — Голос Гедеона прервался, он хрипло выдохнул.
— Ты извини меня, извини, — Гранди смягчился, подобрел. — Это, наверное, было для тебя шоком.
— Шоком? — Гедеон зло рассмеялся. — Да я в жизни так не пугался. Мне показалось, я не успею до нее добежать.
Они замолчали. Марина слушала, нахмурив лоб. Значит, все-таки она оказалась права: Гранди знает Гедеона и что-то между ними было. Это «что-то» сердило деда.
Вдруг она услышала яростное шипение сковороды и бросилась снимать ее с плиты. Разложила яичницу на подогретые тарелки, подала на стол остальную еду и позвала Гранди. Через минуту он явился, и она сказала:
— Все готово.
Дедушка кивнул:
— Крикну Гедеона.
Но тот уже входил, наклонив голову, загораживая низкий дверной проем плечами. Вдохнув запах бекона, воскликнул:
— Умираю от голода!
Марина улыбнулась и указала ему на стул:
— Садитесь и ешьте, пока горячее. — Взяла пузатый коричневый чайник: — Чай с сахаром и молоком?
Гранди ел медленно, низко наклонив голову. Марина пододвинула ему чашку с чаем и не переставала наблюдать за ним. Меж насупленных бровей у деда на лбу залегла морщина, лицо было хмурым.
Погладывая время от времени на Гедеона, она думала, какие у них могут быть секреты. Однако ей и в голову не приходило, что здесь кроется что-то серьезное. Гедеона она совсем не знала, но его лицо внушало ей доверие. В резких чертах была сила и уверенность. Ей казалось, что слову этого человека можно верить.
Сидя за столом, Марина строила разные предположения, например, сколько лет может быть гостю. Около сорока? Женат ли он? О мужчинах она знала совсем мало. Проведя всю жизнь вместе с дедом в уединенном доме, она почти не встречалась с людьми посторонними, исключение составляли редкие постояльцы. Она не дружила с местными молодыми людьми, поскольку все свободное время проводила за роялем.
Руффи лежал на полу кухни, выложенном красной плиткой, и терпеливо ждал остатков ужина. Поев, Марина нарезала для него беконную шкурку и положила на пол. Руффи туг же ее проглотил. Он обожал беконную шкурку, и, чтобы он не подавился, глотая ее целиком, приходилось резать ее на кусочки. Однажды, будучи еще щенком, он чуть не умер, подавившись таким образом.
— Я помогу мыть посуду, — сказал Гедеон.
Гранди не уходил с кухни, и Марина чувствовала его молчаливый протест. Гедеон повернулся и спокойно на него посмотрел, тогда дед, не говоря ни слова, вышел.
— Вашего дедушку очень беспокоит ревматизм?
— Да, — она вздохнула. — Помню, я еще была маленькая, Гранди голыми руками рвал крапиву, он верил, что крапива сможет вылечить его ревматизм, но ему становилась только хуже.
Гедеон кивнул.
— Это действительно помогает, примерно как иглоукалывание. Пчелиный яд оказывает такое же действие. Это называется целительством, и в основе лежит реально существующий эффект.
— Наш доктор называет все это бабьими глупостями, — рассмеялась она.
— Профессиональная зависть. — Гедеон криво ухмыльнулся в ответ.
Марина обратила внимание на его длинные, жилистые руки. Прекрасная форма, движения пальцев изящные и быстрые, на тыльной стороне растут тонкие черные волоски. По виду в этих руках чувствовалась упругая сила.
— Вас, видно, никогда не мучил ревматизм.
— Нет, слава Богу.
Гедеон быстро вытирал посуду и ставил ее горкой. Она закончила мыть, вытерла руки и повернулась посмотреть, как он убирает посуду. И тут же поняла, что Гедеон совершенно автоматически, не спрашивая ее, ставит все на свои места, открывая именно те дверцы шкафа, какие нужно. От этого по спине у нее пробежал холодок.
Ощутив перемену в Маринином настроении, он повернулся и, пристально гладя черными сощуренными глазами, спросил:
— Что случилось? Голова заболела?
Марина тоже прищурилась:
— Нет. — И только собралась спросить, что тут происходит, в конце концов, как Руффи выхватил у нее из рук конец посудного полотенца и стал, играя, его тянуть. Она рассмеялась, отняла полотенце, а Руффи рычал и вилял хвостом.
Тем временем Гедеон закончил уборку на кухне.
— Ваш дедушка сказал, вы играете на пианино. Сыграйте мне что-нибудь.
— Что ж, с удовольствием, — сказала она, не притворяясь застенчивой. Она любила играть и знала, что людям нравится ее слушать. Она начала учиться, как только смогла самостоятельно сидеть на вращающемся табурете. К этому времени руки дедушки уже плохо брали аккорды, растяжка становилась все уже и уже.
Они пошли в музыкальную комнату, которая была самой большой на первом этаже, в два раза больше гостиной. Много лет назад, чтобы поставить в доме рояль, Гранди сломал стену между двумя маленькими комнатами, и инструмент занимал здесь основное пространство. Гранди сам его настраивал, настраивал профессионально, поэтому рояль звучал мягко и красиво. Слух у деда был безукоризненный, хотя он уже давно не играл. Не хотел играть посредственно. Больные руки стали для него трагедией, сделав его жизнь бессмысленной. Сейчас, казалось, он примирился с судьбой.