Ожерелье из ласковых слов

Дэниелл достала ключ от музея, открыла дверь и вошла.
– Что случилось, Марта?
– Ровным счетом ничего, кроме того, что я не знаю, как отсюда выбраться.
Дэниелл поняла, в чем дело. Она поднялась на стремянку и протянула Марте руку, чтобы помочь ей удержать равновесие.
– Как ты туда забралась?
– Если б я это знала, я бы давно выбралась, – ответила Марта.
Почувствовав себя свободной, она перевела дыхание и тепло улыбнулась.
– Мне очень приятно сообщить тебе, как рада я тебя видеть.
Дэниелл покачала головой. Марта была такой же упрямой, как ее отец.
– Ты понимаешь, как опасно забираться сюда одной, да еще когда дверь заперта? А если бы ты оказалась в той части, откуда тебя никто бы не увидел?
– Ты обнаружила бы меня, когда пришла, – упрямо ответила Марта. – Тут для тебя есть новые кассеты с устными историями местных жителей. Билл их принес только вчера. Говорит, он ездил в дом престарелых и записал несколько интересных рассказов.
– Отлично. – Она не даст Марте сбить ее с толку. – Теперь, когда у музея появились дополнительные средства, давай наймем кого-нибудь вытирать пыль и убираться.
Марта отрицательно покачала головой. – Видишь ли, это не совсем так просто. Деньги переданы музею с тем условием, что на расходы по управлению музеем могут быть использованы только проценты с этой суммы. А так как жертвователь – аноним, то я не могу узнать, можно ли нарушить это правило, понимаешь?
Дэниелл попала в собственные сети.
Восемь месяцев назад идея остаться анонимной показалась ей заманчивой. Она обналичила первый чек, полученный от Яблонски, вложила банкноты в сопроводительное письмо и направила пакет по почте Марте в музей.
Анонимность давала множество преимуществ, но главное заключалось в том, что ей не надо было объяснять всем и каждому в Элмвуде, почему она решила пожертвовать деньги от продажи «Веселой вдовы». Меньше всего ей хотелось, чтобы в Элмвуде стали болтать, что она это сделала из-за чувства вины, что продала дом мисс Фишер и что его унаследовала.
Она попыталась говорить спокойно.
– Мы могли бы нанять человека на несколько часов в месяц. Думаю, процентов на это хватит.
– Может, и так, только я думаю, что мудрее будет накапливать проценты, пока не образуется небольшой фонд.
Здесь трудно было что-либо возразить. Тем более что в обозримом будущем дальнейших поступлений в этот фонд не предвидится. Марта этого, конечно, не знает.
– Теперь, когда «Веселая вдова» опять выставлена на продажу… – начала Марта.
У Дэниэлл все похолодело внутри. С чего это она вдруг об этом заговорила? Она подозревает, откуда поступают деньги? И сколько еще людей догадаются, когда поступления иссякнут?
– Вряд ли у тебя будет время организовать еще один семинар по истории края, – продолжала Марта. – У тебя и так проблем выше крыши.
– Ты права, – облегченно вздохнула Дэниелл.
На секунду ей стало жалко себя. Она приехала в Элмвуд на несколько месяцев, чтобы помочь Гэрри, пока он поправится. В то же время она собиралась проделать важную подготовительную работу для своей магистерской диссертации по истории освоения края первыми поселенцами. Но ее пребывание затянулось. Трудно сказать, когда Гэрри будет в хорошей форме. И потом, эти проблемы с «Веселой вдовой»…
Дэниелл утешила себя тем, что прослушает пленки и оценит качество собранного ею материала.
– У нас появилось много добровольцев, желающих заняться этой работой. Но мы подождем, пока ты не разберешься с «Веселой вдовой», – сказала Марта.
– Иногда мне кажется, что это никогда не кончится, – сокрушенно вздохнула Дэниелл.
Впервые она подумала, что им делать, если Яблонски не вернутся, а других покупателей не найдется. Или, вернее сказать, с Дики все понятно, а что ей делать?
Хорошо, что она сходила в музей. Занимаясь уборкой, она слушала через наушники плеера записи рассказов старых жителей Элмвуда. Интервью становились все лучше и лучше, в них сквозил бесценный материал для ее работы.
Если она, конечно, когда-нибудь напишет ее. В такие моменты, как этот, все казалось маловероятным.
Уже был полдень, гости могут вернуться в любую минуту, а ей еще оставалось убрать спальню, ванную и места общего пользования. А через два часа ей надо быть в ресторане – встречать гостей к обеду.
Дэниелл вставила следующую кассету. Женский голос, ясный и четкий, вызвал слезы у нее на глазах еще до того, как она поняла, кому он принадлежит. Аннабелл Фишер, у которой сама Дэниелл брала интервью. Это было ее первое интервью.
Боль и печаль охватили Дэниелл. Мисс Фишер была уже старой и говорила, что готова к смерти, но для Дэниелл ее уход стал ударом. Почти до самой смерти мисс Фишер была строгой классической учительницей английского языка, ее требования к студентам казались невероятно завышенными.
Именно Дэниелл было позволено разглядеть душу женщины, которая когда-то была маленькой хорошенькой девочкой, любимицей богатого отца. Девушкой, которой приходилось скрывать удивительное чувство юмора за маской благопристойности, чтобы поддерживать дисциплину среди студентов, почти ее ровесников. Женщиной, которая гордо несла себя по жизни, даже когда ее финансовое состояние сильно пошатнулось…
Дэниелл подавила слезы и отнесла кассету в свою сумку в апартаменты Яблонски. Когда она вышла на лестницу, раздался звонок у входной двери. Она запыхалась, добежав до двери.
– Извини, – сказала Пэм. – Судя по всему, я оторвала тебя от чего-то очень интересного, или ты бежала издалека. Попытаюсь догадаться.
– Издалека, издалека, – сказала Дэниелл. – Иди за мной, пока я тут убираюсь.
Пэм извлекла нечто похожее на хлебный батон.
– Инструкции внутри упаковки. Он за ночь поднимется в холодильнике, к утру у тебя будут творожники на завтрак.
– Ты прелесть, – Дэниелл растроганно обняла ее. – Я буду в первой спальне на втором этаже.
Пэм присоединилась к ней несколькими минутами позже, она принесла два бокала лимонада.
– Передохни, – приказала она. – Я за час со всем управлюсь, потом мне надо будет вести Джоша на спортивные занятия.
Слезы опять подступили к глазам Дэниелл.
– Ну, что ты, не надо.
– Я привыкла к такой работе. У меня же дети. И потом, после уборки дома здесь просто нечего делать. Одно дело – каждый день мыть посуду, а другое – готовиться к вечеринке. Совсем разные ощущения.
Дэниелл села на пуфик у камина.
– Я уже никакая, Пэм. Что дальше? Я только три дня этим занимаюсь, а уже увязла по уши.
– Привыкнешь. Ты выработаешь систему, и все пойдет гораздо быстрее.
– Не хочу я привыкать. Мне нужна тихая, спокойная башня из слоновой кости, с занятиями научной работой и со студентами. Управление отелем для кого-то может быть волшебным занятием, но я совсем не хочу так провести свою жизнь.
– Это была не самая удачная неделя для тебя, Дэниелл. Вся ответственность навалилась на тебя неожиданно, да еще сверх твоей основной работы…
С порога раздался голос Дики:
– А, вот ты где, Дэниелл. Привет, Пэм. Дэниелл вспомнила, что она не причесана, на блузке пятна пыли и от нее пахнет полиролем и жидкостью для мытья стекол.
А Дики выглядел безукоризненно, как всегда. Он снял пиджак и галстук – рубашка была крахмально-белой, брюки сидели как влитые.
– Вот посмотри на это. – Дэниелл заметила сложенные в трубочку бумаги у него под мышкой. – Немного организованности не повредит.
Она осторожно взяла бумаги. Да уж, совсем немного! Мелким шрифтом, с заголовками и подзаголовками, шаг за шагом перечислено все, что необходимо сделать для нормального функционирования «Веселой вдовы». Он сидел над этим не иначе как несколько часов.
Дэниелл свернула бумаги и швырнула ему их обратно. Сверток тяжело и неуклюже плюхнулся на пол, страницы разлетелись в разные стороны.
Дики наклонился, чтобы собрать их.
– Тебя не интересует моя помощь?
– Если хочешь помочь, – холодно сказала Дэниелл, – вымети крошки от кекса из-под стола. Это будет помощь. Составил список дел, которые я должна выполнить, да еще небось думал ходить за мной по пятам и указывать, что я делаю не так и не в том порядке. Убирайся отсюда и не мешай мне работать, Оливер…