Дочь Хранителя
— Теплые Воды. Через неделю.
— Теплые Воды — я запомню. До встречи, Ольга.
— До встречи, Кир…
Сон был на удивление четким, совсем не из тех, что забываются на рассвете, оставляя лишь смутные воспоминания. Я все еще прокручивала его в голове, когда в фургон вошел Лайс и, ни слова не говоря, швырнул в меня комок из каких-то тряпок. Хотела возмутиться, но тряпки при ближайшем рассмотрении оказались моей же одеждой.
— Хоть бы развесила с вечера, — с упреком высказал кард.
Я пожала плечами. Зачем? Они и так прекрасно высохли.
— И вставай, соня. Весь лагерь уже на ногах.
— Доброе утро, господин магистр!
Должен же хоть кто-то в нашей компании придерживаться элементарных правил хорошего тона?
— Доброе утро, госпожа открывающая, — насмешливо поклонился мужчина. — Как спалось, что снилось?
Самой бы знать, что.
— Сон снился. Иди сюда, — я похлопала рукой по одеялу, — расскажу.
Эн-Ферро проворчал что-то насчет того, что делать ему нечего, как только девичьи грезы обсуждать, но все-таки присел рядом.
— Мне родители снились. Даже не снились — виделись.
— Как виделись? — заинтересовался магистр Пилаг.
— Как со стороны. Но немного странно: маму я хорошо видела, а отца смутно, просто знала, что это он. И еще там тетя была, молодая совсем, я ее такой и не помню.
— А сам сон, о чем он?
— О них. Как будто они только встретились. На Земле, в моем городе. Разговор короткий. Но больше эмоций, чувств…
— Чьих? — уточнил Эн-Ферро.
Я на мгновение прикрыла глаза, вспоминая.
— Его. Точно его, отца.
— И его ты не видела. Ощущала, но не видела.
— Да.
— Это не сон, Галчонок, — нахмурился кард. — Это воспоминание. Его воспоминание. Он оставил его тебе.
— Оставил? Такое возможно?
— Да. У тебя есть какие-нибудь его вещи? Что-нибудь из металла, стекла? Драгоценности?
Я покачала головой. Ничего такого.
— Только фотография.
— Нет. Не фотография. Я ее видел — она обычная. Да Кир бы и не решился оставить такой хрупкий носитель. Думай.
— Да не о чем мне думать! Драгоценностей у меня нет, одежда почти вся местная.
— А чашка эта твоя? — вспомнил маг.
— Чашку мне тетя на годик купила. Там и дата выпуска на донце.
— Не подходит. Еще что? Должно же у тебя быть хоть что-то от родителей!
Ага. Есть. Нос мамин, глаза папины.
— Что ты сказала?
Ну когда же я научусь: проснулась — закрылась! А то наш магистр в последнее время всегда на взводе.
— Я сказала, что единственное, что тут есть от моих родителей, — это я сама.
Кард воззрился на меня с каким-то странным выражением: удивление постепенно сменяющееся восхищением.
— Невероятно! — выдохнул он.
— Что именно? — Я старалась не поддаться охватившему моего товарища возбуждению.
— Это ты!
Ну да. Это я. По крайней мере, с утра еще была я.
— Его воспоминания в тебе самой!
— Шутишь? Разве такое бывает?
— Не знаю. — Энтузиазм немного спал. — Но это единственное логическое объяснение.
— Как по мне, логикой здесь и не пахнет.
Лайс вскочил на ноги и принялся ощупывать мою голову.
— Это не имплантаты, — сообщил он наконец.
Слава богу! У меня и зубных пломб-то нет.
— Шеф говорил, что отец был мастером ментального воздействия, — вспомнила я.
Эн-Ферро с сомнением покачал головой:
— Ментальное воздействие на сознание и подсознание новорожденного ребенка?
— Ну я не специалист. Но в том, что это был не простой сон, уверена на все сто.
Маг погрузился в раздумья, и я старалась его не отвлекать. Глядишь, и надумает что.
— Кир каким-то образом вложил в тебя часть своих воспоминаний, — нерешительно вымолвил он спустя время. — Как именно, не скажу, я не слишком знаком со спецификой дара Хранителей, да и с драконьей магией в целом. Вопрос: почему первый, а я считаю, это лишь первый подобный сон, привиделся тебе только сейчас? Есть два одинаково разумных предположения. Первое — сработал некий таймер, настройка на определенный возраст или твое достаточное умственное развитие. Второе — воспоминания проснулись на Таре из-за высокого магического уровня мира. Во втором случае Кир должен был предвидеть, что Рошан не станет удерживать тебя на Земле.
— Или он считал, что в слабом мире воспоминания мне не пригодятся, — вставила я. — Ведь шеф мог удовлетвориться тем, что я жива-здорова, и ни о чем не рассказывать. В этом случае странные сны были бы без надобности или даже во вред.
— А сейчас, — прищурился кард, — они должны иметь для тебя пользу?
— Не уверена. Возможно, отец просто хотел, чтоб я знала о них то, что выросшие в нормальных семьях дети знают о своих родителях: как познакомились, как полюбили друг друга. А может, эти видения содержат и другую информацию. В любом случае, это интересно.
Я почувствовала, что к горлу подползает предательский спазм, а на глаза наворачиваются слезы. Это не только интересно. Это важно. Это нужно мне, потому что один коротенький сон рассказал об отце больше, чем Рошан и Лайс вместе взятые. Не просто рассказал — приоткрыл для меня частичку его души.
— Галчонок? — Эн-Ферро все-таки что-то заметил.
— Нужно досмотреть эти сны до конца, — с трудом выговорила я. — И будет ясно. А сейчас иди, я оденусь.
И может, поплачу. Чуть-чуть.
В Савр обоз не заходил, Листеку не хотелось платить въездную пошлину.
— Дрянь городишко, — прокомментировал Лайс. — И правильно, что не заехали. Только время потеряли бы, а нам еще Рваные пустоши миновать нужно.
Рваными назывались испещренные глубокими оврагами пустоши, начинавшиеся в нескольких парсо к северу. Обсуждая этот участок пути, обозники отчего-то нервничали. Как я поняла, опасались грабителей. Говорили, что именно там, в отдалении от городов и поселков с их стражей и ополченцами, этим летом уже было совершено несколько налетов на торговые караваны. А бандитов, несмотря на все усилия властей, так и не поймали. Ходили слухи, что те скрываются в катакомбах, оставшихся от стоявшего там когда-то древнего города, и вход в подземные тоннели известен только членам шайки.
— Страшилки, — отмахнулся Лайс. — Каин просто не хочет, чтобы его парни расслабились и обленились.
Но от меня не укрылось то, что он спрятал под сиденье купленный в Мискане арбалет, до сих пор лежавший в фургоне. А спустя час открылась тайна длинного холщового свертка, который «братишка» приволок откуда-то в день отъезда: кард смотал бечеву и из-под плотной ткани показалась рукоять меча. Страшилки, значит?
Обоз шел без остановок, торопились пройти лихие места до наступления темноты. Первое время по обе стороны от дороги тянулись лишь поля, местами перемежаемые редкими посадками. Если верить карте, всего в десяти парсо к западу, то есть слева, был океан — тракт шел вдоль побережья, но, к моему огромному сожалению, слишком далеко от него, чтобы можно было хотя бы увидеть воду. Только поля и чахлые рощицы. К обеду растительности вокруг поубавилось. Осталась разве что выгоревшая трава да невысокие кустики. Неслышно стало птиц. Повозки теперь все чаше подпрыгивали на ухабах и рытвинах, и мы вынуждены были сбавить ход.
Дальше стало и того хуже. Ближе к ночи, когда солнце уже наполовину ушло за линию горизонта, относительно ровная местность сменилась холмами и оврагами. Кое-где через особо широкие и глубокие трещины в рыжей каменистой земле были переброшены мосты из рассохшихся бревен. И всякий раз, когда фургон въезжал на такой мост, мне казалось, что тот проломится и мы рухнем вниз. Сцена падения виделась ясно: скрип, треск, летит фура, я, Лайс, а сверху на нас шмякаются оба наших кера. Жуть! Но мысль показалась мне интересной, и я стала представлять себе нашу далекую от героической гибель во всех подробностях. Скрип, треск, мой крик, звук ломающегося дерева и дробящихся костей, кровь фонтаном…