Зажги меня
Я сжимаю в ответ его пальцы – на этот раз достаточно нежно, и прижимаюсь поближе к нему.
– С нами все будет в порядке, Кенджи. Я обещаю. Мы будем держаться вместе. Мы пройдем через все испытания.
Кенджи высвобождает свою руку, чтобы обхватить меня за плечи и прижать покрепче к себе. Он начинает говорить, и на этот раз голос его звучит более мягко:
– Что с тобой случилось, принцесса? Ты стала какая-то другая.
– В плохом смысле?
– В хорошем. Как будто ты подросла и стала носить лифчик, как взрослая.
Я громко смеюсь.
– Я вполне серьезно, – улыбается Кенджи.
– Ну… – Я молчу, потом добавляю: – Иногда становиться другой даже лучше, правда?
– Конечно, – подтверждает Кенджи. – Да, наверное, ты права. – Он снова замолкает. – Ну а теперь ты мне расскажешь, что случилось с тобой, да? Потому что последний раз, когда я тебя видел, тебя запихивали на заднее сиденье в танк противника, а вот сегодня ты приходишь сюда вся такая свежая – только что из-под душа, в беленьких новых кроссовках, причем прогуливаешься не одна, а с Уорнером, – говорит Кенджи, отпуская мои плечи и снова завладевая моей рукой. – Это все никак у меня в голове не укладывается.
Я медленно выдыхаю, чтобы успокоиться. Как странно слышать голос Кенджи, понимать, что он тут, рядом, но при этом не видеть его. Со стороны, наверное, похоже на то, будто я сейчас собираюсь исповедоваться ледяному ветру.
– Андерсон стрелял в меня, – говорю я.
Кенджи останавливается возле меня. Я слышу его тяжелое дыхание.
– Что?!
Я киваю, хотя он меня сейчас все равно не видит.
– Меня тогда повезли не на базу. Солдаты доставили меня к Андерсону. Он поджидал меня в одном из домов на неконтролируемой территории. Мне показалось, что ему хотелось встретиться со мной с глазу на глаз, чтобы рядом больше не было никого постороннего, – сообщаю я Кенджи, вместе с тем умышленно не упоминая про маму Уорнера. Такие семейные тайны мне не принадлежат и существуют не для передачи третьим лицам. Вместо этого я говорю: – Андерсону хотелось отомстить мне за то, что я сотворила с его ногами. Он стал калекой. Когда я увидела его, он был с тростью. Но прежде чем я успела разобраться, что к чему, он просто вынул откуда-то пистолет и выстрелил в меня. Прямо в грудь.
– Вот черт! – Кенджи шумно выдыхает.
– Я очень хорошо все это помню. – Тут я задумываюсь на секунду, но потом продолжаю: – Как я умираю. Это было самое невыносимое, самое болезненное мое состояние. Страшнее и хуже этого я ничего еще не испытывала. Я не могла кричать, потому что у меня были задеты легкие, и их заливала кровь. Ну, не знаю. Я просто должна была лежать там на месте, пытаясь вздохнуть, надеясь на то, что все это скоро кончится и я умру. И все это время, – говорю я, – все время я думала о том, что провела свою жизнь как трус, и это ни к чему не привело. И я уже тогда знала, что если мне представится возможность повторить все с самого начала, я обещаю себе, что навсегда перестану малодушничать.
– Да, все это, конечно, замечательно и весьма трогательно, – замечает Кенджи, – но как тебе удалось выжить, черт побери, если тебе выстрелили прямо в грудь? – требует он ответа. – Ты сейчас должна быть трупом.
– Да, конечно. – Я прокашливаюсь. – Да, но дело в том, что Уорнер спас мне жизнь.
– Да ты шутишь?!
Я стараюсь не рассмеяться.
– Я вполне серьезно, – настаиваю я и в течение следующей минуты рассказываю ему о том, как в доме случайно оказались наши девушки и как Уорнер умолял их спасти меня и сам использовал для этого их силу. Как Андерсон преспокойно уехал по своим делам, оставив меня умирать, и как Уорнер забрал меня с собой на базу, где все это время прятал и помогал быстрее восстановиться. – Между прочим, – говорю я Кенджи, – совершенно очевидно, что Соня и Сара до сих пор живы. Андерсон взял их с собой в столицу. Он хочет заставить их служить себе в качестве своих личных целительниц. Возможно, он уже сделал все возможное, чтобы вынудить их вылечить ему ноги.
– Ну хорошо, знаешь, что? – Кенджи останавливается и берет меня за плечи. – Ты сдай немного назад, ладно? Ты обрушиваешь на меня за такое короткое время столько информации, что я не в состоянии переварить все это сразу. Придется тебе рассказать все с самого начала. Кроме того, мне нужно знать буквально все, – говорит он, постепенно повышая голос до верхних ноток. – Что это еще за чертовщина? Наши девушки живы? И что ты имела в виду, когда говорила про Уорнера, как он перенес их энергию через себя на твое тело? Это возможно, черт побери?
И я все это ему подробно описываю.
Наконец, он вынуждает меня рассказать ему о всем том, что мне пока не хотелось раскрывать. Я говорю ему о способности Уорнера и о том, почему получилось так, что Кенджи пострадал, выходя в тот роковой вечер из столовой. Рассказываю о том, что Уорнер тогда еще сам не сознавал, что владеет такой способностью, и я позволила ему потренироваться на себе в пустом коридоре, когда все остальные находились в медицинском отсеке. Я заканчиваю эпизодом, как мы вдвоем с ним проломили пол в коридоре.
– Вот это да! – шепчет Кенджи. – Значит, эта скотина пыталась меня убить!
– Это получилось у него не умышленно, – отмечаю я.
Кенджи бормочет себе под нос что-то очень неприличное.
И хотя я не упоминаю визит Уорнера в тот же вечер ко мне в комнату, я все же рассказываю Кенджи о том, как Уорнеру удалось сбежать, а так же что Андерсон специально ждал появления Уорнера перед тем, как выстрелить в меня. Потому что Андерсон знал, как Уорнер относится ко мне, и решил наказать его за это.
– Погоди-ка, – перебивает меня Кенджи. – Что ты хочешь этим сказать – «Андерсон знал, как Уорнер к тебе относится»? Мы все это знали, какая уж тут тайна? Он хотел сделать из тебя живое оружие. Тоже мне, откровение. Мне почему-то казалось, что папочка должен быть счастлив насчет такого отношения своего сыночка.
Я застываю на месте.
Как я могла забыть про эту часть моей истории, которая пока что должна была оставаться тайной. Я же никому и никогда не рассказывала ни слова о своей связи с Уорнером. Даже если Адам и мог подозревать, что у Уорнера был ко мне не только профессиональный интерес, я никогда ни с кем не делилась своими мыслями о личных встречах с Уорнером. И не передавала ничего из того, о чем мы с ним разговаривали.
Я шумно сглатываю.
– Джульетта, – произносит Кенджи с ноткой предупреждения в голосе, – ты больше не должна и не имеешь права ничего скрывать из всего того, что с тобой произошло. Ты должна сейчас же рассказать мне, что происходит.
Я чувствую, как меня начинает слегка покачивать.
– Джульетта…
– Он влюблен в меня, – шепчу я. Я никогда не произносила этих слов вслух, даже самой себе. Я, наверное, надеялась на то, что эту часть во всех ее подробностях каким-то образом можно было бы и пропустить. Просто проигнорировать, не упоминать. Позабыть о ней так, чтобы и Адам никогда ничего не узнал.
– Он… погоди-ка… что?!
Я глубоко вздыхаю. Внезапно я чувствую себя усталой и опустошенной.
– Прошу тебя, немедленно скажи мне, что ты шутишь, – просит Кенджи.
Я мотаю головой, снова забывая о том, что сейчас он меня не видит.
– Вот это да!
– Кенджи, я…
– Но это же дикость какая-то! Я-то все время подозревал, что Уорнер – самый настоящий псих. Ты меня понимаешь? – Он начинает смеяться от души. – Но вот теперь я вижу, что зря я в этом когда-то усомнился.
Я широко раскрываю глаза, и этот смех заражает меня. Я сильно толкаю его в невидимое плечо.
Кенджи хохочет еще сильнее, его позабавило мое признание. И еще он смеется от облегчения, потому что, конечно же, он мне не верит. Потом, успокаиваясь, набирает в легкие воздух и продолжает:
– Ну хорошо, ну допустим, но как ты узнала о том, что он любит тебя?
– То есть?
– Ну, то есть… он что же, назначал тебе свидания или как? Покупал конфеты или писал тебе дешевенькие стихи? Мне кажется, Уорнер не такой уж чувственный тип, если, конечно, ты понимаешь, что я имею в виду.