Возвращение
– Ага, – деловито установила я и, опираясь на список человеческих болезней моего мира, выдала: – Насколько мне известно, пятнышки по всему телу могут быть следствием краснухи, ветрянки или диатеза. Первые две болезни совершенно детские, не понимаю, где бы ты, хоть и юный по возрасту сильф, мог их подхватить, а вот диатез вполне вероятен…
– Я умру? – едва услыхав иностранное слово «диатез», жалобным тоном умирающего лебедя слабо вопросил Фаль, крылышки печально обвисли.
– Вообще-то нет, – улыбнулась я. – Даже лечить тебя не надо. Почешется немного и перестанет, ну еще недельку нельзя будет красных ягод кушать. Ты, дружок, вчера съел слишком много незнакомой пищи, я о конфетах, вот организм и воспротивился. Это всего лишь легкое проявление аллергии, помните, я вам об этом рассказывала.
– Было дело, – подтвердил Кейр.
– Но ведь мы все ели их поровну, чего же, тоже такими ходить будем? – озадачился взъерошенный с ночи Лакс и на всякий случай поискал на руках признаки начинающегося недуга.
– Ели все, но соотношение единицы продукта на единицу веса в случае нашего сильфа оказалось самым весомым, – возразила я, борясь с искушением процитировать кролика из мультфильма: «Фсе дело ф том, фто хто-то флифком много ефт».
Мужчины переглянулись, подавив вполне обоснованное желание дружно заржать во все горло, слишком уж жалким был вид очаровательного обжоры и большим их собственное облегчение. Несмотря на эгоизм и легкомыслие, Фаль не мог не нравиться. Его открытость и наивная чистота даже в худших чертах характера против воли вызывали симпатию и завоевывали сердца. Никто не рассердился на обаятельного малыша за раннюю побудку и поднятую панику.
Я усадила утешенного сильфа на плечо (для полного успокоения он продолжал цепляться за футболку, назначенную на роль ночной рубашки) и сладко зевнула:
– Ложиться досыпать, наверное, уже бесполезно. Будем вставать! Раньше тронемся в путь-дорогу дальнюю. Люблю бродяжничать и терпеть не могу зимы. Патологическая жажда новых впечатлений требует утоления. Может, у меня в роду тоже были балаганщики или перелетные птицы?
– Ты хоть выспалась? – озаботился Лакс, вылезая вслед за мной на свежий воздух, где уже или еще (вот ведь неугомонный народ лунатиков!) бродили балаганщики. То ли не ложились вовсе, то ли уже успели подняться. Кое-кто завтракал, как и наш знакомый дядюшка Каро, вместе с труппой сидевший у костерка рядом со своими фургонами и прихлебывавший из кружки горячий травяной настой. Дэлькор лежал рядом, но, завидев меня, моментально вскочил, чтобы получить свою порцию утренней ласки.
– Наверное. Во всяком случае, спалось просто замечательно. Молодцы балаганщики со своим праздником. Мужик под гитару так пел, лучше всякой колыбельной укачивало, не голос, а сказка, – ежась от утренней прохлады, задумчиво разбирая спутавшиеся за ночь волосы и поглаживая гриву Дэлькора, признала я, по горькому опыту понимавшая: чужое веселье по ночам приносит одни неприятности.
Пьяные вопли под окнами, звон битого стекла, рев сигнализации, ругань, топот и гогот могут прийтись по вкусу разве что мазохисту суперизвращенного толка. Самое обидное, ничего с этим гадством не поделаешь. Ругаться бесполезно, разойдутся пуще прежнего «назло врагам», милицию вызывать тоже без толку, если даже стражи порядка соблаговолят приехать, то часика через три-четыре, когда либо компания закончит гудеж, либо сама уснешь как убитая, невзирая на шум. Единственный по-настоящему действенный выход, практикуемый в свободное время, – присоединиться к общему веселью, но если поутру на занятия надо, фишка не сработает. Иногда озверевшая я мечтала еще об одном способе борьбы с нарушителями покоя – пулемете с бесконечными патронами. Но, увы, такие фантазии реализовать было невозможно.
– Мужик с гитарой? – В голосе рыжего вора проскользнули ревнивые нотки. – Чего-то не припомню.
– Может, ты слишком крепко спал? – предположил Кейр, и сам не слыхавший ничего подобного в силу банального отсутствия в фургоне по ряду уважительных причин. Причин, кажется, если краешек моего уха точно уловил обрывок болтовни телохранителя с Гизом, было целых три.
– Вы слышали в ночи голос, словно бархат и шелк, и музыку, будто звучание небесных струн, сплетенных из ветра и дождя, да, магева? – отставив кружку, вскочил на ноги дядюшка Каро. Вид у крепкого мужика был словно у взволнованного первоклашки, да и вся его компания уставилась на меня как по команде.
– Пожалуй, так, – согласилась я, не чуя подвоха. – Исполнение достойно самых высоких похвал. Никогда прежде не слышала столь восхитительной музыки.
– Темный Менестрель играл для тебя, – благоговейно выдохнул мужчина.
«Темный? Негр, что ли?» – мимолетно удивилась, а Лакс запальчиво заявил:
– Это же выдумки! Темный Менестрель – сказка для наивных дурочек, грезящих о ловеласе, крадущем песней сердца!
– Он – покровитель нашего народа, бог или иное загадочное создание – неизвестно, но не выдумка, нет, – абсолютно уверенно ответил дядюшка Каро, бросив на вора недовольный взгляд. – А уж что он для магевы играл сегодня, конечно, диво, не каждому из балаганщиков хоть раз в жизни доведется издалека увидеть его темную тень или услышать перебор волшебных струн. Так ведь то, что магева Оса вчера сотворила, чудо не меньшее, чем совершал некогда менестрель. Думаю, в благодарность за нас Темный играл для магевы. Да…
– Значит, это был концерт по заявкам, – умильно улыбнулась я. – Здорово! Не отказалась бы каждую ночь засыпать под такую музыку! Но вряд ли у вашего покровителя найдется время баюкать меня еженощно. Жаль! Эх, вот диск с какой музыкой я бы купила, даже лицензионный! Если увидите его, передавайте мое восхищение, аплодисменты и просьбу выступить на бис.
– Коль случится увидеть, непременно передадим, магева, – пообещал дядюшка Каро, а Лакс ревниво фыркнул. В отличие от Фаля, искренне опечаленного из-за пропущенного чуда, парень, кажется, жалел о том, что не видел загадочного музыканта, только потому, что не имел возможности задать ему трепку за исполнение серенад чужим девушкам.
Поболтав еще чуток о загадочном феномене Темного Менестреля, занялись завтраком и упаковкой шмоток. Кейр, готовый хоть сейчас в поход, разумеется, озаботился заготовкой съестного на трапезу и про запас, припахал в помощь Гиза, а я и Лакс, в вещах которого после недельного запоя царил полный ералаш, всерьез взялись за сборы. Усевшись рядом с сундуком, откинула крышку и печально вздохнула. Да, в евклидовом пространстве все эти великолепные вещи маэстро Гирцено ни при каком искусстве упаковки не могли влезть в походную сумку скромных размеров. Предстоял процесс мучительного отбора. Не тащить же за собой сундук, приторочив его к крупу Дэлькора, и не реквизировать фургон балаганщиков! Они-то дадут, да я сама себе буду французов-мародеров под Москвой в тысяча восемьсот двенадцатом напоминать. Кажется, Фаль, обожавший все яркое, блестящее и изысканное, переживал не меньше моего, даже о своем диатезе забыл. Перелетел на краешек крышки, печально погладил верхнюю золотистую рубашку, расшитую мелким жемчугом, и вновь вернулся на плечо.
– Чего вздыхаешь, никак о Темном Менестреле мечтаешь? – с усмешкой спросил вор, внутренне напрягаясь.
– Менестрель – это поэзия, а на данный момент более всего меня беспокоит проза жизни. Жаль вещи здесь оставлять, а все в сумку не запихнешь, – честно призналась в собственном грехе и помечтала: – Мне б такой волшебный сундук, чтобы стукнул, скажем, три раза по крышке, он уменьшился, хоть в карман клади, стукнул снова, и сундук к прежним размерам вернулся! – Я мечтательно постучала по крышке и ойкнула.
Сундук на моих глазах плавно съежился до размеров шкатулки.
– Вот это да!!! – Лакс разом забыл о ревности, подался ближе и спросил: – А ты так с любой вещью можешь?
– Я так вообще не могу, моя магия больше на стихии, дух и плоть действует, с предметами материальными сложно, на раз-два ничего не выходит, тем паче что даже рун не рисовала. – Я не стала приписывать себе чужие заслуги и предположила: – Это, наверное, Фаль!