Возвращение
Пока еще отношения выяснялись вербальным путем, но нешуточный накал страстей обещал в самое ближайшее время обернуться классическим мордобоем прямо посреди столбовой дороги, создавая помехи транспортному потоку. Не то чтобы мне, как Бэтмену, было больше всех надо, просто взыграло стихийное любопытство.
– Магева! Магева! Вот она-то пусть и рассудит, – на удивление слаженно для готовых вцепиться друг другу в бороды людей загомонили мужики и клином двинулись в мою сторону.
Кабы я уже не знала, что моя профессия обеспечивает в здешних краях неприкосновенность, а спутники жизнь положат, но вреда мне причинить не позволят, попыталась бы дать деру. Очень уж целеустремленно обступала меня делегация хмурых и потных крестьян.
– Покража у нас, магева, рассуди! Разыщи татя! – комкая в руках какую-то нелепую помесь панамки и кепки, впопыхах сдернутую с головы, прогудел самый бородатый и грузный из мужиков, может быть и признанный старшим за свои габариты.
– И что же, вы полагаете, украдено? – первым делом уточнила я.
– Кошель со всей выручкой за ярмарку умыкнули! – запричитал мужик в рубашке с вышивкой по вороту и по рукавам понаряднее, чем у первого, и, едва сдерживая скупую мужскую слезу, принялся перечислять, что именно он запродал, чтобы выручить денежку. Брови его, кустистые, как у Брежнева, и такие же черные, двигались вразнобой и походили на пару заплутавших на лице гусениц.
На ранних яблоках я сломалась и взмолилась:
– Стоп! Происхождение денег роли не играет. Главное – факт их исчезновения. Кошель пропал, вы не знаете, кто виноват, и подозреваете друг дружку. Так?
– Истинно так, магева, – покорно и с видимым облегчением подтвердил потерпевший, компания согласно закивала, пораженная моей мудростью.
Я обвела собрание взглядом и почесала за ухом. Да, виновного найти не большая проблема, магия поможет, даже без нее знаю, логических фокусов достаточно, не зря сказки в детстве слушала, а в юности почитывала. Вон хотя бы история про горшок с черненным сажей донцем: когда всех в круг ставят, психологически обрабатывают проникновенной речугой и дна касаться велят. Виновный ни в жизнь не дотронется, боясь разоблачения, у него-то одного рука чистой и останется. С рунами же вовсе никакие трюки, играющие на нервах, не нужны. Достаточно вызвать тейваз– руну цели и справедливого суда, формой походящую на стрелу, – на виновного останется только пальцем показать и ехать дальше. Просто, как апельсин. Мысленно улыбаясь, я вызвала свою руну и почти сразу поняла, что просто и ясно в этот раз не получится.
Нет, дело было вовсе не в том, что магия внезапно отказалась работать, Гиз-то теперь играл на моей стороне, а значит, никаких помех ни справа, ни слева не имелось. Неразрешимое противоречие имело вид лопоухого, веснушчатого, как подсолнух, соломенноволосого молодого мужика, вернее сказать, пока еще парня, только рослого, косая сажень в плечах.
Тейваз, возникшая перед моим мысленным взором, однозначно осветила его фигуру. Вот только на неосознанный вопрос: «На фига этому парню, Ситепе, чужие бабки сдались?» – руна взяла и показала ответ.
Передо мной, как при ускоренной съемке, только очень четко, мелькнуло несколько образов. Лопоухий ворюга и сдобная, как булочка с корицей, с парой толстых кос девушка, держащиеся за руки с типичным трепетом влюбленности. Потом беседа парня с грузным мужиком, тем, который просил помочь следствию, отцом девицы. Назначение выкупа за невесту – и вновь дурная от счастья парочка, обжимающаяся на заднем дворе… Ярмарка. Хмельной отец возлюбленной, по пьяни торопящий парня со сбором «дани» и грозящий выдать девицу за другого, коль женишок не поспешит. Страх потерять любимую и решение позаимствовать из отвязавшегося с пояса кошеля богатого односельчанина недостающую сумму с тем, чтобы непременно вернуть долг с лихвой. Рука, тянущаяся к кошелю, и под конец та самая общая свара, перед которой ее виновник не успел отсчитать жалкие пять монет и вернуть пропажу на место. Жгучий стыд, терзающий парня и перерастающий в беспросветное отчаяние. Потому-то вор самым красным из компании не был, слишком испугался, что теперь вся жизнь его кончена: позор, изгнание из деревни, неизбежная разлука с любимой. Такое близкое счастье рухнуло в один момент, оглушив его болью.
Ну как, скажите на милость, я могла отдать этого дурня на растерзание? Да я ж сама бы потом не спала! Вот так задачка. Мозг лихорадочно заработал, пытаясь найти решение, способное удовлетворить и жаждущих показательного суда крестьян, и мою собственную привередливую дуру-совесть. Один-единственный даже не то чтобы плохой, нелепый поступок не должен был сломать парню всю жизнь. Я чуяла не только его страх перед карой, но и стыд, и раскаяние.
Идея пришла, как всегда, неожиданно, я едва удержалась от того, чтобы не рассмеяться, когда с чинным, снисходительным спокойствием вопросила общество:
– Значит, хотите, чтобы я вас рассудила?
Мужики снова закивали, мое магевское величество тоже кивнуло и с иронией продолжило:
– А я бы вам вместо суда предложила меньше пить или лучше похмеляться поутру. Эй, парень, как там тебя, Ситепа, ну-ка сбегай за поворот. Там, в траве, у куста, в таких мелких зеленых ягодах, красный мешочек валяется. Глянь, не ваш ли?
Тускло-безнадежные глаза вора, собравшегося, не дожидаясь магического разоблачения, во всем покаяться, вновь ожили и посмотрели на меня с восхитительной надеждой, превратившей простецкое лицо юноши в почти иконописный лик. Я украдкой подмигнула проштрафившемуся бедолаге и поторопила его, пока мужики всем табуном не понеслись за поворот – выискивать кошель, покоящийся за пазухой у вора. Хвала тому богу, которому парень молился, он все-таки не стал стоять столбом и, сорвавшись с места, ринулся прочь, только пятки замелькали.
Обернулся Ситепа мигом, мужики не успели опомниться. Бедолага вопил на бегу с совершенно искренним ликованием приговоренного к казни и чудом избегнувшего неминучей участи:
– Нашел! Нашел! Вот он!
Владелец кошеля, возмущавшийся и сыпавший обвинениями больше всей вместе взятой компании, почти выхватил из рук горе-похитителя кошель, тут же вывалил его содержимое на плат в возке и пересчитал трижды. То ли не верил в свои математические способности, то ли опасался, что мошну «за время возлежания под кустом» успели облегчить окрестные зверюшки или кто из проезжих.
– Ровнехонько двадцать монет и семь бронзовок, – сконфуженно признался он. – И как там очутился? Не сымал ведь с пояса…
– Видать, права магева-то насчет опохмелки, – заулыбались крестьяне, а виновник переполоха, красный как томат, почесывая выглядывающее из кафтана пузо, стыдливо пропыхтел:
– Вы уж простите, мужики, что я так всполошился, невесть чего нес, ежели обидел кого, в ноги поклонюсь! Главное ты, Ситепа, звиняй, на тебя-то я пуще всех думал. Ты, это вот, держи-кась! – Внезапно решившись, «растеряша» слазил в обретенный кошель, вытащил из него несколько монет и провозгласил: – Бери-бери! Тебе ж как раз еще пяти для откупа за Наждину не хватает!
Ситепа несколько мгновений только открывал и закрывал рот, не веря в реальность впихиваемых ему почти насильно монет, отдаваемых хозяином добровольно, а ведь он хотел взять их тишком! Покраснев еще гуще от щедрости крестьянина, парень пробормотал:
– Спасибо, Дрол, ой спасибо! Но я только в долг у тебя их взять могу! Верну непременно! По осени верну!..
– Ну ладно, почтенные, вы тут уж друг перед другом сами винитесь хоть до вечера, а нам в путь пора, – встряла я в душещипательную сцену самым пошлым и приземленным образом. Внимание публики тут же переключилось на меня, мужики замерли, ожидая оглашения платы. Вспомнив об этом обычае, склерозная магева (я то есть!) нетерпеливо отмахнулась:
– Ничего вы мне не должны, не колдовала ведь я, когда кошель ваш под кустом разглядела. Так что бывайте да больше не теряйте ничего, не каждый день за вами по пятам честные люди путь держать будут!