Улыбайся! (СИ)

Удивительно, но у меня хватило сил записывать то, что он диктовал. А ведь никогда ни за кем не записывал… Позже у девчонок узнавал все вопросы. Я почти лег на парту, чтобы он меня не видел. Капец! Как так получилось-то? Ведь я ни разу не засомневался, что блондинчик меня младше, ведь был уверен, что он первокурсник! А он еще и старше меня! Ему минимум 23-25 лет. Он живет на восьмом этаже! Я ведь знал, что там комнаты для педагогов и командировочных располагаются! Почему же не засомневался! Блядь! И что я там ему говорил? «Несовершеннолетний», «зайка-побегайка», «чел ебанутый», «гомик» и «пидор»… Прекрасно! М-м-м-м… последнее у меня вырывается громко, и все поворачиваются на нас с Азатом.
— Герман, вам плохо? — живо реагирует «несовершеннолетний препод».
— Нет, всё хорошо, — сиплю я.
— Тогда для вас отдельное задание: бертильонаж — оценка эффективности. А для вашего друга — метод Буринского. Записали? Будут затруднения — спрашивайте…
На этом месте Машка Синявская подняла руку
— Феликс… э-э-э… а вы женаты?
Белобрысый ласково улыбается и отвечает:
— Пока нет! Ещё вопросы?
Мишка Зуев тоже готов спросить:
— Дамир Павлович сказал, что вы практик. Вы работаете в УВД, в прокуратуре или еще где?
— Я аналитик, и опыт работы, как вы понимаете, очень небольшой. В основном в межведомственных экспертных группах, сейчас при прокуратуре вашей области. Временно…
— А вы весь год у нас преподавать будете? — это опять Машка.
— Надеюсь, что нет!
Дамир Павлович прекратил пресс-конференцию, и Феликс, улыбнувшись всем, отправился из аудитории. Дамир, провожая его, шептал что-то на ухо, всем видом выказывая уважение к аспиранту подростковой внешности. А мы с Азатом даже посмотреть друг на друга не могли. И только после лекции уныло потащились в кафе.
— И че теперь? — безнадежно ковыряясь в котлете, спрашивает Азат. — Выпрут?
— Тебя-то вряд ли… А вот я влип! У меня должок поувесистей…
— С чего это?
— Ты не всё знаешь… Позавчера я курить ночью ходил. Ну, и этого Феликса зацапал…
— И?
— Думаю, у меня мало шансов… Может, академку взять? Он говорит, что недолго тут будет…
— Нереально. Может, подойти к нему и типа помириться?
— Я его пидором и ебанутым челом называл…
— Да-а-а… я бы не простил.
— Прикинь, он меня ночью практически позвал к себе, сказал, чтобы я к нему заходил в 812 комнату.
— Вооот! Нужно идти!
Конечно, я соглашаюсь с Азатом. Глупо ожидать мести молча, нужно признать, что сам виноват в этой стрёмной ситуации, нужно попытаться решить всё миром. Мы даже репетировали с Азатом разговор с Феликсом. Икса проигрывал всякие варианты: белобрысый неприступен и заносчив, белобрысый-шутник, белобрысый требует невозможного, белобрысый молчит, белобрысый меня выгоняет, белобрысый кидается на меня с кулаками. Во время репетиции последнего варианта ржали так, что еле успели до туалета добежать.
Было решено, что пойду часов в девять вечера. Долго спорили, нужно ли что-то с собой брать. Азат уговорил меня купить коньяк. Хотя у меня в голове только зефирки в качестве взятки рисовались. Костюм надевать, естественно, не стал, не свататься же иду! Но приличную футболку напялил. На восьмой этаж поднимался медленно-медленно, задумчиво-задумчиво, нерешительно-нерешительно. И как гора с плеч: за 812-ой ни звука, на стук никто не открывает. Радостно спускаюсь вниз.
Через час Азат гонит меня опять наверх. Медленно, задумчиво и нерешительно поднимаюсь — и опять никого! В одиннадцать я поднимаюсь уже достаточно резво. Зайчика нет! Он опять шляется по ночам? Местные-то козлы не знают, что беленький мальчик в капюшончике — криминальный аналитик! Вот дурак! Я даже спустился вниз, на улицу, прошёлся мимо общежитий, которых здесь шесть, заглянул в круглосуточный магазинчик, добрел до того самого парка. Нигде зайки нет! Начал переживать!
В полночь Азат предложил коньяк выпить самим. Я возмутился и, забрав бутылку, чтобы никто не зарился, пошёл курить в одиночестве. Икса через полчаса приперся меня забирать, но я отказался. Короче, блондин заявился в час. Опять поднимался, минуя лифт. Когда добрался до моего насиженного места, остановился, спросил, улыбаясь:
— Ждешь?
Я киваю.
— Меня?
Я киваю.
— Коньяк тоже мне?
Я киваю.
— Ну, пошли тогда…
И я опять киваю, молча иду за ним.
Комната 812 пустынна настолько, что звуки отскакивают от стен. Нет шкафов, нет штор, нет коврового покрытия, нет даже стола. В углу стоит диванчик, рядом — табуретка, на которой грязная чашка. На полу — ноутбук, подушка. В противоположном углу большая сумка на колёсиках и знакомый синий коврик. На гвоздях несколько вешалок с какой-то одеждой. И всё! На голой стенке кнопкой приколот листок с отпечатанным портретом беленького мальчика с голубыми глазами. Видно, что фотография обрезана, мальчик кого-то обнимает правой рукой. Но этот кто-то обрезан. Мальчик серьезен, брови почти грозно нахмурены, но волосики умилительно торчат на макушке, поэтому серьезности решительно не получалось.
— Это ты… вернее, вы? — заикаясь, спрашиваю я, указывая на фотку.
Феликс вдруг перестал улыбаться и не ответил. Он стал снимать толстовку и футболку-поло под ней! Взамен надел широкую зеленую футболку. А потом он начал снимать брюки! Нихрена себе! Я смотрел на него во все глаза! Нормальный преподаватель! С голыми, гладкими ногами и беленькими плавками стоит перед своим студентом! Правда, недолго стоит, напяливает широкие трикотажные штаны. Вновь улыбается, хватает грязную кружку и протягивает её мне:
— Наливай быстрее! До краев! А то других сосудов нет!
Я наливаю коньяк в офисную кружку. Выглядит так, как будто чай налили. Феликс забирает кружку, садится на диван, хлопает по нему рядом с собой, чтобы я сел, и произносит тост:
— Ну, за знакомство! — и чокается с бутылкой в моих руках. Жадно пьёт почти половину! Я нерешительно тоже делаю глоток из бутылки. Феликс зажмуривается, замирает и медленно выдыхает. — Блин! У меня даже шоколадки нет!
Он опёрся рукой о диван, склонил голову. Застыл в этой горестной позе, оголив мне загривок. Такая хрупкая шея, такой беспомощный позвонок… не может быть, что он старше меня! Он совсем пацан! Это какая-то ошибка!
Феликс вдруг вздергивает голову:
— Мне двадцать четыре. Да. Никто не верит. Можешь на “ты”. Пей, пей!
И он опять тянется кружкой к моей бутылке, чтобы чокнуться. Выливает в себя весь коньяк! А я отпиваю маленький глоток из горлышка. И вновь стою над ним, обняв бутылку, забыв все сценарии, что разучивали с Азатом. Из головы вообще вылетела собственно цель визита. Феликс показывает мне на кружку, я наливаю ему еще коньяка.
— Это хорошо, что ты зашёл… Можно сказать, спас меня… Хотя ты, коне-е-ечно, ублюдок! Но ублюдок симпатичный! Хи-хи-хи… Как сегодня Саяпин тебя мне нахваливал и как издевался над твоими косами… хи-хи-хи… Нахрена ты мне сдался? — после каждой фразы Феликс прикладывался к коньяку и выдул всё! Поставил кружку на пол, свернулся калачиком и заснул на диване.
А я, олух, так и стою над ним. Он напился за пять минут! И разговор содержательный получился! Из полезного обозначился только возраст! Они с Дамиром Павловичем сегодня обо мне говорили? И от чего я его спас? Фу-ты, ну-ты! Я приложился к коньяку — там осталось немного. Обжигаюсь и дышу носом, заедаю воздухом. И что сейчас делать? Убираться вон?
Я прошёлся по комнате, скрипя половицами. Еще раз рассмотрел фотографию мальчика. Это точно Феликс — лет в двенадцать. Только цвет глаз несколько иной, ну так это перепечатка! А кого он отрезал? Я потрогал пиджак, висящий на вешалке, воровато оглянулся на Феликса и залез в карман. Там бумажка, развернул, листовка с портретом погибшего мальчика, которая скорбно белеет на всех столбах и стенах города. Засунул обратно. Вдруг звякнул его телефон, который он положил на табуретку. Я взял и телефон, на дисплее сообщение, от «мамы»: «Филя, позвони. Беспокоюсь!». Хм, Филя – это кто? Это не его телефон? Или это его так называют?