Дрянь такая!
– Ты забыла, что у него есть еще дочь, – сказала я тихо. – Я думала, он в ней души не чает.
– И не сомневайся. – Людмила положила свою ладонь с длинными, нарощенными, багрового цвета ногтями поверх моей и слегка ее сжала. – Души он в ней как раз не чает! А девица! Что девица? Обычно любовницы рожают в том случае, если надеются заполучить мужика в мужья. Но сама говоришь, что ребенок большенький. А теперь давай подсчитаем... Первое, он явно встречался с ней некоторое время, пока она не забеременела. Затем девять месяцев беременности плюс, сколько ты сказала на вид ребенку, четыре-пять месяцев... Подсчитала, сколько времени прошло? Но из семьи ведь он не ушел? Причем ты даже не усомнилась в нем ни разу. Выходит, жениться он на ней не собирается.
– Но он продолжает с ней встречаться. Наверняка он помогает ей материально! Эти презервативы, письма... – Я передернулась, словно при виде омерзительной толстой жабы. – Их видели вместе в ресторане. И с этим самолетом... – Я замолчала и посмотрела на Людмилу.
Она, молча и слегка нахмурившись, взирала на меня.
– Погоди, – сказала я. – Я ведь знаю твоего бывшего соседа. Он тот самый охранник, который заезжал за Сережей. Он служит в его офисе.
– И что из того? Считаешь, что он знает об интимных связях твоего мужа?
– Нет, вряд ли! – сказала я упавшим голосом. – У Сережи другой водитель. Но в тот день твой сосед замещал его.
Людмила задумалась. Затем покачала головой.
– По-моему, тебе показалось. Генка сроду в охранниках не ходил. Правда, он – водила, но в какой-то коммерческой структуре, то ли в косметической, то ли в туристической.
– Но я хорошо помню, что как-то видела его в офисе у Сережи. И потом, он сам сказал, что этот парень – охранник.
– Обозналась, точно обозналась. Таких, как Генка, в охранники не берут. Любитель красивой жизни и выпить горазд.
– Что-то не похож он на выпивоху, – засомневалась я.
– Да оставь ты его в покое, – оборвала меня Людмила. – Если хочешь, я могу у него узнать, где он сейчас отирается, но тебе это зачем? Наверняка ни черта не знает. Сама говоришь, твой благоверный один к этой девке поехал. Где она, говоришь, живет?
– На Подольской горе, в районе новостроек. Дом не элитной застройки, но квартиры там, должно быть, хорошие.
– Думаешь, это Сергей ей купил?
– Не знаю. – Я сжала пальцы висками. – Он мне не доложил, как ты понимаешь!
– Успокойся и перестань раньше времени паниковать, – сказала Людмила. – Что ты хочешь предпринять?
– Не знаю, возможно, постараюсь разведать, что это за девица, откуда она.
– Тебе это надо? Смотри, нарвешься на неприятности. – Людмила поднялась из-за стола. – Все, время истекло. Давай встретимся вечером и обсудим все детально.
– Вечером не могу, – повинилась я. – К Римме приезжает доктор. Она хочет, чтобы я присутствовала.
– Носишься ты с этой Риммой как дурак с пыльной торбой. Учти, не делай добра, не получишь в ответ зла. Это не я, а умные люди говорят. Она что, до сих пор не оставляет надежды встать на ноги?
– Не надо, Люда, – сказала я тихо. – Эти проблемы я не обсуждаю. Римма ничего плохого мне не сделала. Это я перед ней виновата.
– Вот на эту вину они тебя и купили, – раздраженно произнесла Людмила. – И Римма твоя, и детки ее, и Сережа, с которого ты пылинки сдувала. Вот оно, твое добро! Против тебя и оборачивается. Где гарантия, что она не знает о новой связи Сергея и не поощряет ее?
– Ну, это полнейший бред! – разозлилась я. – Ей-то в чем выгода? У нее нет никаких мотивов! К тому же я самый первый читатель ее книг, помогаю с корректурой и правкой. Она очень ценит мои замечания. И надо сказать, мои оценки не расходятся с оценкой известных критиков.
– Слава богу! – усмехнулась язвительно Людмила. – А ты не думала, что визит доктора и твои проблемы – звенья одной цепочки?
– Как это? – опешила я.
– А так, – Людмила посмотрела на меня с торжеством, – а вдруг она надеется встать на ноги и по этой причине замыслила срубить тебя с хвоста? И эти письма, и записки, и презервативы, согласись, очень легко подбросить. Ну, скажи на милость, зачем твоему Сереже хранить дома письма какой-то бабы, которой он не отвечал взаимностью? И записки этой девки. Смотри сюда. Она написала, что беременна. Значит, этой записке больше года. Эта бумажка так дорога ему как память? Нет, мужики от таких улик сразу избавляются.
Я удивилась, как схожи наши мысли и предположения. Еще два часа не прошло, как я лежала в постели и рассуждала о том же самом. Одно из двух – или я на правильном пути, или объяснение столь тривиально, что может прийти в голову любому, а ларчик на самом деле открывается не так просто, как думается. И все же мне стало обидно за Римму. Странное дело, две мои самые близкие подруги, абсолютно между собой незнакомые, испытывают друг к другу антипатию. Вероятно, их следует познакомить, чтобы не выстраивали в своих головах абсолютно бредовые версии.
– Нет, нет, нет! – замахала я руками. – Это полнейший абсурд. Римма с трудом передвигается на коляске. Без моей помощи на второй этаж ей и вовсе не забраться. Не могла она это незаметно сделать.
– Господи, какая ты дура, подруга! – Людмила даже фыркнула от негодования. – Да за деньги можно уговорить кого угодно. Ту же домработницу, наконец.
– Глупости! – решительно сказала я. – Если бы я лично не видела эту девицу и ребенка, я могла бы поверить в подобную ахинею. Но я их проводила до вокзала. Я сама видела, как Сережа посадил их в поезд до Иркутска.
– Ладно, может, я и впрямь несу ахинею, – улыбнулась Людмила, – но ты все-таки понаблюдай! Что-то мне не нравится эта история с письмами. Словно кто-то нарочно подбросил тебе эти доказательства. Ни раньше, ни позже! – Она снова посмотрела на часы и развела руками. – Извиняй, подруга! Дела! Комиссия на подходе. Пора стол накрывать.
– Так ты их угощаешь за то, что они треплют тебе нервы?
– А это, Анечка, первейшее средство отразить агрессию. Покушают отменно, выпьют изрядно и авось кое о чем забудут. Да и в следующий раз с меньшим пристрастием будут проверять. Жаль, что не всякий раз одни и те же контролеры приходят, поэтому угощение превратилось в туземный обычай: приношение жертвы. А если я их не накормлю да в сумочку им с собой не положу, в жертву принесут меня.
Мы попрощались. И я оставила Людмилу встречать комиссию. Честно сказать, этот разговор меня расстроил гораздо сильнее, чем предыдущий с Риммой. Похоже, сегодня Людмиле было не до меня. Она откровенно нервничала. Было ли это следствием перепалки с соседом или предчувствием неприятностей от встречи с очередной комиссией, меня это не слишком занимало. Людмила не любила, когда я пыталась успокоить ее. Если я спрашивала ее о делах, она сплевывала через левое плечо и стучала костяшками пальцев по дереву.
Я миновала пару кварталов и притормозила недалеко от палатки, чтобы купить себе бутылку воды. Сегодня солнце припекало сильнее, чем обычно, и я порадовалась, что надела шляпку. Иномарка красного цвета заняла свободное место рядом со мной, и какой-то мужик с толстой физиономией и гладко выбритым черепом, на котором сидела явно маленькая ему панамка, стал беззастенчиво таращиться на меня. Рожа его лоснилась от пота. А темные очки на ней походили на пятачки, которыми закрывают глаза покойника.
Но почему-то именно эта гнусная рожа подвигла меня на то решение, которое я отрабатывала с утра. Сейчас я поеду к дому, где проживает эта мерзавка, и узнаю про нее все, что нужно. Дежурящие у подъездов бабушки – лучшие информаторы в мире. Пожалуй, их навыки, отточенные годами сидения на лавочках, помогут собрать нужные сведения без хлопот. По крайней мере, будучи журналистом, я не раз убеждалась: если найти подход к этим старушенциям – успех стопроцентно обеспечен.
Я ехала и размышляла, почему Людмилу абсолютно не заинтересовал тот факт, что я попала в аварию по вине дикого «москвичонка», и даже про Клима не переспросила, хотя в моем кратком пересказе вчерашних, вернее, сегодняшних событий он выглядел интригующе. Похоже, разговор с этой горой мускулов взволновал ее больше, чем сообщение о богатом и привлекательном американце, в кои-то веки нагрянувшем в нашу Тмутаракань. И тут только я поняла, что до сих пор не знаю, остался ли Ворошилов гражданином России или получил американское гражданство. Впрочем, мне-то что за дело? Разве попробовать пробудить у Людмилы интерес к его персоне? А ее интерес от гражданства не зависит...