Дрянь такая!

Я застыла с открытым ртом. Нет, меня поразили не закрома учительской памяти. Я чуть не упала со стула, когда услышала это имя. Клим! Клим Ворошилов! Самая первая и самая большая ошибка в моей жизни.
– Клим? – переспросила я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос не дрогнул. – Нет, не помню. Наверное, он рано перевелся в другую школу.
– Что ты! – всплеснула руками Галина Филипповна. – Как ты могла его забыть?! Вы учились вместе девять классов, но в десятом он ушел в техникум. Черный такой, волосы до плеч. Его часто вызывали на педсовет. Он постоянно пропускал уроки, ввязывался в драки и гонял на мотоцикле. Он еще мне доставлял массу хлопот, а в старших классах в него словно бес вселился.
– Теперь вспомнила! – Мне нелегко далось это признание. Но не могла же я признаться Галине Филипповне, что я не только помню Клима, а очень часто его вспоминаю. Он доставил мне много неприятностей, он изводил меня постоянно, и я никак не могла объяснить его такую стойкую неприязнь ко мне. Но в девятом классе он застал меня в пустом классе и запер дверь на швабру. Я чуть не выпрыгнула из окна от ужаса, но Клим успел схватить меня за косу (после этого я от нее избавилась), повалил на стол и принялся целовать. Так целовали меня впервые в жизни, но я живо сообразила, чем это грозит, тем более что Клим полез мне под юбку. Я заорала, вырвалась и опрокинула на него аквариум. Все случилось в кабинете биологии, где я поливала цветы. После я схватила швабру и огрела его по голове и еще раз по спине.
Клим упал на колени, из рассеченной головы текла кровь. Он стоял передо мной мокрый, жалкий, весь в порезах. Я занесла швабру в третий раз, меня трясло от ярости, и тогда он тихо, глядя в пол, сказал:
– Я давно хочу с тобой дружить!
– Пошел вон! – заорала я как бешеная. Слезы текли по щекам. Но я достала в лаборантской аптечку и как могла забинтовала ему голову. На следующий день мне учинили нехилую разборку в учительской за разбитый аквариум, погибших рыбок и устроенный разгром в кабинете биологии. Все бы обошлось, ведь я была лучшей ученицей в классе, а родители хоть и выругали бы меня, но купили бы школе новый аквариум. Но вмешался Клим. Он ворвался в учительскую. Не помню, что он кричал. Он вытолкал меня в коридор, а сам остался на съедение педагогам... До конца учебного года оставалась неделя, но в класс он больше не вернулся.
Несколько лет мы не виделись. Говорили, что он поступил в речной техникум и уехал из города. Через год я отправилась в Москву. Окончила факультет журналистики МГУ, работала в газете... Я и думать забыла о Климе. И вдруг он напомнил о себе... Заявился в редакцию, отыскал меня. Я не поверила своим глазам! В приемной главного редактора меня ожидал высокий загорелый красавец в форме речника. В руках он держал букетик анютиных глазок. И я потеряла дар речи. Сколько лет подряд я находила эти букетики то на подоконнике своей комнаты (при том, что мы жили на третьем этаже), то в почтовом ящике, а то воткнутыми в дверную ручку.
Я перебирала в уме всех своих знакомых, кого-то просто припирала к стенке, кого-то уговаривала признаться, но ни один из них все равно не подходил под образ романтического влюбленного, способного на подвиги ради своей любимой.
И вот...
– Анечка! Милая!
Что-то мягкое коснулось моего лица, и я вздрогнула.
Галина Филипповна махала перед моим лицом платочком.
– Что с тобой? Ты так побледнела!
– Нет, все хорошо! – Я улыбнулась. – Столько забот!
– Я понимаю! Ох как понимаю! Такая семья! Но ты держись! – Галина Филипповна поднялась на ноги и засеменила к выходу. На пороге остановилась и послала мне воздушный поцелуй. – Спасибо за чай! – И игриво подмигнула. – Пока, пока, радость моя! Как-нибудь забегу, поболтаем о школе!
– Конечно, конечно, – вежливо бормотала я. – Буду очень рада!
Я шла следом за Галиной Филипповной, и мне казалось, она никогда не покинет мой дом. И тут я увидела, что она забыла свой пакет. О боже! Сейчас вспомнит, вернется, и все начнется сначала!
– Галина Филипповна! – Я себе не поверила, что могу так истошно орать. – Ваш пакет! Вы забыли свой пакет!
Моя первая учительница обернулась. Лицо ее прямо-таки лучилось счастьем.
– Голубушка! Там книги! Замени их, пожалуйста, на новые. Что-нибудь из любовных романов. – Она шутливо погрозила мне пальцем. – Но я полагаюсь на твой вкус. Никаких откровенных сцен.
И, держась за перила, Галина Филипповна стала медленно спускаться по ступенькам крыльца.
Я прислонилась головой к косяку. Ноги дрожали и подгибались. Она пришла для того, чтобы я заменила ей книги в библиотеке! С ума сойти, а я подумала, чтобы меня прикончить!
Итак, Клим Ворошилов вернулся. Человек с самым нелепым именем из всех, какие я знала. Кто-то мне сказал, что Климом его назвала бабушка или, кажется, прабабушка, чей муж когда-то служил в Первой конной. Сейчас мало кто помнит о герое Гражданской войны, настоящем Климе Ворошилове, но для меня это имя связано только с одним человеком. И вот он появился. Да еще собирается завалиться ко мне в гости.
Я с трудом отлепилась от косяка и поплелась домой. В прихожей под ноги попался рюкзак, и я изо всех сил пнула его ногой, вместив в этот удар всю свою нерастраченную злость.
Черт возьми, только накануне жизнь радовала меня и ничто не могло поколебать мою уверенность в том, что я самая счастливая женщина на свете, и вот все полетело вверх тормашками. Сначала я нахожу весомые улики Сережиного предательства, а теперь еще Галина Филипповна подлила масла в огонь! Зато сейчас я на сто процентов уверена, что Сережа встречается с этой девкой.
Одно успокаивает, что Галине Филипповне она показалась вульгарной, значит, из той категории, которую называют «девочками для удовольствия». Б-р-р! Я почувствовала, как моя кожа покрылась мурашками. Когда их Галина Филипповна видела? В пятницу... Я опять передернулась от отвращения. Сережа вернулся во втором часу ночи. Я не беспокоилась, он и впрямь что-то говорил о важной встрече с иностранными партнерами. От него слегка попахивало хорошим коньяком, но он никогда не переступал ту грань, когда человек становится откровенно пьяным.
Я помню этот день еще и потому, что он привез мне огромную розу. Говорил, что стащил ее из официального букета. Я хохотала, представив, как он крадется к этому букету... А он показывал мне свой исколотый палец, я дула на него и целовала, чтобы быстрее затянулись ранки. После этого он принес из холодильника бутылку шампанского. И мы ее распили, заедая мандаринами Зининого мужа. А потом... Меня затошнило. После этой девки он спал со мной и говорил, что я самая лучшая, самая сладкая, самая любимая... Выходит, есть менее сладкие и менее любимые, если он после них бежит ко мне. Но это слабое утешение!
Тут я вспомнила, как мы славно провели субботу и воскресенье. Сережа вывел из гаража свой джип, которым он не пользуется в городе. Миша и Таня страшно огорчаются по этому поводу. Вся местная крутизна ездит по городу на внедорожниках, со сверкающими «кенгурятниками» и массой прочей блескучей дребедени.
Сережа этого не признает. Внедорожник не создан для города, говорит он, и как любая полноприводная машина с ручником приносит массу неудобств. Медленно разгоняется на светофорах, бензин жрет, как свинья. Если ребята наседают на него, он обычно отшучивается, а мне сказал, что большими машинами мужчины пытаются компенсировать маленькое достоинство. Я поняла и не стала докучать ему просьбами позволить мне прокатиться на джипе до кафе, где мы обычно встречаемся с Людмилой.
Но в субботу мы загрузили в джип все наше семейство. В него входит даже Риммина коляска, и отправились в горы. Погода стояла чудесная. Мы весь день провели на берегу горного озера. Языком к нему спускается длинный, километра полтора, снежник. Сережа и Миша катались на горных лыжах, потом Миша выделывал пируэты на сноуборде. Мы с Танькой демонстрировали чудеса храбрости, спускаясь с горки на кусках клеенки. Римма снимала этот взрыв восторга на видеокамеру.