Однажды в Подлунном Лесу (СИ)

Он смерил её последним холодным взглядом и вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. С той стороны щёлкнул замок. Делла вздрогнула: верёвки у неё на запястьях исчезли сами собой. В затекшие руки словно разом впились десятки иголок. Принцесса поднялась со стула и сделала несколько шагов по комнате на непослушных, негнущихся ногах. Подошла к окну. Решётка казалась крепкой; к тому же, посмотрев вниз, девушка ощутила лёгкое головокружение, так здесь было высоко. Похоже, её комната располагалась на самом верху одной из башен. И выхода отсюда не было.
Принцесса снова перевела взгляд внутрь своей темницы. Потолок вдруг показался совсем низким; стены же словно постепенно двигались вовнутрь, оставляя ей всё меньшее и меньшее пространство. Паника подкатила к горлу, застучала в висках, закололась в самых кончиках пальцев. Дышать стало тяжело, а живот снова сжало леденящее щупальце. Делла опустилась на колени и прижалась пылающим лбом к холодной стене.
Эйван шёл быстрым шагом, стремясь как можно скорее одолеть легко проходимую часть леса. Он понимал, что дальше задержек не миновать. Впереди были болотистые места, а также чаща, где звериные тропы и те не всегда попадаются. К тому же пока он хоть приблизительно представлял себе, в каком направлении следует идти, а вот дальнейшая дорога оставалась неизвестной. Вопросом того, как именно найти замок, пока не имело смысла задаваться. Он и не задавался, а просто шёл теми тропами, которые уводили всё ближе к чаще.
Сухая листва хрустела под ногами, будто сочный капустный лист, и если бы Эйван не остановился передохнуть и отдышаться, он бы не расслышал тонкого, жалобного писка, доносившегося из-за куста боярышника. Царевич прислушался, обогнул куст и увидел лежащего в траве волчонка. Тот был ещё совсем молодой, размером с маленькую собаку; серые ушки потешно торчали, а в бусинках глаз застыла мольба о помощи. Эйван подошёл поближе, наклонился и увидел на траве капли крови. Волчонок снова заскулил и неуклюже повернулся, продолжая лежать на боку. Теперь стало видно, что в правой передней лапе зверя торчал обломок стрелы, а из раны сочилась кровь. По-видимому, волчонок отгрыз часть стрелы, но вытащить древко так и не смог.
Эйван осторожно присел на корточки рядом со зверёнышем. Тот прижал уши и настороженно следил за каждым движением царевича.
— Кто это тебя так? — спросил Эйван, внимательно осматривая рану, но пока не торопясь прикасаться к волчонку. — А мама твоя где была, когда это случилось? Впрочем, маму, должно быть, вперёд тебя подстрелили…
Он медленно вытянул вперёд руку. Волчонок поднял голову, ловя глазами каждое движение руки, и предупреждающе зарычал.
— Боишься. Знаю, — успокаивающе заговорил Эйван. — Только что ж тут поделаешь, приятель: если хочешь выжить, придётся довериться чужаку.
Волчонок словно его понял: перестал рычать и снова опустил голову; лишь продолжал не отрываясь смотреть на царевича.
— Вот, так-то лучше, — мягко сказал тот и осторожно коснулся лапы возле того места, откуда торчал обломок стрелы.
Громко клацнули зубы; царевич едва успел отдёрнуть руку.
— Не даёшься, — укоризненно констатировал Эйван. — Ладно, — принялся он рассуждать вслух, — как поступит в этой ситуации любой нормальный человек? Пойдёт своей дорогой. Значит, судьба у волчонка такая.
Он снова поглядел на зверька; тот смотрел почти виновато. Царевич вздохнул.
— Хорошо, в последний раз пробую, — предупредил он. — Будешь кусаться, пеняй на себя.
Он снова медленно вытянул руку. Осторожно, миллиметр за миллиметром, приблизил её к лапе. Волчонок не сопротивлялся. Эйван аккуратно коснулся лапы. Волчонок тихо зарычал и оскалился, обнажая вполне себе острые зубы. Тем не менее он не нападал, и даже рычал урывками, так, как будто сам себя старался сдержать.
— Хорошо, хорошо, — успокаивающе говорил Эйван, осторожо ощупывая рану. Потом взялся за кончик древка и резко дёрнул.
Волчонок пронзительно завизжал, на траву тут же закапала кровь, но древко осталось у царевича в руке. Зверёныш быстро успокоился, обнюхал лапу и принялся тщательно вылизывать рану. Эйван встал, отбросил в сторону измазанное кровью древко и собрался уже уходить, когда волчонок неуверенно встал на четыре лапы и вильнул хвостом, привлекая к себе внимание царевича. Тот наклонился и погладил зверя по голове.
— Ну всё, я пошёл. Дальше ты сам.
Но волчонок зубами схватил его за штанину.
— Что тебе? — нахмурился Эйван.
Волчонок разжал зубы и, всё время оглядываясь, чтобы удостовериться, что царевич не уходит, подковылял к лежащему в траве древку. И остановился, пристально глядя на Эйвана.
— Чего ты хочешь? — не понял царевич.
Когда он подошёл поближе, волчонок взял обломок стрелы в зубы и поднял голову, словно протягивая обломок Эйвану.
— Ты хочешь, чтобы я его забрал? — осенило царевича. Он взял древко в руку, и зверёныш с готовностью разжал зубы. — Но зачем оно мне?
Отвечать на этот вопрос волчонок не собирался, однако продолжал стоять, внимательно, даже требовательно глядя на Эйвана. Пожав плечами, царевич вытащил из сумки тряпицу, завернул в неё древко и положил в сумку.
— Так годится?
Волчонок удовлетворённо развернулся и, более не оглядываясь, заковылял в сторону ближайших сосен.
Эйван пожал плечами и поспешил дальше.
Идти становилось всё труднее. Тропка стала совсем узкой, а потом и вовсе затерялась среди травы и опавшей листвы. Кроны высоченных деревьев почти совсем скрывали за собой небо; ветви переплетались, преграждая путь, а мощные узловатые корни так и норовили внезапно поставить подножку.
Стоило Эйвану выйти на поляну и отряхнуть одежду от паутины да колючек, как откуда-то сверху раздался голос:
— Помоги мне, Иван-царевич!
Эйван задрал голову вверх и вскоре увидел высоко на дереве жар-птицу, похоже, запутавшуюся в каких-то верёвках. Птица билась изо всей силы, но распутаться не могла.
— Помоги, Иван-царевич! — снова взмолилась она.
— Откуда ты знаешь, что я царевич? — удивился Эйван. — И потом, я Эйван, а не Иван.
— Ну что мы с тобой, о фонологии, что ли, будем спорить? — не без раздражения спросила птица. — Ты мне лучше выбраться отсюда помоги!
— Что за охотник надумал так высоко сети ставить? — удивился царевич.
— Это не сети, — грустно ответила птица. — Это паутина. Её сплёл гиганский паук. Каждый день он ставит свои ловушки, а вечером выходит из самой густой чащи и проверяет, чем можно поживиться. Если ты мне не поможешь, он меня съест!
Эйван прикинул высоту и крепость дерева. Забраться, конечно, можно, но попотеть придётся изрядно, а главное, времени уйдёт немало.
— Вообще-то я спешу, — он не столько обращался к жар-птице, сколько размышлял вслух.
— Я тоже спешу, а что делать? — отозвалась птица. — Неужели ты можешь так просто уйти и оставить меня здесь умирать?
— Кажется, не могу, — буркнул Эйван и, освободившись от лука со стрелами и сумки, уцепился за первую ветку.
"Раньше я говорил с волком, и это было куда ни шло, — думал он, взбираясь всё выше и выше. — Но сейчас-то я не только говорю с птицей, но и птица со мной разговаривает. Это уже попахивает помешательством."
— Меня из-за тебя убьют, — мрачно сказал он вслух, когда до птицы оставалось совсем немного.
— Кто? Страшный зверь? Или тёмный колдун?
Птица спрашивала без тени сочувствия, скорее с любопытством.
— Да чёрт с ним, с колдуном, — отозвался царевич. — Девушка меня убьёт, когда узнает, что я тут из-за зверей да птиц задерживаюсь.
— Ой ли? — недоверчиво откликнулась жар-птица. — Это девушка-то убьёт?
— Эта может, — заверил Эйван, усаживаясь на соседнюю ветку и извлекая из-за пояса нож.
Он принялся перерезать нити небывало толстой паутины, и вскоре птица смогла вырваться на свободу.
— Как мне тебя отблагодарить, Иван-царевич? — спросила она, кружа над поляной, пока Эйван не без труда спускался вниз по стволу.