Аутодафе

— Ходил.
— А ты случайно… — Она прервалась, набрала воздуха и закончила: —…не принес мне янтарь?
— Принес. — Я достал из кармана найденный на берегу камешек.
Тишина была такой долгой, что я начал думать, что больше уже не услышу слов от старухи. Но Агатан заговорила, и голос ее заметно дрожал:
— Что ты за него хочешь? У меня есть сова и моя шаль. Чудесная шаль из черного руна овец Волчьих островов. А еще стеклянные шарики: один небесно-голубой, а другой кроваво-красный. Они принадлежали моим внукам.
Мне не нужны были сокровища старухи, так что я сказал:
— Я принес его тебе просто так.
— Спасибо. Ты лучше, чем все другие, кого я просила принести хотя бы кусочек солнечного камня. Спасибо. Оставь его под деревом.
Я пожал плечами, положил янтарь рядом с бугристым корнем и пошел прочь. Возле дома Гуэрво произошло лишь одно изменение — Зивий стоял на крыльце, приложив к двери ухо. Заметив меня, он оставил свое занятие и, скривившись, сказал:
— Ничего не слышно. София окружила дом чарами, чтобы я не подслушивал.
— Тебя все-таки выперли.
— Вроде того.
— Что за Дымящийся ручей?
Боздухан взял в руки свой хвост, прикусил его зубами, ловя блоху и размышляя, стоит ли посвящать меня в такие подробности, затем, не выпуская хвост изо рта, пробубнил:
— Эфо мефто, где инофда пробуфдается фло.
— Как интригующе. А подробности?
Он выплюнул из пасти обслюнявленный хвост, сердито отмахнулся:
— Никогда туда не ходил. Всему лесу известно, что существа, живущие там, не любят чужаков, и только тупые люди могли там гулять. Я не думаю, что вам стоит туда идти, пусть там живет хоть сотня темных душ. Ни одна драконья кладка не стоит жизни. Даже если драконы вымрут, волшебства на мой век вполне хватит. Я-то уж точно разницы не замечу.
— Ты хорошо устроился, Зивий. Викты всегда предоставят еду и славную селянку.
Он даже не огрызнулся, лишь вздохнул:
— Я не настолько смел, чтобы отважиться лезть к Дымящемуся ручью.
— Ну да. Ты способен только дать копытом по ребрам спящему.
— Просто твое унылое чувство юмора не может оценить все изящество моей невинной шутки.
Гуэрво вышел на крыльцо с луком, на который уже была натянута тетива. София, ободряюще улыбнувшись мне, скрылась за деревьями.
— Она скоро вернется, аэрго, и мы отправимся в дорогу, если ты, конечно, не против.
— Необдуманный поступок! — возопил боздухан, тараща глаза. — Вы чокнулись! Страж же сказал, что ни в чем нельзя быть уверенным.
— Поэтому мы и едем. Дело слишком серьезное, чтобы оставлять его на волю случая.
— И София поддерживает?! Где ее разум?! Рисковать собственными жизнями ради призрачной надежды найти душу, которая портит жизнь Файрварду! Этой ящерице-переростку!
— Ты-то чего кричишь? Не волнуйся, тебя никто с собой не берет.
— А я за вас, а не за себя волнуюсь! Помнишь, что случилось, когда туда сунулся Сиавр?! Нету больше Сиавра! А Фиал, который держал в страхе все побережье?! Приполз на двух лапах, потеряв четыре, и даже через пять лет не желает говорить о том, что там произошло! Оставили бы вы это дело, ребята! Я могу найти для вас куда более легкие способы умереть.
— С нами будет София, а она им не по зубам. Уже все решено, Зивий. Слово только за стражем.
Я пожал плечами:
— Ну, раз все решено, значит, едем.
Зивий подавился воплем, стал плеваться слюной, негодуя. Он продолжил попытки убедить Гуэрво не лезть дьяволу в пасть.
София вернулась, когда солнце поднялось над деревьями. Вместе с ней пришли два человекоподобных существа, красивые лица которых были покрыты черными и рыжими пятнами. У них были удивительные уши, большие, похожие на рысьи, находящиеся в постоянном движении. Между собой незнакомцы переговаривались с помощью гортанных щелчков.
— Это шапри, у вас их называют адскими лесничими.
— Они отправятся с нами, — София представила мне незнакомцев.
Я слышал об этих иных существах лишь то, что они отличные охотники и следопыты. Шапри вели под уздцы тварей, больше всего напоминающих морских блох. Узкие, продолговатые серо-зеленые тела, с десяток тонких, длинных, шипастых ножек, жалкий намек на неразвившиеся крылья и нечто похожее на голову с россыпью изумрудных глазок и несколькими парами разномастных усов.
Пока я разглядывал этих диковинных созданий, София сходила в дом и вернулась, одетая уже не в платье, а в темно-коричневый комбинезон из мягкой, облегающей мшистой ткани, а за ее спиной, на широком ремне, висел короткий посох из трех переплетенных ветвей, на концах которых распустились ярко-розовые цветы.
— Мы готовы, — сказал Гуэрво.
— Людвиг, поедешь со мной, — кивнула мне София, запрыгивая на спину блохи.
Изгиб хитинового панциря походил на седло, на нем было удобно сидеть. Как только я устроился, какая-то липкая дрянь, появившаяся на хитине, крепко приклеила меня к животному. Я дернулся, но встать не получилось.
— Эй! Так и должно быть?
— Это для твоей безопасности, Людвиг. — София собирала лучистые волосы в пучок, чтобы они не развевались во время скачки. — Чтобы ты не выпал по пути.
— Это вроде качки на лодке во время шторма, — осклабился Зивий, крутившийся неподалеку. — Главное — язык не прикуси, страж, и не потеряй завтрак. Слушай, Гуэрво, я тут вот что подумал — вдруг вы не вернетесь, ты не будешь возражать, если я заберу твой дом себе?
— Не стоит этого делать, — мягко сказал виенго. — Это лучший способ вернуть меня с того света.
Боздухан огорченно цокнул языком, начал что-то бормотать, и в этот момент София отправила «коня» вперед. Поляна расплылась, деревья смазались, и мы понеслись сквозь Темнолесье.
Странные твари умели двигаться гораздо быстрее лошадей. Их многочисленные тонкие ножки двигались с такой скоростью, что, казалось, превратились в размытое облако. По лесу мы неслись легко и непринужденно, не запинаясь о кочки и не спотыкаясь о корни. Там, где нельзя было пробежать, они проворно прыгали через пни, заросли, кустарник и поваленные деревья.
Болтало во время этой поездки изрядно, но не смертельно. Мы запросто перемахнули через узкую, бурную речушку, спугнув из травы ярко-оранжевых огромных птиц, которые, распахнув блестящие крылья, с воплями разлетелись в стороны, на мгновение взорвав красками окружающую действительность, словно фейерверк в ночном небе Сарона.
Могучие дубовые рощи, густые ельники, бесконечные, залитые весенним солнцем поляны, озерные территории с ярко блестящей зеленоватой водой, каменные пустоши с редким кустарником и сосновые боры сменяли друг друга с удивительной скоростью.
Мы сделали одну краткую остановку, недалеко от тоненького водопада, в два каскада падающего с базальтовой скалы. Адские лесничие, немногословные и спокойные, взяли зверей за усы и повели их купаться.
Следующий отрезок пути наши отдохнувшие «кони» неслись с прежней прытью. В какой-то момент лес изменился, и на место мрачному ельнику пришли деревья с темной листвой и налетом серо-зеленого мха, который, точно саван, покрывал бугристые стволы и ветви. Крыша из сплетенных ветвей была настолько густой, что яркий солнечный свет, проходя через преграду, рассеивался и становился тусклым. Таким тусклым, что казалось, наступил вечер. Земля скрылась под густым, мягким ковром из гниющей листвы, запах которой преследовал нас, пока мы не вырвались из мрачноватого полумрака на открытое поле, заросшее высокой, серой травой. Создавалось впечатление, что из нее выпили жизнь, такой бледной, высохшей и полупрозрачной она была.
Гуэрво спрыгнул со спины зверя, приказал ему лечь, взял в руки лук, глядя туда, где за деревьями высились вершины бледно-голубых острых скал. Оба шапри, не задерживаясь, поехали в ту сторону, пересекли поле и скрылись в лесу.
— Они скажут нам, если появится опасность. Постарайся не касаться воды, Людвиг.
Ручей, как видно начинающийся где-то в горах, протекал через поле. Его дно казалось кроваво-красным, а над водой поднимался пар.