Аутодафе

— Забери меня дьявол! — ошеломленно просипел я, тараща глаза и думая, что от удара у меня начались галлюцинации.
Ручья, давшего название этой местности, больше не существовало, он попросту испарился. В центре поля вздулся холм, а ближе к лесу земля, наоборот, сдвинулась, и огромный оползень снес большое число деревьев. Но мой взгляд был прикован к бушующему серебристому смерчу или чему-то, очень на него похожему. Мощная воронка всасывала в свое чрево траву и землю, внутри ее полыхали молнии, и во время этих вспышек появлялся силуэт страшного чудовища, что сейчас сражалось с Софией.
Не знаю, что создала пророчица, но даже с моим скудным знанием о магии, смело можно сказать, что передо мной разворачивалось мощнейшее волшебство. Стихийное, темное, первобытное, от которого у нашей инквизиции случился бы форменный припадок, и клирики бы выстраивались в очередь и платили по золотому дукату, чтобы им позволили подкинуть хвороста в костер такого колдуна. Потому что по официальной церковной доктрине на такие фокусы были способны лишь архангелы, но никак не женщина из Темнолесья.
Гуэрво показал мне, что лучше сесть на землю, и только сейчас я увидел, что он держит левую руку, сжимая свой бок, и его пальцы в крови.
Оленерогий поймал мой взгляд:
— Жить буду, не беспокойся, аэрго. Рана пустяковая, затянется через несколько минут. Надеюсь, Софи не будет возиться с ним слишком долго. Не хочу, чтобы здесь появились действительно серьезные сущности.
— Куда уж серьезнее этой, — пробормотал я.
— Поверь, аэрго, в этих горах водится такое, что все библейские кары и рядом не стояли.
Смерч начал медленно крутиться в противоположную сторону и рассеиваться. Молнии исчезли, синий дым растаял, и по воздуху летала лишь сухая трава. Плоть огромного неведомого создания на глазах превращалась в дерево, покрывалась грубой корой.
Гуэрво отнял руку от раны, с сомнением посмотрел на окровавленные пальцы, достал из кармана платок, украшенный кружевами, вытерся и отбросил в сторону испачканную ткань.
— Надо помочь Софии. Думаю, сейчас она вряд ли может твердо стоять на ногах. А нам их пора уносить. И как можно скорее.
— Я же говорил, что это бесполезно. Чего вы добились, кроме сомнительного удовольствия получить несколько шишек и зуботычин? — Зивий отжал тряпку и положил на лоб страдающего от мигрени Гуэрво.
— Не жужжи, пожалуйста, — попросил виенго. — Я разрешил тебе присутствовать, но никак не жужжать.
— Я еще и спеть могу.
— Тогда попрошу Файрварда, чтобы он тебя все-таки сожрал. Ты бываешь очень настырен и не понимаешь вежливых просьб.
Я слушал их негромкий разговор краем уха, по десятому разу перепроверяя сложную сеть фигур, на которую потратил несколько часов кропотливой работы. Была глубокая ночь, но благодаря призванным лесным огонькам здесь стало светло как днем.
Все нервничали, хотя старались не показывать вида, так как ночь, когда гибнет кладка, давно наступила и в любой момент можно было ожидать прихода души, которую я так и не смог поймать. Она, по словам Гуэрво, уже должна была появиться, потому что в глубине яиц с каждым часом все отчетливее разгоралось сияние магии.
— Сколько остается до того момента, как они вылупятся? — спросил я у Софии.
Она сидела высоко на камне, успокаивающе поглаживая огромную голову Файрварда. Дракон беспокоился, и его лиловые глаза с ненавистью ощупывали каждый камень, каждое дерево, где мог притаиться тот, кто убивал его потомство.
— Как только наступит утро. Все будет хорошо, Файрвард. Я обещаю тебе. На этот раз все будет хорошо.
Она прижалась лбом к черной, лоснящейся шкуре, и волшебное существо, глубоко вздохнув, положило голову рядом с маленькой женщиной, соглашаясь быть терпеливым.
Проповедник появился, когда я был в самом дальнем конце котловины, натягивая золотистую нить тревоги. Старый пеликан остановился на границе, а затем, следуя моим указаниям, осторожно переступал через ловушки, богохульствуя себе под нос:
— Господи Иисусе, Людвиг. Судя по тому, каким кружным путем мне до тебя пришлось добираться, фигур тут разбросано больше, чем наемников, которые жируют на казне некоторых княжеств. Кого ты решил поймать? Самого Самаэля?
— Сколько раз тебе говорить, не надо ночью произносить некоторые имена! Если на твой глупый зов обратит внимание нечто вроде того, с кем мне пришлось столкнуться в Дерфельде…
— Кто меня услышит? Я уже давно мертв. Пришел тебе сказать, что я облазил всю округу, и если здесь есть какая-то душа, то она точно невидимая. Спорю на шляпу Пугала, что ее и вовсе не было. Им со страху показалось. Долго ты будешь здесь торчать?
— Долго.
— Тогда позволь откланяться. Я пойду на берег, находиться рядом с этим ящером крайне неприятно. Мне кажется, одного его присутствия достаточно, чтобы меня не пустили в рай.
— Не больно ты в него и рвешься, иначе давно бы уже отправился.
— Просто я не спешу. Туда всегда успею, а вот вернуться назад вряд ли. Пока.
Он ушел, старательно задирая ноги, чтобы не задеть фигуры. Я дождался, когда душа свалит, убедился, что защитные полосы не повреждены, и вернулся к Гуэрво и Зивию. Виенго лежал с закрытыми глазами и улыбался.
— У тебя есть повод для хорошего настроения? — удивился я.
— Да, аэрго. И с каждым мгновением повод становится все более весомым.
— Главное, чтобы твоя надежда не померкла в самый последний момент. — Боздухан смотрел на мир волком. Он страшно хотел спать, боролся со сном и уже пару раз ущипнул себя за пухлые бока. — Никого не заметил, страж?
— Никого.
— Она уже должна была появиться. Ну, душа. Раньше всегда появлялась. Почему ее нет сейчас?
— Я не знаю.
— Тоже мне страж. Может, она тебя испугалась, а?
— Не думаю.
— Ты очень нетерпелив. Жди, — сказал, не открывая глаз, Гуэрво. — И замолкни. Моя мигрень никуда не делась.
— А нечего было ехать к Дымящемуся ручью, — Зивий все-таки оставил последнее слово за собой, нахохлился, обхватил пухлыми руками колени и, выпятив губу, наконец-то умолк.
Уже через пять минут он стал клевать носом и, наконец, заснул, начав тихонько похрапывать. Гуэрво, услышав это, улыбнулся, приоткрыл один глаз, проверил, слежу ли я за обстановкой, и вновь притворился спящим. Ему, несмотря на браваду, крепко досталось во время сражения, так что из Дымящегося ручья он вернулся не в лучшей форме, и мы все втроем, включая Софию, отмокали в целебных источниках Темнолесья.
Где-то через час Файрвард не выдержал, оставил пророчицу и переполз к гнезду, кольцами обвившись вокруг него. Когда я в очередной раз отправился проверить фигуры, он был столь любезен, что убрал с моего пути шипастый хвост.
До рассвета оставалось немного. София, как и раньше, сидела на высоком, холодном камне в одном тонком платье, не обращая никакого внимания на ночную свежесть и то, что ветер с океана осторожно играет с ее распущенными лучистыми волосами.
Я молча забрался к ней на вершину, укрыл ее плечи курткой, и она благодарно улыбнулась мне, оторвав тревожный взгляд от светлеющего на востоке неба.
— Почему все закончилось, Людвиг?
— Не делаешь ли ты поспешных выводов, Софи?
Она вздохнула:
— Мой дар здесь не помощник, но интуиция говорит, что опасность миновала. Ты не можешь слышать голос ветра, а он шепчет мне, что в Темнолесье за многие годы нечто изменилось. Возможно, благодаря твоему присутствию. Раньше кладка погибала, когда до утра было несколько часов. А сейчас я чувствую, как магия исходит от еще не рожденных драконов. С ними все в порядке. Менее чем через полчаса убить их станет невозможно даже с помощью сильного темного колдовства. Они не будут бояться ни магии, ни душ, ни людей.
— Мне остается только радоваться. Хочу спросить…