Крестный отец
— Ну да, — сказал Санни. — Так. Значит, жду тебя в доме у отца. И обязательно привези Поли. Заезжай за ним по дороге. Болен, здоров — неважно. Ты понял? — И, не дожидаясь ответа, бросил трубку.
Его жена беззвучно плакала. Он молча поглядел на нее, сказал жестко:
— Будет спрашивать кто-нибудь из наших, пусть звонят мне к отцу, по его личному номеру. Чужие позвонят — ты ничего не знаешь. Если жена Тома — скажи, он занят по службе, задержится немного. — Он помедлил. — К нам без меня подъедет народ… — Встретил ее испуганный взгляд и продолжал нетерпеливо: — Пугаться нечего, просто пускай побудут у нас в доме. Ты делай, что они тебе скажут. В случае чего звони в кабинет к отцу, только по пустякам не нужно. И не тревожься, кончай бояться.
Он вышел из дома.
Совсем стемнело, по пятачку перед домами гулял резкий декабрьский ветер. Санни ступил во мрак без опасений. Все восемь домов в полукольце парковой аллеи принадлежали дону Корлеоне. Два первых дома при въезде по обе стороны снимали верные люди Корлеоне с семьями; квартиры на первом этаже сдавали холостякам, тоже своим, проверенным. Из шести остальных домов, завершающих полукруг, в одном жил Том Хейген с семьей, в другом — Санни, в третьем, самом скромном и маленьком, — дон Корлеоне. Три последних дома дон бесплатно предоставил друзьям, которые отслужили свое, — в случае надобности они бы съехали по первому требованию. Безобидный пятачок в парке был на самом деле неприступен, словно крепость.
На каждом из восьми домов был установлен прожектор, заливающий светом пространство вокруг, — ни затаиться, ни спрятаться. Санни перешел на другую сторону и открыл своим ключом дверь отцовского дома.
Он крикнул:
— Ма, ты где?
Из кухни вышла его мать, за нею следом тянулся аромат жарящегося перца. Не дав ей сказать ни слова, Санни взял ее за руку и усадил на стул.
— Мне только что звонили, — сказал он. — Ты только не волнуйся. Папа в больнице, он ранен. Оденься и соберись, поедешь к нему. Сейчас скажу, тебе подадут машину. Хорошо?
Мать поглядела на него в упор.
— В него стреляли? — спросила она по-итальянски.
Санни кивнул. Его мать на мгновение набожно склонила голову. Потом вернулась на кухню, Санни пошел за ней. Смотрел, как она тушит газ под сковородкой с недожаренным перцем, как выходит, поднимается по лестнице в спальню. Он подцепил со сковородки несколько перцев, взял из корзинки на столе ломоть хлеба и, роняя с пальцев горячие капли оливкового масла, соорудил себе громоздкое подобие бутерброда. Затем прошел в просторную угловую комнату, служившую его отцу кабинетом, отомкнул ящик конторки и вынул телефонный аппарат. Это был личный телефон дона Корлеоне, записанный на вымышленное имя по вымышленному адресу. В первую очередь он позвонил Люке Брази. Никто не отвечал. Тогда он позвонил в Бруклин, человеку, беззаветно преданному дону Корлеоне, — второму, буферному caporegime. По имени Тессио. Санни сказал ему, что случилось и что требуется сделать. Он должен отобрать полсотни абсолютно надежных людей. Одних послать на охрану больницы, других — в Лонг-Бич, есть работа.
— Что, и Клеменцу зацепили? — спросил Тессио.
— Я пока не хочу использовать людей Клеменцы, — ответил Санни.
Тессио понял с полуслова, помолчал, потом сказал:
— Извини меня, Санни, я с тобой говорю, как говорил бы твой отец. Не нужно пороть горячку. Я лично не верю, что Клеменца способен продать.
— Ну что ж, спасибо, — сказал Санни. — Я тоже так не думаю, но приходится соблюдать осторожность. Я не прав?
— Прав, — согласился Тессио.
— И вот еще что, — продолжал Санни. — Майк, мой братишка, сейчас в Хановере, штат Нью-Гэмпшир, в университете. Пошли за ним кого-нибудь из наших, кто в Бостоне, пусть доставят его сюда — посидит с нами, покуда не кончится эта заваруха. Я ему позвоню, предупрежу. Тоже хочу подстраховаться, мало ли что.
— Понял, — сказал Тессио. — Сейчас только запущу всю эту механику и сам приеду. Ладно? Ты ведь ребят моих знаешь в лицо?
— Узнаю. — Санни повесил трубку.
Он подошел к маленькому стенному сейфу и открыл его. Вынул синюю кожаную книжечку с алфавитом. Открыл ее на нужной букве и листал, пока не наткнулся на запись, которую искал: «Рей Фаррел. $5000 к Рождеству». Дальше шел номер телефона. Санни набрал его, спросил:
— Это Фаррел?
Мужской голос на другом конце провода отозвался:
— Я.
— Говорит Сантино Корлеоне, — сказал Санни. — Я к вам с просьбой об одной услуге, и притом дело срочное, не терпит отлагательства. Проверьте для меня два телефона — кому звонили оттуда и кто звонил туда за последние три месяца? — Он продиктовал Фаррелу домашние телефоны Поли Гатто и Клеменцы. Потом прибавил: — Это очень важно. Управитесь до полуночи, будет вам лишний повод повеселиться на Рождество.
Теперь — думать и думать, но прежде нужно было еще раз попробовать дозвониться Люке Брази. Опять не отвечают. Он отогнал от себя тревогу. Как только Люка услышит последние известия, он явится. Санни откинулся на спинку вращающегося кресла. Через час в доме будет не протолкнуться, и каждому приверженцу семейства необходимо будет дать конкретное задание, но лишь теперь, когда у него наконец было время поразмыслить, он осознал, какое нешуточное заварилось дело. За десять лет это был первый вызов семье Корлеоне, ее власти. Покушение организовал Солоццо, это ясно, но Солоццо никогда бы не посмел нанести такой удар, если бы за ним не стоял по крайней мере один из пяти самых могущественных семейных кланов Нью-Йорка. И скорее всего — семья Татталья. А это значит — либо крупномасштабная война, либо немедленная капитуляция на условиях Солоццо. Санни мрачно усмехнулся. Коварный Турок все рассчитал, только ему не повезло. Дон Корлеоне остался жив, так что предстоит война. Имея в резерве Люку Брази, связи и мощь семейства Корлеоне, исход ее предвидеть нетрудно. И тотчас Санни с новой силой кольнула тревога. Где же все-таки Люка Брази?
ГЛАВА 3
В машине было, считая водителя, четыре человека. Хейгена посадили сзади, между теми двумя, что возникли у него за спиною на улице. Солоццо уселся впереди. Человек, сидевший справа от Хейгена, повернулся и нахлобучил ему шляпу на самые глаза; Хейген больше ничего не видел.
— И чтобы мне мизинцем не шелохнул, — прибавил человек.
Ехали недолго, минут двадцать, и, когда вышли из машины, Хейген не понял, где они, — уже стемнело. Его повели в полуподвал, усадили на кухонный стул с прямой спинкой. Солоццо сел за стол напротив. Что-то хищное, ястребиное с особой четкостью проступило в его смуглом лице.
— Не бойся, — сказал он. — Я знаю, ты к силовым структурам в семействе Корлеоне не причастен. Мне надо, чтобы ты помог и своим, и мне помог бы.
Хейген закурил; у него тряслись руки. Кто-то принес бутылку водки, плеснул в кофейную чашку, подал ему. Хейген жадно глотнул жгучую влагу. Дрожь унялась, прошла слабость в ногах.
— Твоего босса нет в живых, — сказал Солоццо. И осекся — у Хейгена из глаз брызнули слезы. Солоццо продолжал: — Его уложили на улице, прямо возле конторы. Я взял тебя сразу, как только мне дали знать об этом. Ты мне поможешь наладить мирные отношения с Санни.
Хейген молчал. Он сам изумился глубине своего горя. К отчаянию примешивался страх смерти. Солоццо вновь заговорил:
— Санни принял бы тогда мое предложение. Верно? Ты сам знаешь, это дело стоящее. За наркотиками будущее. Сулят такие деньги, что каждый года за два имеет шанс разбогатеть. Ваш дон отстал от жизни, время его прошло, а он того и не заметил. Что горевать — он мертв, его не вернешь. Я готов снова пойти на переговоры, а ты убедишь Санни ответить мне согласием.
Хейген сказал:
— Это пустой номер. Санни будет вам мстить до последнего вздоха…
Солоццо перебил его:
— Это сгоряча, на первых порах. Ты его должен образумить. Меня поддерживают Татталья и те, кто с ними. Другие семейства Нью-Йорка пойдут на все, чтобы избежать открытой войны между нами, — пострадает их дело, а значит, и они сами. Если мы с Санни договоримся, ни один семейный синдикат в Америке не станет вмешиваться — даже самые закадычные друзья дона.