Гражданин О (СИ)

Олесь понятия не имел, как играть все перечисленное, включая, как ни странно, девочку. Поэтому сначала насупился и был в этом состоянии пойман, смутился — и снова Гоша щелкнул камерой. Олесь посмотрел в объектив и подумал о том, что хочет Гошу — без напряжения в паху, просто констатируя факт.
— Хорошо… — отозвался Гоша как-то глухо.
Олесь непонимающе взглянул на него, понимая, что очень устал. Провел ладонью по лицу, размазывая весь этот роскошный бронзовый крем.
— Еще… лучше…
Он понятия не имел, что же там хорошего, поэтому еще больше удивился, когда Гоша шагнул к нему и, быстро притянув за шею, поцеловал. Это даже поцелуем назвать было трудно, Олесь качнулся в сторону, едва не потеряв равновесие, а Гоша уже вернулся к своей камере.
— Бесподобно. Ты не красавец, но цепляет, как же цепляет…
В Олеся полетел халат.
— Курить, срочно. А то у меня что-то голова поплыла, — признался Гоша.
— Э-э, — Олесь, охренев, так и остался стоять с этим халатом в руках, а за Гордеевым уже хлопнула дверь.
Что это было вообще? То работает, то подходит и целует какого-то хрена.
Халат было жалко — после той блестящей фигни, которой Олеся обмазали, вещь наверняка будет испорчена. И он с какой-то мстительной решимостью всунул руки в рукава, у порога обул свои сандалии и вышел на лестницу, прикрыв двери.
Гоша уже курил у подъезда, выпуская в небо густой сладковатый дым.
— Что куришь?
— Да я обычно нормальные курю, но купить забыл, а у... короче, были только эти, — он протянул Олесю пачку «Captain Black». — Будешь?
Олесь такие пробовал, конечно. После них губы становились сладкими, в институте этой херней было прикольно цеплять девчонок. И по мозгам били. Выпендрежные сигареты для мажоров и геев. Он вытащил коричневую трубочку и сунул в рот.
— Спасибо. Балуешь меня, — сказал он, прикуривая. — Атрибуты сладкой жизни для занюханного соседа.
— А ты привыкай, — отозвался Гоша. — Никогда бы не подумал, что в тебе столько секса. Впечатляет.
— Я заметил.
Гоша бросил на него быстрый взгляд.
— Посмотришь распечатки — сам не поверишь.
Он протянул к Олесю руку и сжал его плечо через халат.
Второго неудачного опыта за сутки не хотелось. Да и вообще — Олесь был не готов. И боялся, что с Гошей тоже будет не так и не то. И не хотел испортить то, что между ними начиналось — дружбу-не дружбу, но что-то. Рядом с Гошей было хорошо, Олесь чувствовал себя гораздо лучшим человеком, чем был на самом деле, и даже если Гоше в голову стукнуло потрахаться, а самому хочется так, что скулы сводит — ну уж нет.
— Ты доволен работой? — спросил Олесь ровно.
— Да, — пальцы сжались чуть сильнее.
— Тогда я пойду, — он запустил окурок в кусты и развернулся к дверям. — Пойду оденусь.
— Давай, — ответил Гоша таким тоном, что было непонятно — ему в самом деле плевать, или это только поза. — Заходи в понедельник вечером, фотографии покажу.
— Я не сомневаюсь, что фотки хорошие.
— Не люблю слово "фотки", — сказал тот, поморщившись. — Фотографии.
— Как скажешь.
Олесь пожал протянутую руку, зашел в студию, собрал свои вещи и сбежал домой.
Ему нужно было о многом подумать.
Глава 7
— Ты какой-то новый, — сказала Катерина.
Олесь смотрел на нее и улыбался. Радовался, что ее быстро перевели из реанимации в отдельную палату: все-таки деньги все решают, это верно. Жена выглядела бледной, но в глазах читалось новое выражение, и Катька даже нравилась той полузабытой естественностью, которая привлекла в студенческие годы.
— Подстригся. Гоша помог, — ответил он, прекрасно зная, что это вызовет много вопросов.
— Гоша? — переспросила Катерина.
— Да. Наш сосед. Он фотограф.
— Помог?
— Он предложил заработать денег, я согласился. Пришлось постричься.
— Что это за работа такая?
— Он фотограф, — терпеливо повторил Олесь, — ему нужна была... то есть, нужен был модель. Мужчина. Короче, он меня сфотографировал, но пришлось постричься. Там какая-то модная стилист была, она меня и обстригла. Даже осветлила немного.
— Хм, — произнесла Катерина глубокомысленно и отвернулась к окну.
— Ну что такое?
— Ничего. Пока я тут торчу, ты развлекаешься.
— Кать, это работа, какие развлечения, что ты? Я, между прочим, у Гоши сто тысяч занял, чтобы лечение оплатить, и двадцать этой работой уже отбил. Ну чего ты возмущаешься?
— Ничего, — махнула она рукой. — На здоровье.
— Да, — Олесь решил сменить тему: — Расскажи лучше, как ты себя чувствуешь?
— Нормально, оно не болит даже. Во вторник переведут в онкологию.
От одного только слова Олесь покрылся липким холодным потом.
— Онкология?
— Да, — буднично сказала Катерина, и стало ясно, что она уже рыдала, а сейчас мстительно ждет его реакции.
Олесь жену знал слишком хорошо: она очень любила преподносить уже пережитые новости таким тоном, что становилось херово.
— Зачем? — он постарался скопировать этот гребаный тон, но получилось плохо.
— Затем. Для профилактики, — Катя повернула к нему голову. — Ты прослушал, когда я рассказывала. Вот так, Олесик.
Сказала так, словно он был виноват в ее болезни.
— Катюш…
— Паша звонил, — она холодно улыбнулась. — У него тут какие-то знакомые в больнице. Спрашивал, все ли хорошо.
Так вот откуда отдельная палата, запоздало понял Олесь. Ну, Пашка…
— Небось, проведать тебя обещал, да?
— Ох, — улыбнулась она недобро, — а ты никак ревнуешь? Вспомнил старые добрые времена?
— Мне повезло, — Олесь сумел состроить печальное лицо, — ты же меня выбрала, а не его. Пашка в пролете последние пять лет.
Катя расслабилась, морщины над переносицей разгладились, и он довольно выдохнул.
Пронесло.
***
Вечером он забаррикадировался в квартире с двухлитровой бутылкой пива. Телефон положил рядом — вдруг Катерина позвонит. Но мобильник молчал, а Олесь самозабвенно поглощал пиво и смотрел душераздирающий фильм о подростках, попавших в руки к маньяку. Тот методично убивал их одного за другим согласно сценарию, пока не оставил двух, и ближе к концу начало казаться, что один из них маньяку помогает. Олесь ловил себя на разных мыслях: ему очень понравился второй парень, более взрослый, хладнокровный. А еще он думал о том, что сценарий поражает своей нетривиальностью: обычно оставалась влюбленная пара, и они убивали ублюдка, а потом целовались на фоне горящего здания, взорванной машины или чего там еще. Олесь представил этих двух парней, целующихся на фоне полуразрушенного здания, и пролил на себя пиво.
Когда маньяк разобрался с первым, оставив на закуску второго, Олесь понял, что ему нравятся брюнеты. И вообще — очень нравятся мужчины такого полубогемного вида, как Гоша.
На звонок в дверь он отреагировал тихим матом, но все же поплелся открывать.
— Я не взял твой мобильник, — сказал Гоша, ступая в прихожую.
Олесь протянул ему свой телефон и улыбнулся — пошутил, мол.
Гоша вежливо хмыкнул.
— Фотографии посмотреть хочешь? Дизайнер моя уже прислала. Сказала, что у тебя кожа отличная, ретушь почти не понадобилась.
Олесь подумал о том, что это у Ростика отличная кожа — гладкая и юная, не то что у него. Хотя умом дизайнеров и фотографов не понять, конечно.
— Ага, хочу, — кивнул и взял с тумбочки ключи.
Уже закрывая двери, подумал, что не взял ни сигареты, ни деньги — снова придется курить Гошины. И от этой мысли почему-то не было неудобно, хотя обычно бывало: любой долг Олесь протоколировал и запоминал, а потом при случае возвращал. Даже если речь шла о стрельнутой сигарете.
Уже в Гошиной студии он понял, что тот ведет себя, будто нервничает: слишком рваные жесты, слишком односложные ответы.
— Я пару распечатал, остальное на ноуте, — эта Гошина фраза оказалась более связной, чем предыдущие.
А потом он сидел и, улыбаясь, смотрел на Олеся, который переводил взгляд с одной фотографии на другую, поворачивался к Гоше — и так бесконечно, кажется. А на фотографиях был охеренный парень: молодой, нахальный, с блядскими глазами и бронзовой кожей. Гоша распечатал последние снимки — Олесь помнил, о чем думал тогда, и эти мысли читались с фото прямым текстом.