Клуб Одиноких Сердец
Лежа на диване, Мартин пристально смотрел в потолок на запыленный, словно подернутый благородной сединой китайский абажур, и вдруг его осенило: как и Флетт, Роберт напомнил Мартину его собственного отца, а поведение Руби — поведение мамы. Тот же восторженный щебет, суетливые движения и нервное хихиканье. Мама вечно порхала вокруг отца, точно крохотный астероид возле величавой, сияющей ослепительным светом звезды. До тех пор, пока отец не решил, что поклонения жены ему мало, и не начал встречаться с молоденькой секретаршей.
Вот почему он с первого взгляда невзлюбил Роберта. Обычно на публике отец обращался к Мартину с точно таким же высокомерным кивком-приветствием, как и адвокат сегодня в баре. В детстве Мартину казалось, что для отца он был центром вселенной, и лишь много лет спустя он понял: ребенок служил папе в качестве приманки. Женщины гораздо охотнее заговаривали с мужчиной, везущим по дорожке парка коляску с очаровательным карапузом. А очаровательный карапуз не сможет рассказать маме, чем папа занимался в кустах с незнакомыми тетеньками.
В старших классах школы, когда Мартин стал почти таким же высоким, как и отец, и гораздо более симпатичным, по утверждению мамы, у отца появилась привычка всячески подчеркивать недостатки сына, стоило кому-нибудь сказать о нем доброе слово. Если учителя хвалили Мартина за его успехи на теннисном корте, отец, мило улыбаясь, обязательно говорил: «Надо же, а дома он у нас такой увалень» — и ерошил волосы на голове сына. Со стороны это выглядело как тихая родительская гордость, но подсознательно Мартин чувствовал: отец пытается поставить его на место.
То же он делал и по отношению к жене. Вечные шутки, больше похожие на издевки, по поводу ее кулинарных способностей и умения водить машину довели маму до того, что она стала бояться приглашать в дом гостей, а за руль садилась, только чтобы доехать до ближайшего магазина. Мартин наблюдал, как с годами мама все больше увядала; затюканная постоянными придирками отца, она поблекла и превратилась в робкое бессловесное существо. Но Мартин знал: в молодости мама была совсем другой. На фотографиях в старых альбомах он видел улыбчивую, полную жизни девушку. В те времена, когда большое турне по миру после окончания школы еще не стало обычным делом, она вместе с подругой совершила путешествие в Новую Зеландию. Тогда мама была смелым, уверенным в себе человеком. Когда отец бросил их, от этой молодой красивой женщины не осталось и следа. И даже сейчас, десять лет спустя, мама время от времени принималась винить себя за то, что ей не удалось сохранить семью.
Мартину искренне хотелось надеяться, что адвокат окажется не таким. Может быть, он просто завидует успехам Роберта? У того есть все — шикарная машина, интересная работа, хотя это и выглядит аморально — помогать преступникам уйти от наказания, — но Роберт занимается настоящим делом. А чего достиг Мартин? Грандиозный литературный проект, который помог бы ему вырваться из повседневной рутины и чудом взлететь на вершину славы, теперь казался глупой, никчемной затеей. Мартин пытался восстановить роман. Он набросал основной сюжетный план, вспомнил некоторые фразы и даже целые абзацы, но, глядя на то, что получилось, Мартин сомневался, стоит ли вспоминать остальное. Как знать, не обманывал ли он себя с самого начала — может, и нет у него вовсе никакого таланта?
Чек на десять тысяч, подписанный Петунией Дэниэлс, красовался на стене гостиной, но чем дольше Мартин смотрел на него, тем яснее понимал — он никогда не возьмет этих денег. Творческий отпуск отменяется, потому что романа нет и никогда не будет. Сбежать куда-нибудь в теплые края? Можно, но гордость не позволяет: сама Петуния Дэниэлс заработала свои тысячи за лицедейство, и Мартину дала их за роль шута в дурном спектакле.
— Ку-ку!
Эндрью повезло, что в последнее время Лу забросила тренировки по каратэ. Она возилась с ключами у входной двери, когда Эндрью неожиданно материализовался из тени возле живой изгороди и с налету чмокнул ее в шею.
— Что ты тут делаешь? — раздраженно спросила Лу.
— Тебя жду, — сказал Эндрью. — Отвык спать один. Глаз не могу сомкнуть, если не чувствую рядом твоего тепла.
— Понятно. — Лу расцепила руки Эндрью, сомкнутые у нее на талии, и вошла в дом. Он последовал за ней.
— Разве тебе в детстве не говорили, что, прежде чем войти, надо дождаться приглашения? — возмутилась Лу.
— Можно войти? — спросил Эндрью, закрывая на замок входную дверь.
— И на будущее, пожалуйста, никогда не являйся без предупреждения. — Лу строго нахмурила бровь. — Я могла быть не одна.
— А с кем? — удивился Эндрью.
— С другим любовником.
— Зачем тебе другой любовник, если есть я? — ухмыльнулся Эндрью и запустил руку ей под юбку.
Лу твердо пресекла наглые поползновения и, вывернувшись, отошла к плите.
— Ты скучала по мне? — нежно пробормотал Эндрью, нависая над Лу сзади, пока она ставила чайник на газ и раскладывала по чашкам пакетики с ромашковым чаем.
— Мы вчера виделись, — напомнила Лу.
— А я успел соскучиться, — улыбнулся Эндрью.
— Как мило, — хмыкнула Лу.
Три часа спустя она лежала без сна и задумчиво разглядывала пыльный абажур под потолком. Рядом мирно посапывал Эндрью, положив руку ей на живот уверенным жестом собственника.
Перед тем как уснуть, он сделал важное признание. Они только что занимались любовью, и Эндрью, не слезая с Лу, приподнялся на локтях, заглянул ей в глаза и сказал: «Я тебя люблю». Три простых слова, без всяких смягчающих добавлений, которые снимают пафос фразы и лишают ее значительности, вроде: «Я люблю тебя, детка», сказанное шутливым тоном, или: «Люблю, когда ты делаешь это», или: «Знаешь, кажется, я тебя люблю». Нет, именно так — коротко и просто: «Я тебя люблю». Лу в ответ молча захлопала ресницами, не зная, как реагировать на его слова.
А сейчас она смотрела в темноту и знала, что наконец поняла старую поговорку: «Нет ничего хуже, чем каждое утро видеть рядом с собой на подушке одно и то же лицо».
Что происходит? Он признается ей в любви. Эндрью — мужчина, о котором можно только мечтать: красивый, умный, надежный, преданный. Так почему же Лу не хочет видеть его рядом с собой?
В это же самое время, когда Лу, терзаясь сомнениями, пыталась разобраться в собственных чувствах, Руби, облаченная в длинную футболку Роберта, уселась на постели и принялась рассказывать ему о письме из Америки.
— Я не знаю, что делать, — закончила она свое повествование. — Лу считает, надо все выяснить. Но я не ожидала такого поворота событий. Я-то думала, что моя мама живет в Гринвиче. Может, так оно и есть, а та женщина просто однофамилица? А вдруг Натаниел действительно мой брат? Но с другой стороны, я не хочу никому навязываться. Словом, я совсем запуталась. Роб, что бы ты сделал на моем месте?
— Да-да, малыш, — в полусне протянул Роберт. — Поступай как считаешь нужным. Я бы пошел до конца. Свалился бы как снег на голову.
— Правда? — встрепенулась Руби.
— M-м, угу, — пробормотал Роберт и захрапел.
23
На следующее утро Руби пришла на работу с бесстыдным сочно-лиловым засосом на шее. Чтобы скрыть это неожиданное «украшение», ей пришлось натянуть воротник блузки чуть ли не до самых ушей и обмотать горло ниткой искусственного жемчуга. Но втайне Руби, словно девочка-подросток, гордилась своим знаком любви. К тому же на утро была назначена встреча с представителями Баррингтоновского завода, и Руби с радостью замечала, как Флетт то и дело подозрительно косится на ее шею.
«Да, — безмолвно восклицала Руби, — я уже обзавелась новым любовником, и он гораздо лучше тебя во всех отношениях». Вслух же она произнесла:
— Мы считаем очень удачной идею о проведении в школах столицы Дня шарикоподшипника. Инженеры отправятся в классы и расскажут детям о том, какую важную роль играют эти маленькие штучки в больших и сложных механизмах.