Чужак
— Никогда о таком не слышал, леди! — заинтересованно сказал Джуффин. (Позже он признался мне, что соврал — «для оживления беседы».) — Я-то думал, что бедняга прожил на удивление долго, а он, оказывается, умер слишком рано!
— Никто не умирает слишком рано, все умирают вовремя. Кому-кому, а тебе, Кеттариец, надо бы знать такие вещи! Ты ведь глядишь во тьму… Но молодой Олли умер не по нашей вине.
— В этом я не сомневаюсь, леди!
— Ты во всем сомневаешься, хитрец. И это неплохо… Я могу сказать тебе одно: мы не знаем, почему умер Олли. А ведь мы должны это знать!
— Браба знает, но не говорит, — перебила коллегу леди Тиса. — Поэтому она не пришла в дом Маклуков. И не придет. Но это и не нужно. Ретани навестила ее на следующий день после смерти Олли. Говори, Ретани. Мы никогда не спрашивали тебя об этом, потому что у нас были другие заботы. Но у Кеттарийца нынче есть, кажется, только одна забота: узнать, почему Браба боится сюда приходить. И пока не узнает, он от нас не отцепится.
Воцарилось молчание. Потом Джуффин изящно поклонился леди Тисе:
— Да вы у меня в сердце читаете, незабвенная!
Старая карга кокетливо улыбнулась и подмигнула Джуффину. После этого галантного эпизода все присутствующие уставились на леди Ретани.
— Браба сама толком не знает. Но она очень боится. Она не может работать с тех пор, потому что боится, как девчонка. Она говорит, что кто-то увел тень молодого Олли и чуть не прихватил ее собственную… Мы все были уверены, что его тень ушла сама. Непонятно почему, но ушла. Быстро, как уходит женщина, которая не хочет любить. А Браба говорит, что ее увели. Кто-то, кого нельзя разглядеть… Но она так испугалась, что мы решили: зачем спрашивать? Тень не вернешь. Зачем нам чужой страх? — И леди Ретани умолкла, похоже, до следующего года.
Ведьмочки в тишине попивали камру, деликатно похрустывая печеньем. Сэр Джуффин думал. Господин Говинс многозначительно молчал. Я глазел на эту милую компанию и бескорыстно наслаждался. Но в какой-то момент мне показалось, что воздух в комнате сгустился так, что дышать стало невозможно. Что-то отвратительное появилось здесь на миг и тут же отступило, не задев никого из присутствующих, кроме меня. Да и я не успел ничего понять. Только липкий комочек абсолютного ужаса проник в мои легкие при вздохе, подступил ко мне тенью какой-то мерзкой догадки, чтобы тут же исчезнуть, к моему величайшему облегчению… Наверное, это и был тот самый «чужой страх», о котором говорила старая леди, но тогда я счел странный эпизод просто беспричинным скачком настроения, для меня обычным. Мне и в голову не пришло делиться этим дурацким интимным переживанием с сэром Джуффином.
Позже я понял, что напрасно скрытничал. «Дурацкие интимные переживания» были чрезвычайно важной частью моей будущей профессии. Священный долг сотрудника Тайного сыска докладывать шефу о каждом смутном предчувствии, ночном кошмаре, внезапном сердцебиении и прочих душевных неполадках, а вот анализ ситуации и прочую дедукцию вполне можно оставить при себе. Но тогда я постарался просто забыть об этом нехорошем комочке «чужого страха». Мои старания увенчались успехом, почти немедленным.
— Я знаю, как уходит тень, — заговорил наконец Джуффин. — Скажите, мудрые леди, неужели никто из вас, кроме почтенной Брабы, не почуял неладного?
— Мы все почуяли неладное, — усмехнулась леди Маллис, — почуяли неладное — и только! Никто из нас не знает, что мы почуяли. Нам это не по зубам. И тебе тоже не по зубам, хоть ты и заглядываешь во тьму куда чаще, чем мы… И парнишка тебе вряд ли поможет! — Я с ужасом понял, что внезапно удостоился пристального внимания старухи.
— Это тайна, сэр. Просто чужая, плохая тайна, — сказала леди Тиса. — Всем нам она не нравится. Мы не хотели о ней говорить, потому что бессмысленно говорить о том, чего не знаешь. Но когда находишься в обществе двух джентльменов, обреченных глядеть во тьму… Мы решили сказать все, хотя это вам ничего не даст. А теперь мы уйдем.
И три старушки с грацией молодых кошек исчезли за дверью.
«Джуффин, — я тут же принялся терзать его своей Безмолвной речью, — что они такое несли про „двух глядящих во тьму джентльменов“? Что это значит?»
«Не занимайся пустяками. Так эти леди представляют себе нас с тобой. Они мало что знают о Невидимой магии, поэтому определяют ее как „тьму“. Им так проще. И вообще, не придавай большого значения всему, что они наговорили. Эти дамы — неплохие практики, но теоретики из них никудышные!»
И сэр Джуффин Халли встал из-за стола.
— Мы уходим, Говинс. Здесь надо хорошо подумать. Скажи хозяину, что он может никого не посылать в Дом у Моста: я все оформлю сам. Утром я пришлю вам разрешение, сможете похоронить беднягу… Но я не обещаю, что все остальное уладится так же быстро, как хлопоты с бумагами. Здесь надо выждать, к тому же я буду очень занят в ближайшие дни. И следите, чтобы никто не шастал в эту грешную спальню. Пусть стоит неубранная, Магистры с ней! Если я буду отсутствовать долго, сэр Маклук не должен волноваться: об этом деле я не забуду, даже если захочу… Но если…
— Да, сэр. Если что-то случится…
— Лучше пусть ничего не случается. Просто не надо туда заходить. Присмотрите за этим, дорогой Говинс!
— Вы можете положиться на меня, сэр Почтеннейший Начальник.
— Ну вот и славно. Сэр Макс, ты еще жив? И не превратился в кувшин с камрой? А то знаешь, она имеет такие свойства…
— Джуффин, можно мне еще раз зайти в эту комнату?
Он изумленно поднял брови:
— Разумеется, хотя… Ладно, зайдем туда вместе.
И мы зашли в полутемную спальню. Все было спокойно. Индикатор в трубке сэра Джуффина дернулся и снова начал тупо искать компромисс между двойкой и тройкой. Но я пришел сюда не за этим. Оглядевшись, я сразу нашел коробочку с бальзамом, над которой мы безуспешно колдовали в начале вечера. Она все еще лежала на полу, на полпути к двери. Я поднял коробочку и сунул в карман лоохи, хвала Небесам, предусмотренный здешней модой. Виновато покосился на Джуффина. Он хохотал. Ничего, от меня не убудет, а он вполне заслужил хорошее развлечение.
— Зачем тебе эта штуковина, Макс? — спросил Джуффин, когда мы вышли в сад и затопали в направлении дома. — Готовишься к переезду, обрастаешь хозяйством? Почто обобрал моего соседа, признавайся!
— Вы будете смеяться… Да вы уже и так смеетесь, Магистры с вами! Но вы же сами видели, как она боится. Я просто не мог оставить ее там.
— Коробочку?! Ты имеешь в виду коробочку?
— Да, коробочку. Какая разница? Я чувствовал ее страх, я видел, как она пыталась укатиться… Но если вещи умеют помнить прошлое, значит, они его как-то воспринимают. Значит, они живут своей непостижимой жизнью, так ведь? В таком случае какая разница, кого спасать: коробочку или прекрасную даму…
— Дело вкуса, конечно! — прыснул Джуффин. — Ну и воображение у тебя, парень! Молодец! Сколько живу на свете, но в героическом спасении коробочки я еще не участвовал!
Он издевался надо мной до самой калитки, но вдруг резко посерьезнел:
— Вообще-то, сэр Макс, ты — гений. Потрясающе! Не знаю, как там насчет непостижимой жизни коробочки, но если забрать предмет из зоны страха… Грешные Магистры! Ты прав, Макс, она вполне может «заговорить» у нас дома. Не сразу, конечно, но может. Что-то она помнит, эта твоя вещичка, воришка ты этакий! А старуха может съесть свою скабу: чтобы мы с тобой да не справились с этой тайной! Справимся, и не такие орехи грызли!
Я решил воспользоваться благоприятным моментом и осторожно спросил:
— А все-таки, что они имели в виду, когда говорили про тьму, в которую мы якобы смотрим? Мне как-то не по себе от всего этого.
— А тебе и должно быть не по себе, — жестко сказал Джуффин. — Это — нормально. Помнишь, как ты сюда попал?
— Помню, — буркнул я. — Но стараюсь об этом не задумываться.
— Ну и правильно. Успеешь еще задуматься, дурное дело нехитрое… Но согласись, такое не с каждым может случиться: удрать из одного мира в другой, в здравом-то уме и при живом теле. Так вот, мы с тобой — из тех ребят, с кем случается еще и не такое!.. А старухи занимаются магией, да не как все здешние жители — раз в год, на собственной кухне, а очень долго и всерьез. Можно сказать, они ничем другим и не занимаются. И опыт говорит им: что-то с нами не так. Это «не так» они и называют «тьмой»… Понятно?