Проклятый горн
Они просто боялись.
Тех, кто обитал в доме с освещенными окнами и работал в его подвалах. Потому что даже идиоты прекрасно знают — можно убить соседа, ограбить друга, повесить на столбе бургомистра, испытывать терпение герцога, но не стоит играть в такие игры с инквизицией. Ничем хорошим это не закончится. Лишь конченые висельники захотят связываться с Псами Господними.
Пока я пересекал площадь, охранники с факелами внимательно следили за мной, но не двигались. И лишь когда поняли, что я направляюсь к карете, один из них вышел вперед, наполовину вытащив шпагу из ножен:
— Иди себе мимо.
— Я страж. И мне нужен кто-нибудь из тех, кому ты служишь.
Он поколебался, не зная, какое решение принять, но шпагу все же опустил. Сделал шаг назад, сказал товарищу, не оборачиваясь:
— Позови отца Леонарда.
Стал накрапывать редкий холодный дождик, капли попадали на открытое пламя, то шипело, начинало чадить и извиваться. С каждой секундой светало, мрак отступал перед новым днем, обесцвечивая город, обволакивая его всеми оттенками серого. На востоке до сих пор продолжалась стрельба, но редкая и усталая. Весь запад был затянут дымами затухающих пожаров. Клагенфурт неспешно приходил себя.
Ждать пришлось довольно долго. Наконец из дома появились четыре клирика в серых рясах Святого Официума. За ними шли двое громил в кожаных чепцах, которые вели Вальтера. За те полмесяца, что я его не видел, он сильно исхудал, лицо стало острым и каким-то обреченным. Глаза ввалились, щеки впали, губы колдуна были разбиты, кровь запеклась в щетине на подбородке. Но шел он прямо, презрительно кривясь, делая маленькие шажки из-за того, что его ноги были скованы цепью. На руках висели кандалы, голову сжимал стальной обруч, который глубоко врезался в кожу, раня ее ничуть не хуже тернового венца, который ранил Христа.
Вальтер заметил меня, вздрогнул, в его глазах полыхнула дикая надежда, и он тут же отвел взгляд, не желая, чтобы я заметил эту слабость. Мордовороты запихнули его в карету, сели по бокам. Этот транспорт явно не подходил для перевозки заключенных, слишком дорог и на окнах нет решеток, но, если ехать требуется срочно, а найти подходящий дилижанс невозможно, сойдет и такое.
Высокий дородный инквизитор с пухлыми губами и редким пушком на большой, похожей на ведро голове подошел ко мне, гулко сказав:
— Я отец Леонард, генеральный инквизитор Клагенфурта.
— Людвиг ван Нормайенн.
— Страж, надо полагать? Не в самое лучшее время мы с вами знакомимся. Гордыня и похоть овладели этим городом.
— И зло. Я хочу сообщить о ереси.
— Большей, что творилась ночью? — с грустной усмешкой спросил он. — Ангелы, должно быть, выплакали все слезы, наблюдая с небес за тем, как мирные жители убивают друг друга. Что случилось?
— Я видел велефа.
Сказал я это лишь для того, чтобы остановить их. Не дать уехать из города и увезти Вальтера. По крайней мере до тех пор, пока я не найду способа поговорить с ним.
Инквизитор нахмурился, испытующе глядя на меня, и другой Пес Господень, слышавший мои слова, подошел и сухо произнес:
— Страж не лжет. Во всяком случае, он считает, что действительно видел это безбожие. Последний колдун крови был сожжен в Риапано восемьдесят лет назад. Ты не ошибся? Это точно был велеф, а не какой-нибудь деревенский практик?
— Последнего колдуна крови сжег я. И это случилось в прошлом году в Кантонских землях. При этом погибло несколько каликвецев, — резонно возразил я ему. — В Риапано получили мой доклад. Не знаю, извещали ли они об этом региональную инквизицию.
Судя по ставшему еще более хмурым лицу отца Леонарда, человека, занимавшего серьезную должность, новости ему были известны, но он не подтвердил мои слова.
— Если был один велеф, то почему не существовать и другому? — тихо произнес я.
— Я сообщу обер-инквизитору Удальна о ваших словах, как только доберусь до столицы.
Это было по меньшей мере странно. И он, заметив выражение моего лица, пояснил:
— Поймать велефа непросто, господин ван Нормайенн. А в городе, где нет никакой власти, невозможно. Не с теми ресурсами, что я располагаю. Всесилен лишь Господь, но не мы. Кроме того, Он в мудрости Своей не отпустил нам столько стойкости, чтобы противостоять такому чудовищу. Как видите, я признаюсь в этом. Чтобы вы не думали, что мы избегаем своих обязанностей. К тому же у нас уже есть один еретик, и мы не можем оставить его без присмотра в надежде поймать еще одного.
— Неужели этот человек опаснее и важнее велефа? — Я кивнул на карету.
— Нет. Но он преступник. Колдун, убивший людей в Крусо. Слышали?
— Да.
— Его ждет допрос, раскаяние и всеочищающее пламя. Не волнуйтесь, страж. Обер-инквизитор отправит известие в Риапано, и скоро в город пришлют каликвецев. Поверьте, братья-монахи находят еретиков и по остывшим следам. Велефа поймают. Не сегодня, но обязательно поймают.
Он легко поклонился, показывая, что разговор окончен, и направился к карете.
— Отец Леонард! — окликнул я его. — Вы уезжаете из города? Найдется у вас еще одно место?
Инквизитор в задумчивости остановился, поймал взгляд товарища:
— Я могу обеспечить вам защиту и вывезти из Клагенфурта, господин ван Нормайенн. Но и только. Дальше, простите за мои слова, нам с вами не по пути.
Надо думать, он не желает, чтобы кто-нибудь знал, в какие казематы везут отступника.
— Мне это подходит. — Я хватался за любую возможность.
— Но лишних лошадей у нас нет. Вам придется разделить карету с еретиком. Если, конечно, это не смущает.
— Не смущает.
Когда я залез внутрь, Вальтер с иронией поднял бровь, но не произнес ни звука. Он сидел зажатый с двух сторон мордоворотами, которые, признаюсь честно, непонятно как вообще сюда поместились при их комплекции. Спустя минуту в карету забрался отец Леонард и стало совсем тесно.
Вальтер скривился.
— Твое презрение меня не трогает, — равнодушно проронил инквизитор. — Советую тебе помолиться о своей душе и раскаяться в запрещенном колдовстве. Тогда дознаватели будут милосердны.
— У меня есть патент для занятий волшебством.
— Аннулирован. И он не разрешал убивать людей.
— Ну конечно, пес. Такое разрешение есть только у Святого Официума, — с усмешкой произнес тот и тут же охнул, когда один из охранников с силой ударил его локтем под ребра.
— Покайся, — сухо произнес инквизитор. — Мучения тела ничто по сравнению с мучениями твоей души. Ты можешь сократить время своего пребывания в чистилище.
— Подумаю над твоим предложением, — восстановив дыхание, процедил Вальтер. — До Линна дорога долгая. У меня есть время.
— Гораздо меньше, чем ты думаешь.
Колдун усмехнулся, посмотрел мне в глаза:
— Зря ты сел в эту карету, незнакомец. Пешком было бы безопаснее.
— Заткнись, — пробурчал охранник слева, хотел замахнуться на заключенного, но взглянул на отца Леонарда и передумал.
— Не слушайте его и не бойтесь, — обратился ко мне Пес Господень. — Его угрозам не суждено осуществиться. Он лишен возможности причинять зло.
Карета в сопровождении всадников двинулась вниз по улице, направляясь к городским воротам внешней стены, прочь из Клагенфурта. Четырежды я видел в окно людей, молча расступавшихся перед клириками, один из которых держал стяг с гербом Инквизиции — рука, сжимающая сияющее распятие веры.
Я подумал о том, что Проповедник, наверное, все еще дожидается меня у Мельничьих ворот и будет чертовски зол, когда поймет, что к чему.
Со слов Вальтера выходило, что его везут в столицу Удальна — Линн. Там есть и верховный трибунал инквизиции герцогства, есть и прямая связь с Риапано. С таким отступником, как колдун, на которого церковь повесила убийства в Крусо, поступят надлежащим образом. Казнят прилюдно, чтобы показать всем, что бывает с теми, кто покушается на верующих, но сперва выбьют признание.
А мне позарез нужно поговорить с бывшим слугой маркграфа Валентина прежде, чем его мясо запечется на костях.