Две башни
Он попытался освободиться. Один из орков, сидящий рядом, засмеялся и сказал что-то товарищу на своем отвратительном языке.
— Отдыхай, пока можешь, маленький дурак! — сказал он Пиппину на общем языке, который в его устах был почти так же отвратителен. — Отдыхай, пока можешь! Вскоре мы дадим работу твоим ногам. Ты соскучишься об отдыхе, пока мы не вернемся домой.
— Если бы была моя воля, ты пожалел бы что не умер, — сказал другой. — Я заставил бы тебя попищать, жалкая крыса. — Он склонился над Пиппином, приблизив свои желтые клыки к его лицу. В руке он держал черный нож с длинным зазубренным лезвием. Лежи спокойно, или я тебя ткну этим, — прошипел он. — Не привлекай к себе внимания, а не то я могу забыть о приказе. Будь прокляты изенгардцы! Углук у багрони сыл пуджут Саруман — голб бубхош скай, — он произнес длинную гневную речь на своем языке; постепенно его речь замерла среди бормотанья и фырканья.
Испуганный, Пиппин лежал тихо, хотя боль в руках и ногах его росла, а камни врезались ему в спину. Чтобы отвлечься, он внимательно вслушивался в происходящее вокруг. Слышалось множество голосов, и в речи орков звучали ненависть и гнев: начиналось что-то вроде ссоры, которая становилась все более горячей.
К своему удивлению, Пиппин обнаружил, что понимает большую часть сказанного: большинство гоблинов использовало общий язык. Очевидно, здесь присутствовали члены двух или трех совершенно различных племен, и они сами не понимали языков друг друга. Гневные споры касались того, что делать дальше: куда направиться и что делать с пленниками.
— Нет времени убить их должным образом, — сказал один.
— Этому не поможешь, — ответил другой. — Но почему бы не убить их быстро и прямо сейчас? Они помеха для нас, а мы торопимся. Наступает вечер, и нам нужно идти.
— Приказ, — сказал третий голос, похожий на низкое рычание. — Убейте всех, кроме невысокликов. Их следует доставить живыми и как можно быстрее. Таков приказ, полученный мной.
— Для чего они нужны? — спросило сразу несколько голосов. — Почему живыми?
— Я слышал, что у одного из них есть что-то очень нужное для войны, какой-то злой заговор или еще что. Во всяком случае они оба должны быть допрошены.
— Это все, что ты знаешь? Почему бы не обыскать их самим и не найти то, что нужно? Мы можем найти и использовать это для себя.
— Очень интересное замечание, — фыркнул голос, более мягкий, но и более злобный, чем остальные. — Я могу доложить об этом… Пленников нельзя обыскивать или грабить — таков приказ, полученный мной.
— И мной тоже, — сказал глубокий голос. — Живыми и в том виде, в каком захвачены — не грабить. Это приказ.
— Но мы его не получали, — сказал один из прежних голосов. — Мы пришли из Мории убивать и мстить за своих. Я хочу убить, а потом вернуться назад на север.
— Возвращайся, — сказал насмешливый голос. — Я Углук. Я здесь командую. Я возвращаюсь в Изенгард кратчайшей дорогой.
— Разве Саруман — хозяин великого глаза, — спросил злобный голос. — Мы должны немедленно вернуться в Лугбург.
— Если бы можно было переправиться через реку, мы могли бы вернуться, — сказал другой голос. — Но нас слишком мало, чтобы пробиться к мостам.
— Я переправился через реку, — сказал злой голос. — А крылатый назгул ждет нас севернее на восточном берегу…
— Может быть, может быть! Значит, вы убежите с нашими пленниками и получите всю плату и награды в Лугбурге, а мы останемся здесь, пешие в стране лошадей?.. Нет, мы должны идти вместе. Эти земли опасны, полны бунтовщиков и разбойников.
— Ага, значит, мы должны идти вместе, — насмехался Углук. — Я не доверяю тебе, маленькая свинья. Ты ничего не знаешь, кроме своего хлева. По мне, вы хоть все убежите. Мы бойцы Урук-хей! Мы убили великого воина. Мы захватили пленников. Мы слуги Сарумана мудрого, Белой Руки. Рука даст нам мясо человека для еды. Мы пришли из Изенгарда и вернемся туда, а вы пойдете по тому пути, который мы выберем. Я Углук. Я сказал все.
— Ты сказал достаточно, Углук, — сказал злобный голос. — Интересно, как к этому отнесутся в Лугбурге? Там могут решить, что плечи Углука нужно освободить от пустой головы. Могут спросить, откуда пришли эти странные идеи. На самом ли деле они исходят от Сарумана? И о чем он думает, сидя в своей берлоге под грязным белым знаком? Они согласятся со мной, с Гришнаком, своим верным посланником. И я, Гришнак, говорю так: Саруман глупец, грязный предательский глупец. Но великий глаз знает о нем.
Много громких возгласов на языке орков ответило ему, послышался звон оружия. Пиппин осторожно повернулся, стараясь увидеть, что происходит. Его охрана присоединилась к схватке. В полумгле он увидел большого черного орка, вероятно, Углука, стоявшего лицом к лицу с Гришнаком, низкорослым кривоногим существом, широкоплечим, с длинными руками, свисающими почти до земли. Вокруг них стояло множество орков меньшего роста. Пиппин предположил, что они с севера. Они обнажили свои мечи и ножи, но не решались нападать на Углука.
Углук крикнул и побежало много других орков такого же роста, как и он. Затем Углук, без всякого предупреждения прыгнул вперед и двумя короткими ударами срубил головы двух своих противников. Гришнак отступил и исчез в тени. Остальные побежали, а один, переступая через лежащего Мерри, споткнулся и с проклятием упал на него. Но этим он, вероятно, спас свою жизнь, потому что Углук перепрыгнул через него и уложил другого орка своим коротким мечом. Это был желтозубый охранник. Тело его упало на Пиппина, и руки его все еще сжимали длинный зазубренный нож.
— Бросайте оружие! — закричал Углук. — И больше не говорите глупостей. Отсюда мы идем прямо на запад. Отсюда вниз по склонам и вновь вдоль реки к лесу. И будем идти день и ночь. Ясно?
— Если этому уроду понадобится хоть еще немного времени, чтобы захватить контроль над бандой, у меня есть шанс, — подумал Пиппин. Надежда проснулась в нем. Конец черного ножа уперся ему в руку и скользнул к запястью. Он почувствовал, как ручеек крови стекает по руке, почувствовал холодное прикосновение стали к коже.
Орки готовы были тронуться в путь, но некоторые из северян по-прежнему проявляли недовольство, и Изенгардцы убили еще двоих, прежде чем остальные покорились. Было много ругани и суматохи. На какое-то время Пиппин остался без охраны. Ноги его были крепко связаны, но руки только перехвачены веревками у запястий перед ним. Он мог двигать ими вместе, хотя веревка и была стянута прочно. Он отодвинул мертвого орка в сторону, потом, стараясь даже не дышать, начал тереть веревку о лезвие ножа. Лезвие было острым, а мертвая рука крепко держала его. Веревка перерезана! Пиппин быстро придал ей прежний вид свободными петлями она обвивалась теперь вокруг его рук. Потом он лег и лежал спокойно.