Прорыв

Поначалу дорога у нас под колёсами была асфальтовая, но разбитая до невозможности, трясло на ней беспощадно. Поэтому, когда мы нашли съезд на просёлок и свернули на мягкую грунтовку, ощущение было такое, что как будто в рай въехали. Наступила почти что тишина, нарушаемая фырчанием мотора.
Напряжение, которое царило с утра, понемногу ослабло. По крайней мере, мы стали просто разговаривать, а не только по делу фразами перекидываться. Я понемногу начал прикидывать, где мы остановимся на ночлег. Хотелось бы это сделать где-нибудь подальше от основных трасс. Например, просёлок, по которому мы ехали, мне очень нравился, потому как было похоже, что последняя машина по нему проехала сколько-то дней назад, а никак не сегодня.
В конце концов этот путь вывел нас к узенькому и неровному шоссе. Выбрались на него, но вскоре заметили ещё один съезд в нужном нам направлении. Я снова посмотрел в карту — да, есть деревни, значит, есть и дорога или, по крайней мере, обозначенное направление. А уж наши машины проедут по любому направлению, в этом не сомневайтесь.
Съезд на противоположную сторону шоссе нашёлся через пару минут, достаточно накатанный, чтобы считаться дорогой, но недостаточно для того, чтобы полагать дорогу оживлённой. Именно то, что нам и надо.
Затем была одна непредвиденная остановка по уважаемой причине. Как говорится, «мальчики — налево, девочки — направо». Этому ответственному делу предшествовал не менее ответственный инструктаж, хоть и краткий — раньше мы это уже проходили. В быстрой речи я перво-наперво наложил запрет на любые перемещения поодиночке. Даже поход в туалет должен осуществляться попарно, с выставлением боевого охранения. Например, если я сижу в кустиках с напряжённым лицом и думаю о вечном, то с крайне уязвимого для любого врага в этот момент тыла меня должен охранять Лёха, засевший поодаль в секрет. После того, как я свои дела полагаю завершёнными, я могу оказать Лёхе аналогичную услугу, выставив боевое охранение его задницы. Любой другой способ «отправлять естественные надобности», как это называется в Уставе гарнизонной и караульной службы, находится под запретом до прибытия в место, объявленное мной безопасным. Поэтому система «Гадим на природе» стала сугубо парной, как в дайвинге — Buddy System.
В общем, сбегали, загрузились в машины, поехали дальше. Днём остановились на ещё один быстрый привал, но обеденные пикники я запретил, светлое время суток надо использовать по максимуму. И к тому времени, когда я решил, что надо начинать подбирать место для привала ночного, мы как раз добрались до границы Московской и Владимирской области, обогнув по внешнему кольцу все более или менее крупные города, такие, как Сергиев Посад. Была идея сунуться за гостеприимством южнее, к Ногинску и окрестностям, где до сих пор было множество людских анклавов под защитой многочисленных в этих местах военных, но я такую идею сразу отмёл. Если дадут ночлег, то начнут расспрашивать, а болтать не хотелось, и вообще…
Объект, который словно специально напрашивался на место ночлега, увидели примерно через час. Прямо посреди поля за полуразрушенным бетонным забором виднелись два вытянутых здания с воротами в торце. Ферма, причём явно заброшенная давным-давно, от запаха навоза и всего такого прочего и следов не должно остаться. А ворота большие, можно въехать на машине прямо внутрь, и со стороны не видно будет нашего лагеря.
— Давай туда, — скомандовал я Шмелю, на что он лишь кивнул и вывернул руль.
Колея до поваленных ворот вела уже едва заметная, почти заросшая, машина на ней раскачивалась, как лодка в зыбь, стебли прошлогодней травы хлестали по бамперу. Не доезжая метров пятидесяти, встали.
— Шмель, не глуши. Лёха, проверим. Большой, прикрываешь с пулемётом, — быстро раздал я указания, выпрыгивая на дорогу.
Две другие машины остановились поодаль, у съезда с дороги. Правильно действуют.
— Давай прогуляемся, — пробормотал я, включая фонарь на «сто пятом».
Гулять долго не пришлось — запах мертвечины почувствовали почти от ворот и сразу замерли как вкопанные.
— Чуешь? — спросил Лёха, потянув носом воздух и настороженно оглядываясь.
— Ага, — ответил я, направляя острый луч фонаря в темноту за распахнутыми воротами. — По-любому нам делать здесь нечего, если даже мертвяков нет, то дохлятиной воняет. Не нюхать же до утра.
— Я тоже так думаю, — с готовностью поддержал он меня. — Давай лучше ещё что-то поищем.
— Соображаешь, — кивнул я, давая задний ход.
В луче фонаря мелькнуло что-то движущееся, закрытое подгнившими досками полуразваленного загона, и я крикнул Большому:
— Движение видишь за досками? Дай туда пару раз.
— Движения не вижу, но дать — дам, — ответил он.
ПКМ прогрохотал очередью патронов на десять, выбив тучи пыли и щепок из ветхого дерева и явно кого-то спугнув. Что-то быстро метнулось от нас в дальний край здания, и Большой это движение засёк, выпустив вслед ещё одну очередь. А мы между тем уже грузились в машину.
— Шмель, давай на фиг ходу отсюда. Нечего здесь ловить.
«Уазик» решительно рванул с места, развернулся прямо по траве, давя сухие стебли, и поехал обратно к дороге, к ожидавшей нас колонне. В битву мы не рвёмся, у нас другие дела.
 
Сергей Крамцов
6 мая, пятница, утро
Вчера с вечера костерок разожгли, поставили на таганок котелок с водой для чая. Пусть хоть что-то горячее за день в брюхо упадёт, а то в пути всё больше бутербродами обходились. После неудачной попытки пристроиться на ночлег на заброшенной ферме ехали ещё не меньше часа, пожалуй. Когда почти стемнело, нашли пустующие пакгаузы возле какой-то железной дороги, выглядящей давно и совершенно заброшенной. Там было абсолютно, идеально пусто, как в кармане у нищего, но при этом строения были вполне капитальными и даже шифер на крышах оставался почти целым, хоть и не везде. Под одной такой дырой в потолке костерок и разожгли.
Машины удалось упрятать между близко стоящих складов, разве что фишку организовать на крыше не получилось, слишком велик был риск её продавить и полететь вниз, но потом решили ограничиться наблюдением в окошки. Вокруг одни поля, не должны на нас ночью большими силами люди нападать, а вот всяких мертвяков с морфами как раз лучше встречать за стеной. Надёжней. И разбудить всех будет просто, благо легли здесь же, вповалку, расстелив матрасики прямо на бетонном щербатом полу и завернувшись в спальники.
В первую смену караулить поставили сестриц. Они, можно сказать, в тишине и относительном комфорте всю дорогу ехали, в салоне «буханки», вытянув ноги и развалившись в креслах, разве что на Пашку жаловались — курит много, всю машину продымил. Ну, пусть курит, недолго осталось. У него запас сигарет к концу подходит, и где их брать, он не знает, а мне на эту тему и размышлять неохота. Курить — здоровью вредить, бросать пора.
Уснули все быстро, я даже удивился — ожидал, что все ещё трепаться перед сном будут, раз под одной крышей собрались, как обычно и бывает, но нет — кто-то что-то сказал, кто-то ответил, и наступила тишина. Относительная, конечно: кое-кто похрапывал.
Мне по графику выдалась «собачья вахта», против чего я, собственно говоря, не возражал. Рано лёг, поэтому и проснулся легко. Откинул спальник, обулся быстро. Вообще-то свежо с утра пораньше. Даже холодно. Кивнул разбудившей меня Татьяне с благодарностью и быстро перебрался на её пост.
За ночь здесь постарались, устроили что-то вроде высокой лавки напротив окна. И не уснёшь, потому что свалишься, но и на ногах больше топтаться не надо. Ну и молодцы. Было темно, лишь у самого горизонта появился какой-то намёк на рассвет. Скоро начнётся, пять утра, пора, май на дворе.
Где-то вдалеке ухала сова, а больше никаких звуков над всем мирозданием. Тишина. Привыкать к ней стали уже, кстати. Поначалу так странно и непривычно было, особенно в городе, а теперь вроде как и нормально. Замерла жизнь, та, которая осталась.