Ловушка для чужестранки

Несколько раз по его приказу мне приносили воду и выводили в туалет. Я не заметила, чтобы он сам что-нибудь пил или покидал комнату, всегда находя его в том же положении, в каком он был до моего ухода.
Потом принц-дознаватель попросил меня нарисовать условную карту Земли, и я схематично выдала оба полушария, к своему стыду признавая, что географию помню плохо. Это не укрылось от Шиаду, и он не стал останавливаться на подробностях, приказав рассказать о населении.
Легкий взлет бровей указал, что принц изумлен тем, что мой родной мир населен исключительно людьми. Рассматривая мои рисунки с чертами основных рас, он ухмыльнулся какой-то своей мысли и присоединил листок к остальным моим художествам. Дальше его интересовали подробности моего попадания на Айрос и мой учитель. После описания старого доргаарда принц отошел от моего стола и задумчиво постучал кончиками пальцев по губам, будто его мучил какой-то важный вопрос, но он по какой-то причине не спешил его задавать.
Я же глубоко задышала, приводя мысли в относительный порядок и радуясь предоставленной передышке. Мои ноги страшно гудели от долгого стояния, получая отдых, только когда я опиралась на стол, чтобы нарисовать что-либо. Судя по той последовательности, с какой он спрашивает, скоро его интерес коснется Кирсаша, и я судорожно придумывала грамотную отговорку. Отвечать нужно было предельно честно — по тому, как ярко иногда вспыхивали рубиновые глаза принца, было видно, что он мгновенно распознавал фальшь. В этой комнате я совсем не видела Льйи Тайги, даже покрытую вуалью, а его эмоции были спрятаны за бесстрастной маской. Проскальзывало только то, чему он сам позволял.
Расспросы о брате начались, только когда он полностью разобрался в ситуации с учителем и, несмотря на все мои усилия, естественно, заметил мою реакцию на вопросы личного характера. Все-таки проклятое сердце пропустило удар, когда Шиаду как бы мимоходом спросил о наших отношениях во время путешествия по нижним уровням. Ввиду того что я облажалась, мне пришлось рассказать правду.
Принц откинулся на спинку стула, его жуткие глаза вампира из ночных кошмаров смеялись.
— Так-так-так, — он ухмыльнулся, — а братец шустрее, чем я думал. Времени даром он не терял…
Мне было неприятно это его разглядывание в упор, и я уткнулась в крышку стола.
— Тот ваш человек, с которым вы жили, не будет ли… хм, — Шиаду широко улыбнулся, обнажая белоснежные острые зубы, — ревновать?
Вспыхнувший гнев помог скрыть охватившую меня радость — мне удалось его провести. Ведь понятие ориентации в отношениях мы, слава Сестрам, не обсуждали. Будет ли ревновать Митька, мой друг-гей?
Да, будет, и это было правдой! С его-то характером, но не к мужчине, а к вниманию его драгоценной подруги. Подробности принцу знать необязательно. Зато мне удалось — по крайней мере, я очень на это надеялась — снять претензии к Киру за его отношения с невинной девицей.
Шиаду хмыкнул, принимая мой гнев на другой счет, и снова собрался, атаковав меня новой порцией вопросов о членах сешшера, гноме с Дий'осом и локарне. А также о моих личных соображениях насчет оплота и его обитателей, Рииллы и многого другого. Потом он неожиданно попросил нарисовать его портрет, осведомляясь, могу ли я заниматься этим во время беседы. Солгать я снова не смогла, за что получила новый чистый лист, палочку и ластик. Принц, правда видя мою сосредоточенность, уменьшил поток вопросов вдвое, неподвижно застывая во время моих ответов. Подавив желание нарисовать ему свиной пятак вместо носа, я принялась за работу, машинально бросая ответы, иногда почти не задумываясь. Сильная усталость замедляла мои движения, но любимое занятие, так незаслуженно заброшенное из-за всяких перипетий, придавало сил и заставило пристальнее всмотреться в принца, так открыто рассматривать которого я иначе бы не решилась. К тому же для удобства я встала, вернее, почти упала на колени перед столом, с трепетом проводя ладонью по чистому листу. Стула мне темный не предложил.
Когда я абстрагировалась от его упыриной сущности, выворачивающей меня наизнанку, стало вдруг понятно, что Шиаду потрясающе, божественно красив. Они с Кирсашем были довольно похожи одинаковыми скулами и идентичным разлетом бровей, но лицо старшего принца было намного совершенней, каждая его черта продолжала другую без резких переходов и обрыва, существуя в абсолютной гармонии с остальными и потрясающим телом, скрытым темно-серыми складками тяжелого шарсая. Если провести параллели с вином, красота Шиаду была выдержана многими столетиями и отшлифована временем. Именно такие мужчины заставляли сердце всех женщин вне зависимости от возраста трепетать от единственного взгляда и ловить любое слово, срывающееся с идеально симметричных, тонко очерченных губ.
Мне все же не удалось удержаться от соблазна пририсовать маленькую бородавку на его щеке. И пока он не смотрел, я усиленно старалась ее стереть, чуть не подавившись от того, что точно такая же появилась на позирующей модели. Изучив лицо принца вдоль и поперек, я закончила эскиз, с удовлетворением понимая, что идеал имеет один единственный недостаток для художника — он скучен. Еще раз я за его портрет не примусь — там больше нечего искать. Все, что необходимо, уже найдено и перенесено на бумагу.
Задумавшись, я не сразу осознала, что принц довольно продолжительное время сидит молча, наблюдая за мной, и смущенно протянула ему листок. Бросив на рисунок скептический взгляд, он приподнял бровь.
— Вы считаете, что я такой? — поинтересовался он.
— Не всегда, — буркнула я, понимая, что пойманное мной состояние легкой мечтательности было на лице Шиаду одно-единственное мгновение, и посчитала нужным пояснить: — Я ничего не изобретаю, только воспроизвожу то, что вижу.
— А видите вы немало, — задумчиво проговорил дроу. — Что ж…
Тут я не выдержала и застонала.
— Прошу прощения, что перебиваю, но не могли бы мы продолжить завтра. У меня совсем нет сил. Если вы считаете, что я могу принести пользу роду, отвечая на вопросы, то дайте мне отдохнуть.
То, что я оставалась на коленях, по моему мнению, должно было иметь хоть какое-то значение для мерзавца!
Во время моей тирады глаза принца округлялись от изумления.
— Вы предлагаете мне еще одну беседу? — недоверчиво уточнил он.
Я осеклась.
— А вы что, уже закончили? — У меня даже не было желания обругать себя за поспешность.
— Вы хорошо себя чувствуете? — участливо поинтересовался Шиаду.
— Нет, и я пытаюсь вам об этом сказать.
— Голова не болит? — настаивал он.
— Болит еще как! Она скоро лопнет от ваших вопросов, — не сдержалась я.
— И только?
— А вам этого мало?! — Тут уже моему изумлению не было предела. — Я хочу в туалет, хочу есть, а также пить и спать, если вас это так интересует.
Мерзкий упырь снова откинулся на стул, рассматривая меня в упор. Я нервно сцепила пальцы в замок, не выдерживая его взгляда. Меня уже начинало мутить от жажды и желания выспаться, пока не было понятно, что из этого пересилит. Интересно, сколько прошло времени?
Принц не издал ни звука, но дверь внезапно открылась, впуская моего тюремщика.
— Проводите лайнере в ее покои, — приказал принц, поднимаясь. — Раз вы настаиваете, дорогая, на продолжении разговора, то в скором времени он состоится, но не здесь.
Я заскрежетала зубами — еще одной подобной беседы я не выдержу.
Выйдя из туалетной комнаты, я набросилась на стоявшую на столике воду, опустошив полграфина. Меня уже не трясло, а колотило, из-за чего вторая половина графина оказалась на полу. Если в оплоте Низар только облапал мою Льйи Тайги, покопавшись в ней, то Шиаду вскрыл и препарировал все внутренности, включая мозг. Не найдя в себе силы, чтобы раздеться, я рухнула на кровать поверх покрывала и провалилась в долгожданные объятия Морфея.
Даже сквозь крепкую защиту из привычных кошмаров, возведенную вокруг меня богом сновидений, ощущалось чье-то навязчивое присутствие. Горестно вздохнув, я перевернулась на другой бок, натянув одеяло до самого подбородка, и тут же ощутила нежные прикосновения Торша к моей щеке. «Это опять ты?» — сонно подумалось мне. В ответ светило пощекотало мне кончик носа и запуталось в пряди челки, упавшей на лоб. Оно, конечно, было в курсе того, что, несмотря на мое ворчание, каждая клеточка моего тела всеми фибрами стремится окунуться в пушистые потоки его ласкового холодного света.