Ангел в доме
– С удовольствием, – улыбнулась Анжела. Бок о бок они пошли по длинному темному коридору.
– Думаю, Господь наш к этому руку приложил, детка.
– Да? В таком случае с чувством юмора у него все в порядке, сестра Кармел.
– И то правда. Смеется день и ночь. – Кармел лизнула клейкую сторону «святой картинки» и на-шлепнула на стену.
* * *В маленькой часовне тишина; Анжела любила эти минуты, когда кажется, что старое здание погрузилось в сон и сами стены дышат размеренно и ровно. Сон, как и смерть, уравнивает всех. В спящих лицах самых ожесточенных из постояльцев проглядывают детские черты. Случалось, ей приходили в голову дикие мысли… сделать бы укол и продлить их сон навечно. Она могла бы поклясться, что большинство жильцов приюта были бы ей благодарны.
Тук-тук – отбивает ритм ее сердце в ночной тиши. Тук-тук-тук. Ей хотелось верить, что она одна не спит в этом большом доме. Ей хотелось насладиться одиночеством и недолгим покоем. Помолчать и подождать – вдруг вернутся детские видения и ощущение присутствия Господа?
Добрых два часа она крутилась в постели, безуспешно пытаясь заснуть, а когда смирилась наконец с бессонницей, то набросила байковый халат и спустилась в часовню. Сам воздух здесь вселял покой; вдыхая умиротворяющие ароматы ладана и воска, Анжела вновь осознавала себя Его избранницей. Сомнения исчезали. Да-да, конечно, она мечтает стать монахиней и полностью посвятить себя Господу, как Кармел. Она будет уверенными шагами идти по этому пути и не позволит себе свернуть.
Но мерзкий голосок, не дававший ей покоя днем, неожиданно ожил и среди ночи. Ты просто боишься свернуть в сторону, потому что слишком давно идешь одним и тем же путем. Кто ты такая и чем ты, в сущности, отличаешься от приютского люда? Да ничем. Ты одна из них. Точно так же прячешься под этой крышей от окружающего – страшного – мира.
Ну все, довольно. Анжела решительно задула свечу и в кромешной тьме на цыпочках заскользила по коридору. В кабинете Мэри Маргарет горел свет. Анжела поднесла к глазам часы – начало третьего, а мать-настоятельница все еще колдует над столбцами цифр приютского бюджета. На столе рядом с лампой – ополовиненная бутылка «Гордонз», у правого локтя – переполненная пепельница. Далекий, но отчетливый крик с улицы заставил Мэри Маргарет вскинуть голову. Анжела вжалась в стену, ожидая разноса. Сейчас выскочит в коридор. Но нет – Мэри Маргарет отточенным движением свинтила крышку с бутылки джина и снова уткнулась в свои цифры.
Ей бы в бухгалтеры пойти. С чувством собственного превосходства Анжела начала подниматься по лестнице. А еще настоятельница называется. Нет чтобы помолиться лишний раз – полночи корпит над финансами. Ха! Поучилась бы у той, кого она до монашества не допускает. Анжела даже вздохнула спокойнее. Пожалуй, теперь можно и заснуть.
Душевный подъем длился недолго: вернувшись в спальню, Анжела опять не могла найти себе места. Сбросила халат, забралась в постель и честно промаялась с полчаса, потом встала прямо на кровати, чтобы видеть себя в зеркале полностью. Стянула сзади длинную ночную рубашку и полюбовалась на фигуру, облепленную белым батистом. Совсем неплохо. Расстегнув две верхние пуговицы, приоткрыла ложбинку на груди и надула губки: «Капуччино? Пожалуй, не откажусь». Теперь повести левой бровью на манер доктора Голдберга: «О нет, никаких пирожных. Берегу фигуру. О, вы мне вывернули руку. Так уж и быть, один маленький эклер».
Она спрыгнула с кровати и красным карандашом намалевала губы кокетливым бантиком. Отлично. Теперь подчеркнем глаза – черный карандаш сработал вместо обводки. Ну не останавливаться же на полпути; крохотная черная родинка будет очень пикантно смотреться на щеке. «Ах, какой чудесный здесь кофе. Просто чудесный, вы со мной согласны?» Стоп. Хватит. Был бы хоть кусок «Люкса» под рукой. Кстати, о мыле. Замечательные мыльца в музее продают; нужно было и себе парочку купить. Почему, собственно, нужно было? Пойдет и купит. Решено. В следующую же среду еще раз сходит в музей, и если этот Роберт совершенно случайно опять будет рассказывать про викторианцев, то ровным счетом ничего плохого не произойдет, если она немножко послушает. А кофе – отставить.
Пригревшись под одеялами, она, может быть, и уснула бы, да грудь взбунтовалась. И ныла, и ныла, взвивая складки ночной рубашки в жажде ласки.
Дверь без стука, но с треском распахнулась, и на пороге, будто два ветхих, разбитых ревматизмом призрака, возникли сестры Кармел и Оливер во фланелевых рубашках. Пушок на их головах стоял, дыбом.
– Скорей, сестра, – простонала Кармел. Анжела спрыгнула с кровати:
– Что?!
На лестничной площадке сестра Кармел остановилась отдышаться.
– Я его из окна увидела. Стоял на улице, у женского приюта, и вопил… спаси Господи его душу… рычал, задрав голову. Уж не знаю, как ему удалось выбраться. Из окна, должно быть, выпрыгнул.
– Кто? Умоляю, сестра: еще раз, и помедленнее. Кто рычал у женского приюта?
– Мальчик наш, Стив. Ужасно расстроился. Потом вернулся, не знаю как, а теперь воет. Очень громко. Всех на ноги поднял. Нам с ним не справиться.
– Матушку позвали?
– Я думала, она уже дома. Сейчас побегу за ней.
– Не спешите. Я сама. – В тоне Анжелы уверенности было куда больше, чем в душе.
Бурлил уже весь этаж, где находилась клетушка Стива. Бездомный народ скулил, задирал соседей или бессмысленно метался по коридору. Джордж-доктор умудрился втиснуться в узкий пенал буфета и оттуда призывал записываться в очередь на чайник.
Анжела хлопнула в ладоши, повторяя выученный наизусть жест Мэри Маргарет. Джимми по прозвищу Зубастик, местный старожил, обычно готовый прийти на помощь сестрам, куда-то испарился.
Из закутка Стива неслись леденящие душу звуки. Вдохнув поглубже, Анжела решительно отдернула штору. Парень ревел как медведь-шатун, то колотя по голове кулаками, то сокрушая головой стену. Левый глаз был залит кровью, и с каждым новым ударом стена, пол и даже потолок все сильнее темнели от бурых капель.
– Не подходите к нему, сестра! – Кармел повисла на рукаве Анжелы. – Он и спиной видит! Что нам с ним делать?
В поле зрения – ни одного леденца. Раз уж Кармел отказалась от своего действенного метода, значит, дело серьезное. Анжела сдвинула брови – пусть думают, что прикидывает возможные варианты. Собственно, так оно и есть. Вариант первый и единственный – смыться, немедленно.
– Пойду за матушкой, – метнулась было сестра Оливер. – Ей же из кабинета ничего не слышно.
– Секунду. – Анжела сделала полшага к Стиву. Тетушка Брайди зашлась в истерике и не умолкла бы, если бы не приступ кашля сестры Оливер.
Бедняжка съежилась, искоса поглядывая на Стива; четки в узловатых пальцах безостановочно щелкали.
– Стив… – Ладонь Анжелы замерла в сантиметре от его плеча. Он оцепенел. На миг. И вновь с размаху бросился на стену.
– Ну перестань, пожалуйста. Успокойся, – прошептала Анжела тоном, отшлифованным на дяде Майки. Чуточку укоризны, капельку шутливости; главное – приглушить смерч в его мозгах. – Сам подумай – а если мы все начнем крушить стены?
Теплая капля попала ей на шею и скатилась в вырез рубашки. Время, Анжела, время. Соображай быстрее, у тебя всего пара секунд.
Медленно опускаясь на его кровать, она не закрывала рта. Без остановки мурлыкала что-то певучее, колыбельное, усмиряющее. Тсс… Тсс… Ш-ш-ш… Ну-ну-ну…
Комок пульсирующих нервов, а не человек. Спина каменная, вены на шее вздулись, кулаками работает, будто эспандер качает.
– Тихо, тихо, милый. – Анжела чуть пододвинулась к нему, напружиниваясь, как бегун перед стартом, – мало ли что, вдруг все же придется спасаться бегством.
Перестал выть – уже хорошо. Кавардак в коридоре тоже поутих.
– Что с тобой, милый? Все пройдет, обещаю. Вот увидишь, все будет отлично. – Прикоснись к нему в этот момент – разорвет на части. – Ты, наверное, просто устал. Хочешь вздремнуть? Конечно, хочешь. А может, на доктора обиделся? Не стоит, честное слово. Давай-ка ложись на подушку, закрывай глаза, и все плохое пройдет.