Ангел в доме
– Ну? Тут всё, или как? – подал голос американец.
– Не совсем. – Роберт махнул рукой в сторону двери. – Думаю, вас заинтересует комната Уильяма Морриса. Однако прежде предлагаю заглянуть в библиотеку… Против лестницы никто не возражает?
Старые леди первыми выкрикнули:
– Нет!
В голове Роберта мелькали странные мысли: ей бы пошла алая помада, стала бы хорошенькой. Нет – красавицей. Нет, скорее, очаровательной, но на снимках или портрете смотрелась бы великолепно. Треугольные лица – самые фотогеничные.
Судя по всему, ни в подземке, ни на улице девушка его не заметила. Роберт нащупал в кармане десятипенсовик, покрутил в пальцах. А монетка не подкачала; смешно, но он вдруг преисполнился энтузиазма. Теперь ясно, что девушка направлялась в музей, а на Кромвель-роуд ошиблась направлением.
Роберт спиной чувствовал, как она стряхивает дождевые капли с плаща. Несколько капель глухо упали на мозаичный пол зала Средневековья, он вычленил звук среди топота тринадцати пар разнокалиберной обуви. Преодолев первый пролей, он был вынужден вернуться за пожилыми леди – те свернули влево и сгрудились у статуи оседлавшего ослика Христа – поахать, а заодно и отдышаться перед подъемом.
– Все в порядке, леди?
– Прелестный ослик, правда?
– Определенно. Лестница направо. Прошу вас.
Она успела его обогнать. Тонкие лодыжки выглядывали из-под плаща; ноги уродовали грубые туфли с детскими пряжками по бокам. Даже поднимаясь по лестнице, она не вынимала рук из карманов, словно из опасения потерять плащ. Добравшись до верхней площадки, девушка обернулась, застав Роберта врасплох.
– Извините, я опоздала. Сначала заблудилась в метро, потом и на улицах.
Мягкий ирландский акцент. Глаза оказались синевато-серыми, дымного оттенка. Длинные ресницы слиплись от дождя, не от туши.
– Ничего страшного. Вы не так уж много пропустили.
– А вы… у вас каждую среду лекции? Я могла бы… могла бы, наверное, еще прийти…
– Да. Да, конечно. В следующую среду вам удобно? Боюсь только, не смогу вам сказать, какая будет тема. Если хотите, можно справиться на выходе у администратора.
Дымчатый взгляд погрустнел.
– О-о… Значит, лекции не всегда про викторианцев?
– Нет. Викторианская эпоха – это моя тема. Экспозиции музея охватывают гораздо бо… – Он оглянулся. Старушки вросли в пол вдоль перил, перманент к перманенту, как кочаны цветной капусты на грядке. – Налево, леди, прошу вас. – Подождав, пока они удалятся в указанном направлении, продолжил: – Кажется, в следующую среду по графику опять моя очередь. Точно, моя. Уверен.
Выслушав краткий рассказ о библиотеке, экскурсанты послушно выстроились в очередь – взглянуть в окошко запертой двери. Каждый увидел книги, чего и следовало ожидать от библиотеки. Американская миссис узрела полки, поразительно смахивающие на полки ее норвичской соседки. Вот только здесь их гораздо больше и обложки все такие чу-удные, да и комната, разумеется, раза в два выше соседского дома, но если отбросить эти мелочи – вместе со старинными конторками для письма, – то все точь-в-точь как у соседки в гостиной.
Роберт вежливо кивал. Остальные, следуя его указаниям, уже направились дальше по маршруту, в буфетную, воссозданную по старинным рисункам. Мистер-из-Норвича на полдороге затормозил, дожидаясь жену. Лысый череп, покорно ссутуленные плечи, толстые пальцы сунуты в прорези карманов. При виде экскурсовода удивленно моргнул. Подтянулся, в полной готовности по-мужски переглянуться с Робертом – мол, ох уж эта бабья наивность. Еще больше удивился, когда Роберт выразил свое восхищение умением их соседки подбирать книжные полки. И немедленно согласился с Робертом: видел эти полки своими глазами – высший класс. Супруга просияла.
В сервировочной комнате энтузиазм слушателей заметно подскочил. Роберт обратил внимание на выложенные плиткой пол, стены и потолок помещения:
– Идея состояла в том, чтобы в любое время при необходимости можно было вымыть любую часть комнаты. Стена позади вас выложена бело-голубой плиткой под делфтский фаянс. Каждая из плиток расписана вручную местными жительницами. Стоимость работ составила фунт за плитку, что по тем временам… Вижу, вы горите желанием перейти в комнату Морриса…
Шагнув следом за своей паствой, Роберт увидел ее у гигантской плиты из железа и меди. Узкая ладонь скользила по дверцам многочисленных духовок.
– Представляете, какое здесь стояло пекло, – сказал Роберт и пожалел: девушка подпрыгнула от неожиданности.
– У моей тети Брайди такая же. Меньше, конечно, но тоже очень большая и черная. Как эта.
– Правда? Должно быть, стоит целое состояние. В наши дни. – Он вовсе не собирался переводить разговор в материальное русло. Расстроился, решив, что упал в ее глазах. И удивился сам себе: не все ли равно, что она о нем подумает?
– О, она никогда ее не продаст. Не захочет. Да и не сможет. Наверху живет дядя Майки. На чердаке. – Она улыбнулась и последовала за группой любоваться очередным средневековым залом.
Роберту хотелось спросить, что это за дядя Майки такой и почему он живет на чердаке, но момент был неподходящий. Нетерпеливое шарканье и покашливание в коридоре взывали к действию. Совсем худенькая, думал он, шагая след в след за ней; лопатки торчат даже из-под плаща… так беззащитно и трогательно.
В комнате Морриса, во время недолгой лекции на тему о домашнем быте викторианских времен, ее глаза загорелись особенным светом. Речь Роберта была четкой и сжатой, он избегал терминов вроде «добродетель» и «мораль», считая, что они принижают эту уникальную эпоху. По его давнему и твердому убеждению, поколение викторианцев было неправильно понято и недооценено потомками. Финал своего рассказа он адресовал только ей, и ни разу – ни разу! – внимательный дымчатый взгляд не остекленел в столь знакомой ему утомленной снисходительности. Сторонний наблюдатель, пожалуй, решил бы даже, что девушка в восторге.
Речь наградили жиденькими вежливыми хлопками. Американская пара поинтересовалась, открыт ли Музей естественной истории по вечерам, а одна из перманентных старушенций попыталась сунуть Роберту пятьдесят пенсов и в ответ на его корректный отказ сообщила, что сорок пять лет проработала официанткой. И Роберту пришлось подчиниться неизбежному: старушка явно вознамерилась облагодетельствовать чаевыми весь Лондон.
Он охватил взглядом остатки своей группы. Она уже ушла. Разочарованно вздохнув, Роберт повернулся к двери как раз вовремя, чтобы заметить мелькнувший в коридоре хвост синего плаща. Синее пятно скрылось за углом, и Роберт, с извинениями бросив задержавшихся экскурсантов, поспешил следом. Девушка остановилась у стеклянного куба с Христом на ослике внутри. При виде Роберта улыбнулась, но тут же, о чем-то вспомнив, сдвинула брови:
– Я не поблагодарила вас за прекрасный рассказ. Так редко где-нибудь бываю, совсем разучилась себя вести.
Роберт мотнул головой, дернул плечами, взмахнул рукой – словом, проделал кучу ненужных телодвижений, чтобы показать ей, что извинения не требуются, благодарить не за что, а ее манеры выше всяких похвал. Спохватившись, что ведет себя как идиот, поскреб затылок и выдавил наконец:
– Не так уж я и хорош в роли экскурсовода.
– Вы думаете? Я в этом не разбираюсь. – Она не отрывала глаз от фигурки Христа.
– Нравится?
– Он здесь такой… добродушный… почти веселый, – задумчиво сказала она. – У нас дома он везде изображен очень грустным, страдающим за всех. И очень… худым, будто умирает с голоду.
– Дома? Так вы путешествуете?
– Нет-нет, теперь я здесь живу… в Лондоне. Уже пять с половиной лет.
– А в Музее Альберта и Виктории раньше бывали?
– В первый раз выбралась, странно, правда? Каждую неделю обещаю себе: «Анжела, завтра ты пойдешь в музей А&В»! Но… знаете, как это бывает… Время бежит быстрее нас.
Уж это-то Роберт знал. Однако пять с половиной лет переплюнули бы любой его рекорд. Анжела.