Подводный Ас. История Вольфганга

Существовали объективные причины для столь разных мнений. Экипаж находился дальше от Люта, чем его офицеры. Матросы гораздо реже общались с ним, и чаще всего общались группами. Очень редко матросы привлекались к принятию решений. Они делали свою работу, Лют заботился о них, а они разделяли его успех. Он «уважал и любил их», и матросы это знали.
Примерно такие же люди стояли на верхней палубе U-181, когда 23 марта она покидала Бордо, направляясь в свой второй боевой поход. Никто из них не подозревал, что следующие 7 месяцев лодка проведёт в открытом море. Они вернутся в Бордо лишь через 203 дня, и за это время ни разу якорь лодки не коснётся дна, и никто из моряков ни разу не ступит на сушу. Никто ещё не подозревал, что после возвращения все они станут героями Рейха, а Лют получит самую высокую награду. И никто не мог подумать, что это будет последний боевой поход Вольфганга Люта.
Моряки на палубе стояли по стойке «смирно», гордо подняв голову. Их глаза были устремлены на город, навевавший приятные воспоминания. А внутри отсеков кипела работа, моряки говорили и смеялись, ловко скользя в настоящих джунглях рукоятей, трубопроводов, колбас и картофеля. Многие вспоминали Бордо и сладкие денёчки, проведённые там, симпатичных девушек, бордели и кабаки, и самые разнообразные приключения. Они рассказывали о поездках домой, своих родителях и семьях, своих возлюбленных и старых друзьях. Или они говорили о путешествии в Позен. [89]
В феврале Лют взял нескольких моряков с собой в Позен. Этот город был столицей новой провинции Вартеланд, созданной после захвата Польши в 1939 году. Зачем подводникам было ехать за тысячи километров, чтобы посетить дождливую столицу захваченной польской провинции, когда вместо этого можно было посетить Париж? Потому что они были лично приглашены гауляйтером, губернатором этой провинции.
Покровителем и крёстным отцом U-181 был Артур Грейзер, одна из наиболее отталкивающих фигур среди высших иерархов Третьего Рейха и нацистской партии. Ранее он был председателем правительства в Данциге. [90] Позднее его кандидатуру даже рассматривали в качестве возможной альтернативы Гансу Франку на посту губернатора Польши. Грейзер встретился с Лютом летом 1942 года, посетив U-181 в Штеттине. Он входил в состав свиты Вильгельма Фрика, министра внутренних дел Рейха. После отъезда Фрика Грейзер задержался в Штеттине и подружился с Лютом. Это могло произойти потому, что он знал родителей Люта, живших в Позене (они переехали туда в начале войны), или потому, что он неподдельно полюбил Люта. Но как бы то ни было, он «усыновил» U-181, постоянно следил за ней, посылал подарки экипажу (книги и пластинки) и даже пригласил посетить Позен. Грейзер как бы стал заочным членом команды лодки.
Дружба Грейзера в одном аспекте была полезна для Люта. Этот человек был важной фигурой и имел большой вес. Во всех остальных отношениях это было трагедией, так как в Грейзере было заключено столько зла, сколько мог вдохнуть в него фашизм. Он публично заявлял: «Следует исключить всякую мягкость в отношении поляков. Мы должны посеять отвращение к полякам в каждом германском сердце. Бог помог нам покорить польскую нацию, которая теперь должна быть истреблена. Через десять лет польские земли превратятся в тучные нивы пшеницы и ржи, но сеять и жать их будут немцы. Ни одного поляка там не останется». [91] Его слова были подлинными «зубами дракона», они дали дьявольские всходы безумных убийств. Лотар Энгель заметил: «Внешне он был приятным человеком, но поляки ненавидели его». Страстно ненавидели, и после войны повесили.
Лют оказался в довольно неловком положении. Такому человеку, как Грейзер, нельзя просто так сказать «нет». Если он навязывает вам свою дружбу, с этим приходится считаться. С другой стороны, ответить «да» значило быть привязанным к нему. А Лют прекрасно знал, что за человек Грейзер. Перед любым германским офицером возникала проблема: как удержаться достаточно близко к зверю и при этом не попасться ему в зубы. Некоторым удавалось держаться в стороне от нацистской партии и при этом избежать обвинений в нелояльности. Некоторым не удалось, именно к ним относился и Лют. [92] Приняв подарки Грейзера и его приглашение, он оказался слишком близко к чудовищу.
Когда экипаж U-181 прибыл в Позен, подводников встретил весь местный нацистский аппарат во главе с гауляйтером. Помпезная церемония встречи была организована в лучших традициях тоталитарных режимов – с цветами, песнями и плясками. Моряки остановились в отеле «Отстланд», который, по словам Петерсена, был одним из трёх лучших отелей Рейха. Возле каждой кровати стояла полная бутылка шнапса. Видные жители Позена зазывали группы моряков к себе в гости, для них устраивались вечеринки. Морякам была организована поездка по городу, и все они расписались в книге почётных посетителей городской ратуши. На одном из снимков можно видеть мэра Позена, приветствующего моряков, выстроенных в зале ратуши.
«В течение нескольких недель наша газета не выходила, так как издатели находились в отпуске. Часть экипажа уехала довольно далеко, чтобы посетить Позен. Они могут рассказать вам, как всё это происходило. Но вы сами прекрасно знаете, кто вы такие! Мы в прекрасном настроении начали на вокзале, там же его и закончили в таком же прекрасном настроении», – сообщает стенгазета U-181.
Выход из Жиронды и переход через Бискайский залив стали для Люта сплошной нервотрёпкой. Только 24 марта британские самолёты 3 раза загоняли U-181 под воду. И каждый раз метокс подозрительно помалкивал. В отдалении грохотали взрывы глубинных бомб, заставляя моряков строить грустные предположения относительно судьбы других лодок. Теодор Петерсен писал, что от такого типа переживаний «глаза молодых моряков становились круглыми, как блюдца, но у бывалых моряков они вызывали усмешку».
Тем временем Петерсен, прослужив 3 года под командованием Люта, был отправлен на учёбу, чтобы сделать из него командира подводной лодки. Новым первым вахтенным офицером U-181 стал Готтфрид Кениг, который всего 2 года назад был мичманом [93] на U-43. Теперь в подводном флоте можно было сделать стремительную карьеру, или так же стремительно погибнуть.
Лодка неуклонно шла на юг. Неизвестный редактор стенгазеты написал: «Сегодня мы пересекли тропик Рака».
«Некоторые из наших товарищей уже начали снимать всю одежду и ходят полуголыми. Но ведь тепло по-настоящему ещё не стало. Наш капитан, например, всё ещё ходит в кальсонах! После тяжёлой работы удалось отчистить всю грязь в кубриках, которую нам оставила верфь, и понемногу они принимают уютный вид. Настилаются покрытия в офицерском и унтер-офицерском отсеках. Все личные вещи засунуты за трубопроводы, кожаные куртки – под матрасы, книги – под подушки, и лодка приятно пахнет дешёвым бриолином и прочей французской парфюмерией. Старший рулевой снова вытащил свой карточный стол».
Угрожала скука, и Лют приступил к поискам лекарства от этой болезни. Возобновились шахматные и карточные турниры. Стенгазета сообщала: «Сегодня в 16.30 начнётся блицтурнир во всех отсеках. Заявки принимаются боцманом Хавраном до 16.00. Каждый найдёт себе партнёра. Десять секунд на ход! Возле каждой доски будет сидеть судья с секундомером. Тронуто – схожено! Ходы назад не берутся. Если кто-то трижды просрочит время, он считается проигравшим. Это прекрасный шанс для слабых игроков, которые очень любят шахматы!»
Люди строили планы праздника во время пересечения экватора и придумывали разнообразные способы убивать время. В кормовом отсеке образовался тайный клуб, но Лют быстро разогнал его, сравнив не то с Ку-клукс-кланом, не то с масонами. В носовом торпедном отсеке начались тайные джазовые концерты. Лотар Энгель утверждал, что это дело рук Кручковски. Как только Лют выходил за пределы зоны слышимости, например, поднимался на мостик, радист доставал свои любимые пластинки: «Тайгер Рэг», «Оркестр рэгтайма», «Мы развесим выстиранное бельё на линии Зигфрида». Все они были куплены во Франции и Бельгии. Матросы полагали, что, поступая так, они ведут себя очень умно.