Акридж не выдаст!
Пэлем Гринвел Вудхауз
Акридж не выдаст!
I
У девушки-стенографистки были спокойные красноречивые глаза. Я свободно читал ее мысли. Она не высказывала их вслух, потому что эти мысли были не слишком любезны. Она думала, что я дурак. Я, в сущности, вполне разделял ее мнение. Вот уже четверть часа я демонстрировал перед нею свою глупость и теперь чувствовал, что эту демонстрацию пора прекратить.
Во всем виноват был Акридж. Он рассказал мне, что существуют писатели, которые сочиняют в день не меньше пяти тысяч слов, благодаря тому, что диктуют свои сочинения стенографистке. Правда, я подозревал, что он говорит мне это только для того, чтобы я позвонил в бюро стенографисток, хозяйкой которого была его приятельница Дора Мэзон. Тем не менее мысль о таких бешеных заработках соблазнила меня. Как большинство писателей, я терпеть не могу усидчивой, скучной работы. Мне казалось очень привлекательным – творить во время беспечной болтовни с какой-нибудь хорошенькой барышней. Но эти блестящие глаза, этот скрипучий карандаш убили все мои золотые мечты. В течение пятнадцати минут я чувствовал то же, что чувствует нервный человек, которого внезапно заставили говорить публичную речь: мозги мои немедленно улетучились, и их место занял хорошо разваренный кочан цветной капусты.
– Мне очень жаль, – сказал я, – но нам нет смысла продолжать. Я диктовать не способен.
Теперь, когда я открыто сознался в своем идиотизме, девушка смягчилась. Она сразу простила меня и закрыла записную книжку.
– Многие бывают неспособны, – сказала она. – Для этого нужна сноровка.
– Все мысли вылетели у меня из головы, чуть только вы взяли карандаш.
– Да, диктовать нелегкое дело.
В этом вопросе мы проявили удивительное единодушие. Я облегченно вздохнул, и мне захотелось поболтать. Это желание испытывают все пациенты, покидающие кресло зубного врача.
– Вас прислали из бюро машинисток и стенографисток? – спросил я.
Вопрос безусловно глупый, потому что я сам час тому назад звонил в это бюро и просил прислать стенографистку.
– Да.
– Скажите, а не встречали ли вы там мисс Мэзон? – торопливо продолжал я. – Мисс Дору Мэзон?
Девушка удивилась.
– Я и есть Дора Мэзон, – сказала она.
Настала моя очередь удивляться. Я не подозревал, что хозяйки стенографического предприятия сами бегают по телефонным вызовам. Мне стало совестно, что я не узнал ее сразу. Ведь я однажды видел ее издалека и должен был запомнить ее внешность.
– У нас в конторе все были заняты, – объяснила она, – я и пошла сама. Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Я близкий друг Акриджа.
– Ах, вот как! А я все удивлялась, почему ваша фамилия кажется мне такой знакомой. Он много мне рассказывал про вас.
Мы довольно долго сидели и болтали. Отличная девушка – эта Дора Мэзон. В ее характере был только один недостаток: она до глупости уважала ум и таланты Акриджа. Я с раннего детства знаю этого изверга – во мне еще не зажила обида, которую он мне нанес, когда похитил мой фрак, оставив меня в нужную минуту без костюма. О, я многое мог бы порассказать о нем его почитательнице, но мне не хотелось разрушать ее девичьи грезы, и я промолчал.
– Он помог мне стать пайщицей бюро машинисток, – сказала она. – Без помощи мистера Акриджа меня никогда бы не приняли. Видите ли, для того, чтобы стать пайщицей, нужно было внести двести фунтов стерлингов. А у меня было всего сто. Но мистер Акридж уговорил их взять у меня сто фунтов, пообещав внести остальные деньги в двухмесячный срок. Он утверждает, что я из-за него лишилась места. Говоря по правде, я сама была виновата в том, что его тетка выгнала меня. Я не должна была идти ночью на бал. Но он и слышать не захотел моих возражений. И вот…
Она болтала так быстро, что я только теперь успел выразить свое удивление по поводу того, что услышал об Акридже.
– Вы говорите, что Акридж обещал внести за вас остальные деньги? – спросил я.
– Да. Не правда ли, это ужасно мило с его стороны?
– Он обещал внести за вас сто фунтов стерлингов? Акридж?
– Да, обещал! – сказала мисс Мэзон. – Он внесет их через шестьдесят дней.
– А если у него не будет этих денег?
– Боюсь, что я тогда потеряю и свои сто фунтов. Но он безусловно сдержит свое обещание. Мистер Акридж просил меня об этом не беспокоиться. Всего хорошего, мистер Коркоран! Я должна идти. Мне очень жаль, что наша совместная работа не принесла никаких результатов. Для того, чтобы диктовать, нужна большая привычка.
Она мило улыбнулась и ушла. Бедное дитя! Все ее будущее зависит от того, внесет ли за нее Акридж сто фунтов стерлингов. У него, конечно, в голове зародился какой-нибудь новый утопический план, который должен принести ему тысячи, – «по самому скромному расчету, старина, по самому скромному расчету», – но в первый раз за долгие годы нашего знакомства я почувствовал, что Акриджа необходимо запереть в сумасшедший дом! Он, может быть, недурной человек, но на свободе его оставлять нельзя!
В передней раздался оглушительный звонок.
– Здорово, старина! – сказал Акридж, входя в мою комнату, не постучав в дверь. – Если не ошибаюсь, я встретил сейчас Дору Мэзон. Я видел только ее спину, но, кажется, это была она. Как она сюда попала?
– Я позвонил к ней в бюро и попросил прислать стенографистку. Она приехала сама.
Акридж достал мою коробку с табаком, набил трубку, удобно расселся на диване и одобрительно поглядел на меня.
– Старина, – сказал Акридж. – Я всегда утверждал, что ты будешь великим человеком. У тебя есть вдохновение. У тебя есть широкий, правильный, твердый взгляд на жизнь. Когда друзья дают тебе советы, ты их исполняешь. Я сказал тебе: «Диктуй свои рассказы – это окупится». И, черт побери, ты сразу же вызвал стенографистку! Спорят только дураки, умные люди – соглашаются. Ты меня порадовал, старина! Если ты будешь диктовать, твой годовой доход увеличится на несколько тысяч. Да, на несколько тысяч, старина, по самому скромному расчету. И если ты будешь вести трезвый образ жизни, старина, через несколько лет у тебя будет целый капитал. Эти деньги, положенные в банк, будут возрастать каждый год на пять процентов и через четырнадцать лет удвоятся. К сорокалетнему возрасту…
Было невежливо ссориться с ним после этих комплиментов, но у меня не было выбора.
– Не беспокойся, пожалуйста, о том, что будет со мной к сорокалетнему возрасту, – сказал я. – Меня интересует, каким образом ты мог обещать мисс Мэзон внести за нее сто фунтов стерлингов?
– Ах, она рассказала тебе об этом? – беспечно воскликнул Акридж. – Да, я обещал и внесу. Дело чести, старина, дело чести! Она по моей вине лишилась службы, и я обязан выручить ее.
– Послушай, – сказал я. – Давай будем говорить прямо. Два дня тому назад ты взял у меня взаймы пять шиллингов и сказал, что эти деньги спасут тебя от смерти.
– Эти пять шиллингов действительно спасли меня от смерти, старина. Я очень тебе благодарен.
– А теперь ты швыряешь по ветру сотни фунтов, как какой-нибудь Ротшильд. Откуда ты их достанешь? Из пальца высосешь, что ли?
Акридж выпустил клуб дыма и огорченно взглянул на меня.
– Мне не нравится твой тон, старина, – сказал он с упреком. – Клянусь дьяволом, ты меня обижаешь. Неужели ты потерял веру в меня и в мое вдохновение?
– О, я знаю, что у тебя есть вдохновение. И широкий, прямой, твердый взгляд на жизнь. У тебя есть хватка, предприимчивость и огромные ослиные уши, которые болтаются вокруг твоей головы, как крылья мельницы. И все же я не могу понять, каким образом ты надеешься достать сто фунтов.
Акридж снисходительно улыбнулся.
– Неужели ты думаешь, что я обещал бы бедной маленькой Доре внести за нее деньги, если бы у меня их не было? Если ты спросишь меня: «Есть у тебя сейчас эти деньги?» – я тебе откровенно отвечу – нет, но они будут, непременно будут. Я уже чувствую их запах.