Дживз уходит на каникулы

После этой присказки последовал мой красочный рассказ, со всеми деталями. Время от времени Глоссоп все-о-боже-мой-кивал, а когда я закончил, он заметил, что должно быть, мне все это очень больно, на что я ответил, что словами не передать.
— Но не кажется ли вам, что можно было придумать более убедительное объяснение, нежели то, что вы искали там мышь.
— Например?
— Трудно придумать что-либо так сразу.
«Но мне-то пришлось придумывать сразу», — воскликнул я! «Не остается времени, чтобы отполировать диалоги и выстроить сюжет, если в комнату заглядывает Шерлок Холмс в юбке и это комната ее сына, а ваша задняя возвышенность торчит из-под комода.»
— Да. вы совершенно правы. Но все же странно…
— Странно что?
— Но мне не хотелось бы вас обидеть.
— Валяйте. Меня уже столько раз обижали, что от вас могу потерпеть.
— Честно говорить?
— Конечно.
— Видите ли, по-моему было неумно доверять столь деликатный вопрос такому молодому человеку, как вы. Хочу вам напомнить что вы говорили, когда мы обсуждали это втроем с Мисс Уикам: что это дело нужно доверить зрелому, опытному человеку, человеку светскому, а не юноше. Не молодому щенку, как вы выразились, а собаке с нюхом.
Я был изумлен. Я определенно понимал, что он этим хочет сказать.
— Вы что, хотите сами отправиться в эту комнату на поиски?
— Совершенно верно, мистер Вустер.
— Боже всепородный!
— Как вы интересно выражаетесь, я думаю, это оттого, что вы находите мое поведение эксцентричным?
— Нет, я бы так не сказал, но вы понимаете, во что вы себя втягиваете? Вам не очень-то будет приятно встретиться там с Мамашей Крим. У нее такой взгляд… Как называются такие существа с глазами? Вспомнил, — василиски. У нее взгляд василиска. Вы не боитесь, что на вас будут смотреть подобным образом?
— Да, я это предвижу. Но дело в том, мистер Вустер, что это сама судьба делает мне вызов. Моя кровь просто кипит.
— А моя стынет в жилах.
— Вы мне не поверите, но я с большой радостью обыщу комнату мистера Крима.
— С радостью?
— Да. Забавно, но все это напомнило мне мои юношеские годы. Помню, в начальной школе, я пробирался в кабинет директора и крал у него печенье.
Я встрепенулся. На сердце у меня потеплело.
— Печенье, говорите?
— Да, у него на столе всегда стояла жестяная коробочка с печеньем.
— Вы действительно таскали печенье, когда были школьником?
— Да, это было много лет назад.
— Так и я тоже! — воскликнул я, и чуть было не добавил, — Здравствуй, брат!
Глоссоп вскинул вверх свои мохнатые брови: я видел, что и у него потеплело на душе.
— Неужели? Надо же! А я-то думал, что один до этого додумался. Оказывается, у меня есть последователи среди подрастающего поколения. А какое у вас было печенье? У меня ассорти.
— А с розовой и голубой глазурью было?
— И такое было, и без.
— А у меня еще имбирное.
— Это тоже вкусное, но я больше любил ассорти.
— Я тоже. Но приходилось довольствоваться тем, что выпускали в мое время. Вас когда-нибудь застукали?
— Должен вам похвалиться, что нет.
— А со мной было однажды поймали. Я этим местом до сих пор чувствую перемену погоды.
— Да, плохо… Ничего, всех не поймаешь!… Что касается моей сегодняшней вылазки, я думаю, что если случится худшее и меня схватят, с меня вряд ли уже посмеют сдернуть штаны. Так что вы можете абсолютно на меня положиться, мистер Вустер.
— Зовите меня просто Берти.
— Конечно, конечно.
— А я вас Родерик, хорошо?
— Я очень тронут.
— Или просто Родди? Родерик слишком длинно.
— Как вам больше нравится.
— Так вы действительно собрались на комнатную охоту?
— Да, я так решил. Я очень уважаю и люблю вашего дядюшку, я представляю, как он будет огорчен, когда узнает, что в его коллекции отсутствует его любимый экземпляр. Я не прощу себе, если не попытаюсь предпринять что-либо, чтобы вернуть сливочник обратно.
— Хочу сделать вам подсказку: на шкафу можете не искать.
— О, благодарю.
— Если кто-то не пришел и не переложил. Во всяком случае, желаю удачи, Родди.
— Спасибо, Берти.
Даже регулярный прием уже упомянутой желчи старого доктора Гордона не повлиял бы на меня столь благотворно, как однократный разговор с таким дворецким, как Глоссоп. Окрыленный, я выпорхнул на лужайку, чтобы забрать книжицу мамаши Крим и поставить ее обратно на книжную полку в будуаре тетушки Далии. Я не переставал восхищаться силой духа Родди. Ведь он был уже пожилой человек, считай пятьдесят, но оказывается не только маленькая собачка до старости щенок… Я пытался представить себе мальчика-Глоссопа и как он таскал печенье. Но кроме того, что у него тогда точно не было лысины, я ничего не мог дорисовать.
Я забрал книжку и отправился ней в комнату тетушки Далии: до ужина оставалось еще около двадцати минут, поэтому я решил еще немного почитать. Я остановился на том эпизоде, когда мамаша Крим уже разошлась вовсю и приступила к выжиманию слез жалости и криков ужаса из своих читателей. Но у меня хватило времени только на пару улики пару трупов, как дверь отворилась и вошел Киппер. Вид у него был ужасный.
— Берти! Я тебя ищу по всему дому!
— Я болтал с Сордфишем в буфетной. Что-то случилось?
— И ты спрашиваешь!
— Тебе не понравилась Красная Комната?
— Красная Комната!
Я понял, что дело не в его жилищных условиях.
— Да что еще могло случиться?
— Могло случиться! — вторил он.
Я понял, что это дело надо прекращать. До ужина оставалось десять минут, а мы еще не сдвинулись с места.
— Послушай, старина, — терпеливо заметил я. — Знаешь, ты выясни сначала: либо ты мой друг Регинальд Херринг, либо ты эхо в швейцарских горах. Ведь ты повторяешь за мной каждое слово.
В этот самый момент появился Поп Глоссоп с коктейлями. Киппер опорожнил свой бокал и стал заметно спокойнее. Когда же дверь за Родди закрылась и Киппер снова заговорил, он это уже делал сам по себе. Он глотнул еще из одного бокала и сказал:
— Берти, случилось самое ужасное.
У меня упало сердце. Помните ли вы, что некоторое время назад в разговоре с Бобби Уикам я сравнивал Бринкли с замками, какие описывал в своих книгах покойных Эдгар По. Если вы знакомы с его творчеством, то помните, что в таких загородных замках всегда случается что-нибудь ужасное: приезжие гости обязательно натолкнутся на чей-нибудь ходячий труп, обагренный кровью.
— Что случилось? — спросил я.
— Сейчас я тебе расскажу, что случилось.
— Расскажи, пожалуйста, — попросил я снова.
— Берти, — обратился он ко мне вот уже в который раз. — Ты же понимаешь, что когда я прочел это объявление в «Таймс», я был просто убит?
— Да, конечно. Ничего удивительного.
— У меня закружилась голова, и…
— Да, ты уже говорил: и у тебя потемнело перед глазами.
«Лучше бы я вообще ослеп», — с горечью сказал Киппер. — «Но зрение вернулось ко мне, и вот я сидел, весь кипя от негодования. Я немного покипел, потом встал со стула, взял в руки перо и написал Бобби горькое письмо».
— Ах, черт!
— Я вложил в него всю свою душу.
— О, боже!
— Я в самых ярких выражениях обвинил ее в том, что она бросила меня ради того, чтобы выйти за более богатого человека. Я обозвал ее рыжей Далидой и сказал, что вырываю ее имя из своего сердца как мимолетный седой волос… Что еще я ей говорил, не помню: ничего хорошего.
— Но ты ничего мне об этом не сказал в первый раз.
— Я так обрадовался, когда узнал, что объявление в «Таймс» — просто военная хитрость и что она меня по-прежнему любит, что я забыл про все остальное. И когда я вдруг только что про это вспомнил: это как если бы тебе съездили по лицу сырой рыбиной… Я был сражен наповал. Но я все же нашел себе силы, чтобы дойти до телефона и позвонить в Скелдингз Холл. Мне сказали, что она только что приехала.
— Она что, неслась, как гонщица, сдобренная допингом?