Лепестки на воде
Гейдж мягко пригладил волосы сына.
— Я хорошо знаю Лондон, мадам. Я вырос там и работал на верфи моего отца. Мне не раз довелось встречаться с аристократами, которые считали, что знают в тысячу раз больше любого простолюдина. Однако взгляды многих из них, если не всех, выдавали ограниченность ума.
Гертруда надменно фыркнула. Этого болвана следовало поставить на место, причем наилучшим способом — напомнить о его происхождении.
— Вы говорите, что вашему отцу принадлежала судостроительная верфь, но вряд ли кто-нибудь в Англии слышал о нем. Если бы он преуспевал, вам не пришлось бы жить здесь, в глуши. Как его имя?
— Уильям Медфорд Торнтон, — ответил Гейдж, умышленно пропустив титул лорда.
Гертруда покачала головой, не припомнив этого имени, но не приняла во внимание, что круг ее знакомств чрезвычайно узок и ограничивается лишь несколькими подругами. Первую победу она подкрепила еще одним ударом:
— Зато я уверена, вы слышали о моем отце. Он известная персона в высших кругах. Почти все, кто связан с торговлей, знают имя Хораса Тернбулла.
Гейдж приподнял бровь в насмешливом удивлении.
— Как вы сказали? Хорас Тернбулл?
— Стало быть, вы слышали о нем?
— Разумеется! — коротко отозвался Гейдж. Добившись своего, Гертруда расцвела в улыбке:
— Да, его слава разнеслась по всему миру! Расскажите же, мистер Торнтон, как вы узнали о моем отце?
Гейдж ответил ей взглядом в упор, нахмурив темные брови:
— Не знаю, стоит ли, мадам…
— Конечно, стоит! — настаивала она. — Я с удовольствием выслушаю вас.
Гейдж посмотрел на Шимейн, которая жалась к нему, будто невольно прося защиты, как Эндрю. Вероятно, его рассказ стал бы отмщением за Шимейн. Он ободряюще пожал ей руку.
— Около десяти лет назад мой отец поручил мне разыскать вашего отца, мадам, — начал он, пристально глядя на матрону. — Незадолго до этого Хорас Тернбулл приобрел у моего отца корабль и оставил в уплату сундук, полный монет. Содержимое сундука было тщательно пересчитано, прежде чем сделка состоялась, а когда ваш отец отплыл из Англии на этом корабле, мы доставили сундук в один лондонский банк. Когда его открыли, оказалось, что он наполнен дробью. В какой-то момент ваш отец ухитрился подменить сундук другим точно таким же, за исключением содержимого. Позднее мы узнали, что в этом деле замешан Лендон Крокет, доверенное лицо моего отца.
Пережидая возмущенный возглас Гертруды, Гейдж заметил, что его рассказ весьма заинтересовал капитана Фитча. Бессвязные попытки женщины убедить слушателей в честности ее отца постепенно утихли, и Гейдж продолжал:
— Хотя Тернбулл заверил Лендона Крокета, что вся вина падет на банкиров и никто не узнает о щедром подкупе, похоже, он хотел взвалить вину на нашего помощника. Мистер Крокет оказался достаточно умен: понял, что его провели, и во всем признался, слегка укоротив весьма продолжительный срок своего пребывания в Ньюгейте.
Хотя в то время мне было чуть больше двадцати лет, отец доверил мне корабль и экипаж, приказав выследить Тернбулла хоть на краю света. Мы нашли его корабль в Портсмуте и дождались вечера перед отплытием, когда матросы пустились в разгул в портовых тавернах. Пока они веселились, мы пробрались на корабль, выбросили вахтенных за борт и поплыли обратно к Темзе. Мой отец продал груз и оставил прибыль себе, полностью возместив все, что украл у него ваш отец. Тернбулл пришел в ярость и заявил, что это грабеж, но он совсем забыл о Лендоне, сидящем в Ньюгейте, а тот дал согласие свидетельствовать в нашу пользу. Тернбулл, конечно, откупился, его отпустили, и он продолжил торговлю. Незачем упоминать, что с тех пор мой отец не строил для него корабли.
— Никогда еще не слышала такой нелепой лжи! — возмущенно выпалила Гертруда. — Не знаю, каковы ваши намерения, мистер Торнтон, зато могу твердо заявить: весь ваш рассказ от первого до последнего слова — не более чем гнусная клевета!
Ее глаза вспыхнули неудержимой яростью, едва Гертруда перевела взгляд на Шимейн.
— Это ты убедила своего хозяина оклеветать моего отца, шлюха? — Лицо Гертруды приобрело густо-багровый оттенок. — Что потребовал у тебя взамен мистер Торнтон? Переспать с ним?
— Довольно! — рявкнул Гейдж. — Шимейн здесь ни при чем! Вы настаивали, и я рассказал вам все, что знаю, мадам! А если вам непременно нужно кого-нибудь обвинить, поговорите при встрече со своим отцом — может быть, он скажет вам правду. А девушку оставьте в покое! Она ни в чем не виновата!
Гертруда недоверчиво фыркнула:
— Как бы не так! Она готова на все, лишь бы опозорить меня!
— Вы сами опозорили себя, мадам, — резко возразил Гейдж. — Срывали злобу на ни в чем не повинных людях, судили о них по себе. Уверяю вас, мадам: вам и вашему отцу еще отольются страдания, причиненные вами. А теперь всего вам хорошего. — Выпустив пальцы Шимейн, он взял ее за локоть и повел к двери. Чувствуя, как дрожит девушка, Гейдж негромко успокоил ее, но сапожник уже ждал на крыльце, а позади кипела от возмущения миссис Фитч.
Эндрю боязливо оглянулся на тучную женщину и прижался к отцу. Прожив на свете два года, он еще ни разу не встречал такого злобного существа. У крыльца он вдруг остановился и подергал отца за штанину, привлекая его внимание. Указав на глядящую им вслед матрону с багровым лицом, малыш спросил:
— Папа, толстая ведьма сошла с ума?
Услышав вопрос сына, Гейдж успокоился — впервые после прибытия в город. Оглянувшись на Гертруду Фитч, он с трудом подавил усмешку, но едва дверь мастерской закрылась за ним, он оглушительно расхохотался, изумив Шимейн.
— Что с вами, мистер Торнтон? — спросила она, поскольку впервые слышала столь бурный смех от человека, который улыбался крайне редко и нехотя.
— Толстая ведьма сошла с ума! — передразнил сына Гейдж и кивнул в сторону Гертруды, которая что-то бормотала, глядя на окна мастерской. — По-моему, не в бровь, а в глаз!
Глядя на бурлящую от негодования толстуху, Шимейн ощутила, как в ней нарастает непривычное удовлетворение. После всего что она выстрадала по вине Гертруды, было отрадно видеть, как мстительной мегере нанесен сокрушительный удар.
«Вы оба у меня еще поплатитесь!» — мысленно поклялась Гертруда.
Пока она призывала колдовские чары, или, скорее, Провидение, отомстить за нее, из-за спины раздался вкрадчивый голос:
— Как вы намерены поступить с этими людьми, миссис Фитч? Неужели позволите любовнику Шимейн уйти безнаказанным — и это после того, как он назвал вашего папашу вором?
Гертруда неуклюже повернулась всем телом и увидела, что от двери ближайшего дома к ней с уверенной улыбкой идет Морриса Хэтчер, очевидно, подслушавшая весь разговор. В последний раз Гертруда видела Моррису, когда эта блудница покидала корабль вместе с крикливо одетой пожилой женщиной, купившей ее. В порыве воодушевления Морриса посылала воздушные поцелуи матросам и приглашала их в таверну.
— А тебе какое дело, Морриса? — угрюмо ответила Гертруда.
— Никакого, миссис Фитч, но, по-моему, надо заставить их замолчать, если они распускают ложь про вашего папашу. — Морриса небрежно пожала плечами. Она была недовольна, узнав, что Поттс так и не сумел прикончить ее соперницу. Гертруда Фитч сослужила ей хорошую службу на корабле, и если действовать хитростью, могла и впредь быть полезной союзницей. Судя по словам Гертруды, которая постоянно воспевала хвалу своему отцу, вскоре его корабль должен был причалить где-то у северного побережья Виргинии. — Будь лорд Тернбулл здесь, ручаюсь, он придумал бы, как расправиться с клеветниками.
Гертруда мнила себя хитрой и проницательной женщиной, однако в руках Моррисы она становилась податливой, как размокшая от дождя земля. Тонко рассчитанной похвалы в адрес ее отца хватило, чтобы Гертруда вновь раздулась от гордости и задумалась над предложением Моррисы. Гертруда знала, что через пару недель отец прибудет в гавань Нью-Йорка на «Черном принце» — самом огромном и быстроходном из его торговых судов. Вероятно, получив письмо от дочери, Тернбулл согласится зайти в порт Ньюпорт-Ньюса и разделаться с Торнтоном. Столкнувшись с гневом Хораса Тернбулла, этот колонист и его любовница-служанка сразу поймут, как безрассудно поступили, оклеветав его!