Побежденное одиночество

– Правильно. Рори действительно думает о вас е Коулом как о своем лучшем достижении. Он был бы просто раздавлен, если бы не сработало так, как он планировал.
– Как он планировал? Что это значит? Рори не имеет никакого отношения к тому, что происходит между нами с Коулом.
Элен усмехнулась и закатила глаза.
– О, святая святая невинность. Кто заставил тебя делать этот ролик, хотя ты торжественно поклялась, что никогда не возьмешься за такое?
– Действительно, он. Но я согласилась только потому, что он мои друг, и потому, что он был в отчаянном положении. – Ха!
– Что это значит?
– Это значит, дорогая, что Рори величайший сценарист наших дней. Его каминная полка завалена различными наградами...
– Нет у него никакой каминной полки.
– Как угодно. Перестань отклоняться от темы. Он мог бы пригласить любого режиссера на эту съемку, и ты это знаешь. Но я даже не уверена, что он когда-нибудь думал о ком-нибудь еще. Я думаю, все это было грандиозным заговором от начала до конца.
– Заговором?
– Можем поспорить, но наш друг занимается сватовством.
Глаза Эшли сузились, и она уставилась на Элен в недоумении.
– Чем он занимается?!
Ее сердце упало, и она вздохнула. Она не понимала, почему была так удивлена. Рори во многом признался ей в день его свадьбы, да и потом они е Элен совещались в тени, как двое детей, собирающихся сделать какую-то маленькую пакость...
– Сватовством! – радостно повторила Элен, подтверждая ее впечатление, что между ними существовал заговор. – Это древняя профессия. В определенных кругах она считается благородным делом, заслуживающим благодарности.
– Благодарности! – вскричала Эшли. – Если ты права, то я собираюсь свернуть ему шею! А твоя – может быть следующей.
– Что ты имеешь в виду?
– Вы же заговорщики!
Элен даже и не старалась выглядеть виноватой. Наоборот, смелая улыбка не покидала ее лица.
– Ты уклоняешься от темы, – это все, что она сказала.
– От какой?
Элен улыбнулась еще шире. Она выглядела до омерзения довольной чем-то.
– Ведь это сработало, – ответила она, смеясь. – И достаточно хорошо, на самом деле.
– Я уезжаю отсюда. Южная Америка и отдаленные деревушки кажутся мне все лучше и лучше, хотя я ненавижу горную высоту и примитивные водопроводы. Ты просто больна, а Рори ходит по острию бритвы.
– Нет, я не больна: просто я была в почти таком же состоянии, как ты сейчас, когда сходила с ума по Полу и отказывалась признавать это.
Глаза Эшли превратились в щелки. Она смотрела на сестру с отвращением.
– Так значит, ты злорадствуешь?
– Точно! – прозвучал веселый ответ. – Кроме того, ты не сможешь уехать.
– Почему?
– Потому что Пол должен быть дома с минуты на минуту и он привезет с собой Коула. Когда Коул звонил, он бормотал что-то о горе и Мухаммеде, и я поняла, что он тоже устал звонить по телефону.
– Я считала тебя моей сестрой, моим другом...
– А я такая и есть. Вот почему я подержу Мишель, пока ты приведешь себя в порядок.
Но Эшли поднялась на ноги и положила девочку обратно в коляску. Она не отдаст эту невинную девочку женщине, которая только что предала сестру. Когда она направилась к дому, Элен окрикнула ее.
– И еще, Эшли...
–Да.
– Не убегай через переднюю дверь. Мне будет неприятно говорить потом твоей племяннице, что ты трусиха.
– Может быть, я трусиха, Элен Рейфнольдс, но ты предательница, – резко ответила она, врываясь в дом.
Наверху, ощущая, как сотни бабочек плясали в ее животе сексуальное танго, она была вынуждена признать, что какая-то маленькая и, очевидно, самая испорченная часть ее чувствовала облегчение по поводу того, что Элен и Пол взяли улаживание всего этого дела на себя. Может быть, когда они с Коулом сядут и спокойно поговорят, он поймет, что то, что она делает, лучше для всех них. Тогда он оставит ее в покое, и они заживут каждый своими жизнями. И в конце концов, может быть, это ужасное и холодное ощущение одиночества пройдет...
Она слышала, как приехали Коул и Пол, и, выглянув из окна спальни, увидела, как они присоединились к Элен на террасе. Она предположила, что была темой их разговора, так как несколько взглядов было украдкой брошено в сторону ее комнаты.
Она в последний раз взглянула в зеркало, подправила непокорную прядь так, чтобы она не падала на лицо, добавила немного светлой помады, чуточку изысканной розовой пудры и спустилась. Ей показалось, что путь до террасы занял больше времени, чем дорога на виселицу. Только насмешка Элен удержала ее от того, чтобы выйти через переднюю дверь и убежать.
Элен увидела ее первой.
– Вот, – отчетливо сказала она. – Наконец-то ты здесь.
Эшли поняла значение этих, на первый взгляд невинных, слов; ее сестра действительно сомневалась, что она выйдет из дома по своей воле. Еще пять минут – и она, несомненно, указала бы Коулу путь к ее комнате.
Элен вдруг подпрыгнула так, как будто ее стегнули хлыстом.
– Я думаю, мне лучше заняться завтраком! Пол, бери дочь и пошли со мной. Ты можешь позаботиться о напитках.
– Мы...
– Пол!
Он посмотрел на жену, ничего не понимая, затем в его глазах появилось осмысленное выражение.
– Хорошо, – он поднял Мишель и побежал в дом с такой скоростью, как будто сам дьявол или, скорее, сама дьяволица гналась за ним.
Эшли стояла, нервничая, желая сесть, но боясь потерять то чувство самоуверенности, которое давало ей вертикальное положение. Она знала, что Коул – единственный человек во всем мире, влияние которого будет ощущаться на террасе, даже если он просто развалится на стуле. Она судорожно сглотнула, когда почувствовала, как пронизывающий взгляд Коула прошелся по ней.
– Ты выглядишь ужасно, – сказал он наконец.
Она слабь улыбнулась.
– Из-за этого замечания ты только что. потерял работу в госдепартаменте.
Коул преднамеренно не обращал внимания на ее показное легкомыслие.
– Ты спала?
– Иногда, – Эшли пожала плечами.
– А я нет. Маленькая озабоченная складка появилась у нее на лбу.
– Почему? Нехорошо с Кельвином?
– В смысле здоровья – нет. Но он опять начал бросать мои фишки от триктрака в мусорную корзину.
– Почему же ты не купишь ему баскетбол?
Коул усмехнулся на эту ее слабую попытку сострить.
– Не думаю, что это поможет. Ты ведь никогда не играла с ним в баскетбол.
– Извини, – сказала она, признавая свою неправоту. Последним из ее желаний сейчас было непричинение боли Кельвину.
– Не могла бы ты по крайней мере зайти и навестить его?
– Будет только хуже.
– Для тебя или для него?
Коул заметил, как серебристо-серые глаза Эшли приобрели цвет облаков перед грозой.
– Это нечестно.
– Я и не пытаюсь быть честным, – сказал он резко. – Я борюсь за то, что имеет значение для меня. Для нас обоих. Ты с самого начала решила прекратить все это, так ведь?
Чувствуя напряжение во всем теле, Коул старался не дать своим рукам схватить ее за плечи и трясти до тех пор, пока она осознает, что делает.
—Черт возьми, Эшли, ты никогда не хотела, чтобы это сработало? Несчастный случай с Кельвином был только предлогом, чтобы убежать. Ты до смерти боишься давать обещания кому-либо. Все это на самом деле больше, чем просто нежелание рисковать ребенком. Ты боишься пойти на риск в отношениях со мной. Вот где причина, не так ли?
Ее глаза вспыхнули недобрым огнем.
– Ты второй человек за сегодняшний день, который обвиняет меня в трусости, и, может быть, вы оба правы. Может быть, я не хочу еще раз испытать боль. Может быть, я не хочу провести остаток своей жизни неудачницей. Я чертовски хороший режиссер, но отношения с людьми у меня паршивые. Я лучше буду заниматься тем, в чем разбираюсь!
– Это правильно. Занимайся персонажами, постановками. Занимайся актерами, которые произносят те слова, которые ты им приказываешь говорить, чьи поддельные эмоции можно контролировать. Я и не представлял, что власть так важна для тебя.