Исс и Старая Земля
— Это не просто зло, это глупо! — возмутилась Уэйнесс.
Но дядя ее не слышал.
— Я обвиняю их в узости мысли, но их и это не волнует, что уже и совсем отвратительно! И как следствие, в последнее время я их не вижу.
— Это грустно. Но ведь и вас не интересует их деятельность и их проблемы.
Пири недовольно закашлялся.
— Да. Меня не интересуют проблемы черни; ни то, как кто вел себя на какой-то вечеринке, ни то, кто с кем переспал. Я не намерен тратить на это время. Я должен дописать свою монографию, что является тяжким и ответственным трудом, а также продолжать вести все дела Общества.
— Но неужели нет других членов, которые согласились бы помочь вам?
— Осталось едва с полдюжины этих членов, — усмехнулся Пири. — Да и те, кто выжил из ума, кто прикован к постели.
— А новых совсем не появляется?
Пири снова усмехнулся, и на этот раз еще горше.
— Надеюсь, ты шутишь? Что Общество может им предложить?
— Идеи Общества столь же привлекательны и современны, как и тысячу лет назад.
— Теория! Туманные идеалы! Важные разговоры! Все бессмысленно, если нет ни сил, ни воли. Я последний секретарь Общества, а скоро и от меня останутся одни воспоминания.
— Я уверена, что вы ошибаетесь, Общество остро нуждается в новой крови и в новых идеях!
— Это мы уже слышали. Вот, посмотри. — Пири указал на стоящий в углу столик, на котором красовались две старинные краснофигурные амфоры. На амфорах были изображены древнегреческие воины, запечатленные в самый разгар битвы. Вазы имели около двух футов высоты, и, по мнению Уэйнесс, отличались необычайным изяществом. —Я приобрел эту пару за две тысячи соло, отличная сделка, учитывая, что вещи подлинные.
— Хм. На деле они выглядят вполне современно, — не поверила девушка.
— Да, и это, конечно, очень подозрительно. Я получил их от Адриана Монкурио, профессионального грабителя могильников и захоронений. Он вполне уверен в том, что вазы подлинные, и в прекрасном состоянии.
— Может быть, следовало бы провести экспертизу?
Пири Тамм задумчиво поглядел на вазы.
— Возможно. Но здесь есть одна неловкость. Монкурио утверждает, что выкопал их в одном местечке Молдавии, где они каким-то таинственным образом пролежали нетронутыми тысячу лет. Если это действительно так, то вазы эти приобретены незаконно, и я соответственно не могу требовать официальной экспертизы. Ну, а если это подделка, то я просто и совершенно законно обладаю парой красивых и очень дорогих предметов. Правда, сам Монкурио как-то вдруг отошел от всех этих дел…
— Должно быть, его занятия безумно интересны!
— Монкурио идеально подходит для своих занятий, он силен, проницателен, быстр, и абсолютно беспринципен, что, впрочем, весьма затрудняет общение с ним.
— Но почему же тогда он столь дешево продал вам эти вазы?
— Одно время он, так сказать, дружил с Обществом и даже хотел в него вступить, — с каким-то сомнением в голосе проговорил Пири.
— Но не вступил?
— Нет. Я видел, что у него не хватало для этого настоящей преданности естественным наукам. Я согласен, Общество требует новых сил, новой жизни, но ведь он говорил иное! «Здесь вообще нечего оживлять!» И добавлял: «Хартия Кадвола, надеюсь, находится в полной безопасности?»
— И что вы на это отвечали?
— Я сказал ему, что в данный момент речь идет не о Кадволе, а прежде всего о восстановлении полноценной деятельности Общества здесь, на Старой Земле.
«Но тогда вы должны полностью изменить ваш имидж; нужно перестать корчить из себя этаких патриархов в мрачных одеждах, прогуливающихся, как Кант, каждый день после полудня!» Я пытался возражать, но он продолжал: «Вы должны влиться в поток общей культуры, создать программу, которая привлекла бы внимание высокопоставленных людей, то есть программу, которая, может быть, даже и не касаясь целей Общества напрямую, вызывала бы даже у непосвященных людей определенный энтузиазм». И, уточняя, он называл такие мероприятия, как танцы, фестивали экзотической кухни, отдых-экстрим, особенно в таких местах, как Кадвол.
Я довольно жестко ответил, что, боюсь, такие затеи не только не отвечают целям Общества, но даже не соответствуют его духу.
«Чушь! — заявил Монкурио. — В конце концов, вы можете просто организовать некое гранд действо, с хорошенькими девицами, набранными со всего мира, устроить конкурс красоты, который будет называться „Мисс Натуралист-Земля“ или „Мисс Натуралист-Альцион“, „Мисс Натуралист-Лирвон“ и так далее.
Я отверг и это предложение насколько мог тактично, напомнив, что такие вещи давно вышли из моды и потеряли свой шик.
Но Монкурио снова стал мне возражать: «Отнюдь нет! Изящная щиколотка, соблазнительная попка, грациозный жест — такое никогда не теряет шика!»
Я довольно сухо заметил, что для своего возраста и пристрастия к грабительству могил он что-то уж слишком пылок в этом направлении.
Монкурио взвился. «Не забывайте, что красивая женщина — это тоже часть природы и даже в гораздо большей степени, чем курносый слепой червь из пещер на Проционе IX!»
Я согласился, но добавил, что надеюсь на продолжение нашей деятельности все-таки в более традиционных направлениях. А если уж он все же хочет вступить в наши ряды, то пусть сейчас же заплатит мне четырнадцать солов и заполнит анкету».
«Я действительно намеревался вступить в ваше Общество, — ответил Монкурио. — Именно поэтому я здесь. Но я человек осторожный, поэтому прежде чем вступить, хотел бы ознакомиться с вашими счетами. Не будете ли вы столь любезны показать мне все приходы, расходы, банковские документы, а также — Хартию Кадвола?»
«Это затруднительно, поскольку все эти документы хранятся в банковском сейфе».
«Но ходят слухи о некоем предательстве или путанице. Словом, я настаиваю на том, чтобы мне предоставили возможность собственными глазами увидеть Хартию».
«Все формальности исполнены и большего требовать вы не вправе — ответил я. — Вы должны поддерживать Общество ради его принципов, а вовсе не из-за наличия старых бумаг».
Монкурио обещал подумать и с тем удалился.
— Мне кажется, он подозревал, что Хартия похищена, — предположила Уэйнесс.
— Я думаю, он предположил это только для того, чтобы отвертеться — вот и все объяснение. — Пири закашлялся. — А год назад, когда здесь были Мойра и Шалис с мужьями, я к чему-то упомянул о Монкурио и его желании вступить в Общество. А также обо всех его диких предложениях. И что же? Они хором стали утверждать, что он прав. Ах, бог с ним, все это пустое. — Пири внимательно посмотрел на племянницу. — Но как думаешь ты? Ты-то наш человек?
Уэйнесс покачала головой.
— На Штроме мы, конечно, называем себя натуралистами, но это пустая формальность. Я думаю, мы рассматриваем себя лишь в качестве почетных членов.
— Такой категории не существует! Вы являетесь членами, если подали прошение, прошли все формальности и платите взносы.
— Довольно просто, — улыбнулась Уэйнесс. — Вот я прошу принять меня в ваши ряды. Я принята?
— Разумеется. Заплати вступительный взнос плюс годовой — всего четырнадцать солов.
— Я сделаю это сразу же после обеда, — согласилась Уэйнесс.
— Но должен предупредить тебя, что ты вступаешь в совершенно нищую организацию. Секретарь по имени Фронс Нисфит продал все, что только попало ему в руки, забрал денежки и пропал. У нас теперь нет ни собственности, ни юридических оснований.
— И вы никогда не пытались найти Хартию?
— Серьезно — нет. Все это кажется безнадежным. Взять хотя бы один срок давности, о котором напомнит тебе любой суд…
— А те, кто пришел после Нисфита? Они тоже ничего не предпринимали?
— Нильс Майхак вел все дела после Фронса в течение сорока лет, — с каким-то отвращением пояснил Пири. — Я думаю, он даже не понял, что документов нет. Потом был Кельвин Килдук, но и он, кажется, ничего не подозревал. То есть он никогда не высказывал никаких сомнений в наличии Хартии. С другой стороны, я все же не считаю его человеком действительно преданным делу…