Площадь Магнолий
Услышав, что Мейвис тревожится по поводу того, что подумает о ее поведении мама, Кейт утратила дар речи. Она было решила, что Мейвис ее разыгрывает, но та сказала:
— Не знаю, почему ее так волнует, что я захаживаю в паб. Но только сдается мне, что она боится, как бы Тед, вернувшись домой, не проведал об этом и снова не ушел от меня. Она считает, что я ищу в пабе кавалеров. А как еще прикажешь развлекаться, если не стало ни воздушных налетов, ни опасности? Скука смертельная! Но я своего никогда не упускала, ты знаешь!
Мейвис подмигнула остолбеневшей Кейт и пошла дальше, звонко цокая каблучками по тротуару и виляя задом, обтянутым юбкой леопардовой расцветки, дополненной ярко-красной шифоновой блузой. Проводив взглядом ее удаляющуюся фигуру, Кейт вернулась в дом и заперла входную дверь. Мейвис и во время бомбежек не отказывала себе в удовольствии прокатиться с ветерком по разбитым улицам на мотоцикле Теда. Сейчас она работала кондуктором автобуса — неудивительно, что мирная жизнь казалась ей скучной. Вряд ли она устроит и Джека Робсона, служившего в особых частях.
— Ты чем-то обеспокоена, дорогая? — спросил Леон, когда она вошла с подносом в руках в детскую комнату.
Кейт поставила поднос на столик и устало вздохнула.
— Тебя расстроила Кристина? — догадался муж.
— Да, у нее серьезные проблемы, — промолвила Кейт, присаживаясь на кровать. — И сдается мне, что очень скоро их у нее станет еще больше.
Глава 6
— Ты вернулась очень вовремя, — крикнула Кристине Мириам, услышав из кухни, как та вошла. — Я как раз поставила на плиту чайник.
— Спасибо, — отозвалась Кристина, пытаясь обойти газонокосилку, почему-то оставленную в коридоре, и недоумевая, отчего англичане так обожают крепкий горячий чай, что и часа обойтись без него не могут. — Я уже выпила две чашки у Фойтов.
— Быстро, однако, ты их проглотила, — встрял в разговор сидевший в кресле Альберт. — Керри вернулась домой всего десять минут назад, а ведь она ходила с Кейт и ребятишками купаться.
Кристина вошла в гостиную, захламленную не меньше, чем коридор. Альберт читал газету, рукава его сорочки без воротника были закатаны до локтей. Дэнни пытался поймать эстрадную музыку и отчаянно крутил ручку радиоприемника, время от времени запуская пятерню в огненно-рыжие волосы, еще влажные после купания. Лия приняла после Мириам эстафету штопанья носков.
— Дети остались довольны купанием? — спросила Кристина.
— Они чуть не утопили меня, разбойники! — отозвался Дэнни, довольный тем, что настроил приемник на музыкальную волну. — Дейзи плавает как рыба.
— Наша Роза ей не уступает, — вмешался в разговор Альберт, не желая, чтобы умаляли достоинства его внучки. — Вот кто действительно плавал, как дельфин, в детстве, так это Пруденция Шарки, — добавил он, роняя газету на пол, чем немедленно воспользовался удобно устроившийся на ней Бонзо. — Ее мать рассказывала, что когда Пруденция училась в школе, она даже получила медаль на соревнованиях.
— Кто, эта тихоня? — удивился Дэнни, дрыгая ногой в такт мелодии. — Вот уж не думал, что родители позволяли ей посещать бассейн! Как это старик Шарки допустил, чтобы его дочь появлялась на людях в купальнике?
Мириам вошла в комнату, неся в руках большие чашки с чаем — для Альберта и матери.
— За нее заступился тренер, — пояснила она, протягивая чашку мужу. — Он сказал Уилфреду, что грех лишать способную девушку возможности развить свои природные данные. И раз уж Уилфред мнит себя истинным христианином, его священный долг поощрять дочь, а не мешать ей. И еще тренер пригрозил, что пожалуется на Уилфреда викарию, если он запретит дочери посещать занятия по плаванию.
Дэнни едва не упал с кресла от смеха. Альберт поперхнулся горячим чаем. А Лия в сердцах воскликнула:
— Только так и надо разговаривать с этим старым болваном! Молодец тренер, видимо, знал, где у Уилфреда уязвимое место. У каждого Ахиллеса есть своя пята!
— Не знаю, какие пятки у этого Ахиллеса и Уилфреда, но вот у Альберта, судя по всему, вместо пяток копыта, — заметила Мириам, косясь на солидную стопку заштопанных носков.
В эту ночь Кристина, делившая комнату с Розой, долго не могла уснуть. Она до сих пор чувствовала себя неуютно в этом доме, где было заведено беззлобно подшучивать друг над другом, постоянно пить чай, обсуждать последние сплетни и громко хохотать. Она была сыта по горло всем этим шумом, гамом и панибратством и не могла дождаться, когда вернется Джек, чтобы собрать свои вещи и бежать отсюда. Она мечтала иметь собственный дом, где будут иные порядки.
Но откуда бы ему взяться? Кристина легла на спину и задумчиво уставилась в потолок. Где же они с Джеком поселятся? Может быть, в доме его отца, Чарли? Несмотря на его темное прошлое, этот человек ей нравился. Но он собирался жениться на Гарриетте Годфри, а совместной жизни с этой дамой Кристина себе не представляла.
Роза что-то пробормотала во сне и беспокойно заворочалась. Кристина с нежностью посмотрела на девочку, которая выросла на ее глазах. Конечно, ей будет не хватать на новом месте общения с Розой, да и малышка станет скучать по ней. Но рядом с ней будет Джек. Сердце Кристины бешено заколотилось: почему он до сих пор не написал ей, что вскоре приедет домой? Может быть, особые части не отпускают даже в отпуск, пока не кончилась война на Дальнем Востоке? Или Мейвис вообще все выдумала, и никаких писем от Джека она не получала?
Кристина повернулась на бок, чувствуя, что готова разрыдаться от ревности. Странно, что она не решается поведать мужу свои сокровенные мысли, хотя и безумно любит его.
Возможно, она боится оказаться непонятой? Опасается, что Джек сочтет ее слишком впечатлительной и слабохарактерной?
Она впилась пальцами в подушку и уткнулась в нее мокрым от слез лицом.
— Возвращайся скорее домой, Джек! — прошептала она. — Возвращайся, и тогда все наладится.
Пруденция Шарки сиротливо сидела под козырьком автобусной остановки на углу пустоши. Наступил август, и вместе с ним в Лондон пришли грозы. Молнии сверкали над крышами Блэкхита, озаряя ослепительными вспышками купол церкви Всех Святых. Чуть поодаль дрожал под армейским плащом, плохо спасавшим его от ливня, владелец повозки, запряженной осликами. Своих несчастных животных он накрыл куском брезента. Вид у осликов был ужасно унылый, в глазах застыла тоска.
У Пруденции настроение было не лучше. Ей уже давно опостылела такая жизнь, она забыла, что такое радость. Особенно угнетали ее коричневые туфли, в которые она была обута. Это была добротная, на низком каблуке, с толстой подошвой и широким ремешком на лодыжке обувь для пожилых женщин. Пруденция их ненавидела.
— Это очень прочные туфли, тебе их вовек не сносить, — заявил отец, увидев уродцев в сапожной лавке Джема Поррита.
И дочери нечего было ему возразить, он был прав, легче было помереть от тоски, чем износить эти колодки.
Стук ливня по козырьку остановки становился громче, повеяло холодом. Пруденция зябко поежилась. Ей было девятнадцать лет. Ни за одной из ее сверстниц родители так строго не надзирали, как за ней. Папаша лично выбирал для нее обувь, причем платил за нее деньгами, которые зарабатывала тяжелым трудом сама Пруденция. Она вздохнула, вспомнив, какой отвратительный запах стоял в мастерской мистера Поррита. Ей хотелось покупать туфельки в магазине, торгующем модной обувью, а не ботинками, сапогами и шлепанцами.
Объяснить это отцу было невозможно. Его заботило только то, чтобы дочь не выглядела вертихвосткой.
— Но ведь Кейт Эммерсон так не выглядит, — в отчаянии восклицала Пруденция, — хотя и не покупает обувь, сделанную Джемом! Она приобретает исключительно стильные туфли в салоне Тимпсонов в Льюишеме.
В действительности она не знала, откуда изящные модные башмачки Кейт, но выглядели они красиво. Как, впрочем, и все, что она носила.