Клетка для мятежника

Роберт нашел связанного Мику на поляне; сражаясь с охранявшими его малахи, он получил удар ножом в спину от Сайред — и только тут узнал, что Сайред — та девушка, которую любит Мика. Чувствуя себя преданным, Роберт отправил Мику к войску, чтобы предупредить повстанцев, а сам вступил в схватку с Нэшем.
Противники появились на поле битвы — между двумя охваченными ужасом армиями. Нэш был изранен, колдовской силы у него почти не осталось. Роберт тоже пострадал, но твердо намеревался продолжать бой. Двое колдунов обменивались ударами, пока наконец Дженн не почувствовала, что Роберт собирается прибегнуть к Слову Уничтожения, чтобы убить и Нэша, и себя: так, собственной смертью, он мог опровергнуть пророчество, которое определило всю его жизнь.
Дженн кинулась между сражающимися, воспользовавшись собственным колдовским могуществом, чтобы разъединить противников. Нэш обессилел, но был еще жив, и людям Кенрика удалось увезти его с поля битвы. Роберт оставался на ногах достаточно долго, чтобы увидеть бегство объятой ужасом армии Кенрика и услышать победные крики своих воинов; потом он рухнул на руки подбежавшему Финлею.
Война была окончена; Кенрик, ставший королем вместо Селара, в сопровождении павших духом малахи бежал в Марсэй, столицу Люсары, увозя изувеченного Нэша. Мика, безутешный от того, что Роберт прогнал его от себя, отправился охранять Эндрю, сына своего друга. Той ночью, пока его воины хоронили своих павших товарищей, Роберт лежал при смерти от ужасных ран, полученных в поединке с Нэшем; ярость демона пожирала его изнутри, приближая смерть.
Финлей привел к постели умирающего Дженн в надежде, что та скажет Роберту о своей любви и о том, что Эндрю — его сын: тогда Роберту будет ради чего бороться за жизнь. Раны Роберта поразили Дженн; благодаря мысленной речи она узнала, что демон уже почти захватил власть над Робертом — это означало, что еще до рассвета он Роберта убьет. Дженн поняла, что не поможет любимому, если скажет правду. Ей нужно было чем-то отвлечь демона, и поэтому она уверила Роберта, что никогда не любила его, что ночь их близости была всего лишь следствием возникших Уз и что пришло время им забыть о немногих мгновениях, когда они были счастливы вместе.
Демон нанес удар Дженн, но у Роберта оставалось слишком мало сил, чтобы причинить ей серьезный вред. Когда Дженн открыла глаза, демон уже принялся исцелять Роберта, — но во взгляде Роберта она не прочла ничего, кроме ненависти. Дженн вернулась в Анклав, зная, что лишилась своей любви, но сумела наконец освободить от себя Роберта, дав ему возможность пойти навстречу чаяниям своей страны.
Следующие восемь лет Дженн провела в Анклаве, набираясь знаний и обучая других. Она чувствовала, как укрепляется ее связь с Ключом. Ей регулярно удавалось видеться с сыном, но этих кратких свиданий ей никогда не было достаточно. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала о пророчестве и не гадала, сбудется ли оно.
Годы шли, а о Нэше почти ничего не было слышно. Ходили слухи, что он выздоравливает, используя свою злую силу и насыщаясь кровью других колдунов. Немногие салти пазар были так глупы, чтобы верить, будто его молчание означает бездействие. Все в Анклаве знали, что Нэш наблюдает и готовится.
Кенрик, унаследовавший трон отца, далеко превзошел того в жестокости. Люсара под его властью приходила в упадок, и никто, похоже, не мог этого остановить.
Все эти восемь лет, когда казалось, что тьма, готовая поглотить Люсару, не оставляет уже никаких надежд, страна молилась об освободителе. Наступило время Безмолвного Мятежа. И Роберт Дуглас, герцог Хаддон, бунтовщик и изгнанник, ждал события, которое многие могли бы предвидеть.
Время ожидания кончилось для Роберта одним морозным вечером, незадолго до праздника Зимнего Солнцестояния 1370 года.
Отрывок из «Тайной истории Люсары» Рюэля
Где ты, тот, кто не покинет меня,
Когда под моими ногами мертвые листья
Тонут в осенней грязи,
А холодный рассвет струит свой свет
Сквозь мое озябшее одинокое сердце?
Где ты, любовь моя,
Когда я страдаю, иссохшая и бессильная,
Вынесенная волнами на этот пустынный берег,
Когда глаза мои ослепли от воспоминаний о твоем лице,
А душа обледенела от горя?
Достопочтенная Анна Дуглас
 
Пролог
1363
Он в одиночестве продирался сквозь лес, конь его увязал в глубоком снегу, скользя и почти падая, но вновь находил опору ногам, покрытый пеной, перепуганный погоней, криками, запахом крови. Солдаты гнались за ним, конь снова скользил и спотыкался, хрипя от усталости. Он слишком многого требовал от бедного животного. Слишком многого...
Ночь была непроглядно темна, лес напоминал чернильно-черную пещеру, куда он кинулся очертя голову, спасаясь от судьбы, от наказания, от заслуженной кары. Ледяной воздух, пахнущий хвоей, обжигал ему горло. Беглец все дальше углублялся в чащу; безопасность, которую она сулила, была обманчивой, но там по крайней мере на время можно было рассчитывать на передышку, на отдых.
Конь все же упал, и всадник перелетел через его шею. Пытаясь встать, он поскользнулся и покатился вниз по склону. Ничто не остановило его падения — снег несся вместе с ним, не давая вздохнуть, погребая его под своим покровом.
Наконец падение прекратилось, и беглец оказался во тьме такой густой, что ее, казалось, можно было потрогать рукой.
Его окружила тишина, полная, липкая тишина, просачивающаяся в кости, превращавшая их в патоку, удерживающая на месте подобно пике, пронзившей сердце. Что ж, кости не переломаны. Смертельной раны он не получил. Никаких повреждений, которые со временем не зажили бы. Только старые раны, все еще причиняющие боль, не желающие затягиваться.
Он прислушался к тишине, от всей души желая поверить в нее. Шорох снежинок оставался постоянным фоном; беглец искал другие звуки, более резкие, более угрожающие. Солдаты были уже далеко, они преследовали в ночных тенях какой-то другой ускользающий силуэт, не заметив его под покровом облепившего его снега. Он попытался оглядеть окрестности с помощью колдовского зрения, но и этому помешали его увечья, лишившие его всего, что раньше было само собой разумеющимся, безжалостно и устрашающе превратившие его в обычного человека.
Он вздохнул и принялся приминать снег, чтобы дать воздуху доступ в свою берлогу, потом улегся, позволив себе отдохнуть в темноте, своем естественном обиталище.
Холодная зимняя ночь подарила ему холодное зимнее сновидение. Его тело, лишившееся веса, куда-то плыло в сумраке, неподвластное его воле. Он чувствовал себя во враждебном окружении, причиняющем боль. Смутные силуэты, копошащиеся вокруг, казалось, не принадлежали этому миру. Он знал, что это, место было ему знакомо, как и время, как и оружие, которое сжимали его руки. Он знал, что должен сделать. Он уже сотни раз бывал здесь.
Он бежал, продираясь сквозь лесную чащу, лишенную теперь снега: времена года, да и сами годы скользили мимо — достаточно было моргнуть. Он гнался за призрачным Нэшем, уворачиваясь от его ударов и нанося собственные, жалея о том, что плохо знает Шан Мосс, моля богов, чтобы раны не лишили его сил до того, как он разделается со своим врагом, этой мерзкой тварью. Однако Нэш все время оказывался впереди, слишком близко, чтобы можно было не обращать на него внимания, слишком далеко, чтобы убить. Когда они наконец оказались на поле битвы, обе противостоящие армии в ужасе попятились, но не обратились в бегство; его воины остались верны ему. Такой преданности он не заслуживал. Впрочем, это была преданность не ему, а Люсаре, стране, которую он поклялся защищать любой ценой, если только злая судьба не лишит его такой возможности. Сейчас войско могло только следить за его сражением с Нэшем: оба колдуна обрушивали друг на друга страшные удары, Роберт танцевал вокруг противника, пытаясь найти брешь в его обороне, отступал и наступал. Кровь сочилась из дюжины глубоких ран на его теле, а Нэш терял силы слишком медленно. Но вот наконец наступил момент — Роберт собрал воедино все, что копил в его душе демон, весь гнев и ярость, горе, ненависть, страх, отвращение к себе. Он сжал все это в единый комок, зная, какую мощь он собой представляет, и это знание все оправдывало. Роберт почувствовал, как в глубине его существа встрепенулось Слово Уничтожения, как стало расти, пробиваясь наружу, требуя произнесения. Он уничтожит Нэша — и себя заодно, бросит вызов пророчеству, пусть это и окажется его исполнением. Слово переполняло его, трепетало на устах, еще один удар сердца, и оно будет сказано...