Клетка для мятежника
Первое, что привлекло его внимание, были изумленные взгляды Нейла и Зеа, выглядывавших из-за стола. Эндрю со стоном перекатился на спину и сел. Глаза лежавшего рядом Лиама были широко открыты, по лицу расплывалась идиотская улыбка.
— Я сумел!
Только тут Эндрю заметил, что тоже глупо улыбается.
— Пожалуй, сумел. Поздравляю. Встать можешь? Лиам повернулся так, чтобы видеть Эндрю.
— Как тебе удалось это сделать?
— Сделать что?
— Удержать ответный удар.
— Мне и не удалось. Разве ты не видишь, что мы растянулись на полу, хотя мгновение назад стояли?
— Да, это я заметил. — Лиам с кряхтением поднялся на ноги и протянул руку, чтобы помочь Эндрю. Зеа и Нейл кинулись к ним; лица обоих расплывались в таких же торжествующих улыбках, как и лицо Лиама.
— Ну что, теперь вы удовлетворены? — Эндрю хотел получить ясный ответ, чтобы не пришлось прятать книгу от колдунов-недоучек.
— Пожалуй, — кивнул Лиам, пряча свой аярн.
— Сделаете мне одолжение?
— Конечно.
— Отправляйтесь спать. А когда в следующий раз захотите попробовать, воздержитесь.
Лиам коротко рассмеялся и кивнул.
— Кто мог бы подумать, что ты такой знаток запретного искусства, а? Ладно, пошли. Уже поздно, и если нас здесь поймают, неприятностей не оберешься.
Эндрю вышел из комнаты следом за остальными, потушив предварительно лампу. Он проводил глазами расходившуюся по своим комнатам молодежь, потом двинулся в долгий путь вокруг главной пещеры. К тому времени, когда он добрался до покоев своей матери, он уже вовсю зевал. Однако Эндрю не остановился и продолжал идти, пока не оказался у двери Генри.
Из комнаты долетали тихие голоса. Войдя, Эндрю увидел, что Финлей сидит в кресле у стены, а Дженн и Арли разговаривают у двери, ведущей в спальню Генри.
— Эндрю! — Улыбку Дженн сменило выражение тревоги. — Что ты тут делаешь в такой поздний час? Я думала, ты давно спишь.
— Я... я хотел узнать, как дела у почтенного Генри.
Лицо Дженн смягчилось, она подошла к сыну и положила руку ему на плечо.
— Мне очень жаль, милый... Он умер несколько минут назад.
— Ох... — Эндрю крепко обнял мать. — А как Селия?
— Она все еще с ним, но пока держится мужественно. Эндрю просительно посмотрел на Дженн.
— Не смогли бы мы задержаться и присутствовать на похоронах?
— Учитывая снегопад, я не рискну позволить вам задержаться. Прости меня.
— Я понимаю. — Эндрю слабо улыбнулся. — Пожалуй, мне лучше вернуться в постель.
— Я встану утром, чтобы проводить вас.
Взгляд Эндрю обратился к закрытой двери спальни, потом снова устремился наДженн. Она выглядела очень усталой, глаза ее покраснели, лицо было бледным. Порыв сыновней любви заставил Эндрю наклониться к ней и поцеловать в щеку.
— Доброй ночи, мама. Утром еще увидимся.
Глава 7
Годфри намеренно выбрал дальний путь вокруг монастырского двора, чтобы оставаться на солнце; ему совсем не хотелось дрожать, обходя его по более короткой, но скрытой тенью стороне. Однако и это не вполне помогло: Годфри чувствовал холод камня под ногами сквозь подошвы сандалий, а кончик носа у него утратил чувствительность. Зима еще только началась, но жители Марсэя уже замерзали.
Должно быть, он стареет... Ведь не так много времени прошло с тех пор, когда такое утро только придало бы ему свежести и готовности трудиться целый день. Теперь же, хотя дел у него прибавилось, Годфри все чаще посещало незнакомое прежде желание полежать под одеялом и дождаться тепла, прежде чем вылезти из уютного кокона.
Только, конечно, поддаться искушению и пропустить утренние молитвы было бы нарушением благочестия.
Годфри улыбнулся своим мыслям. Как ни плохо шли дела в Люсаре, все-таки на сердце становилось теплее оттого, что чувства юмора он не утратил. Он свернул в зал капитула и обнаружил, что другие архидьяконы, Френсис и Олер, уже заняли свои места. Френсис был человек вспыльчивый, но при этом, как ни странно, удивительно мудрый. Свою лысую голову он согревал зимой, никогда не откидывая капюшона сутаны. Олер же был педантом с ног до головы, и это иногда воспринималось как отсутствие чувства юмора, что, по мнению Годфри, не соответствовало действительности. Хотя Олер был на несколько лет старше Годфри и Френсиса, он, казалось, лет десять назад перестал стареть, и его возраст выдавала лишь стальная седина волос. Оба архидьякона подняли глаза, когда вошел Годфри, и перестали шепотом переговариваться, дожидаясь, пока тот присоединится к ним. Годфри опустился на свое место рядом с ними, лицом к собравшимся братьям, и стал ждать начала ежедневного собрания капитула.
— Думаю, вы уже слышали? — прошептал Олер, лицо которого оставалось совершенно неподвижным.
— Годфри всегда на два шага опережает остальных, — откликнулся Френсис; шутливость тона делал а его слова необидными.
— Это потому, — тоже шепотом ответил Годфри, оглядывая обоих архидьяконов, прежде чем подняться на ноги, — что я на самом деле умею читать мысли, братья. Однако каковы бы ни были новости, нельзя ли поговорить о них после собрания?
Когда ни Френсис, ни Олер ничего не ответили, Годфри приступил к обсуждению предстоящих монастырских дел и сел, только когда один из монахов начал ежедневное чтение главы из Писания. Через некоторое время холод каменной скамьи пробрал Годфри до костей, и он порадовался, когда чтение было закончено и можно было закрыть собрание. Годфри дождался, пока все монахи, кроме двоих его коллег, вышли из зала. Встав и размяв затекшие ноги, он повернулся к Френсису и Олеру.
— Так о чем я должен был слышать?
— Вы же умеете читать мысли, — сухо бросил Френсис. Олер неодобрительно пощелкал языком и покачал головой.
— Опять этот отшельник из Шан Мосса, Годфри. Вы знаете о его последнем видении?
Только чувство самосохранения не позволило Годфри закатить глаза. В его жизни было время, когда он доверял всему, что исходило от лесного отшельника. Однако отшельник в Шан Моссе жил уже более столетия, и эта роль явно переходила от одного монаха к другому; некоторые пророчества, о которых Годфри пришлось услышать в последние месяцы, не могли не вызывать недоверия. Впрочем, ни братья, ни страна, скатывающаяся в бездну отчаяния, не разделяли его сомнений, находя надежду в чем угодно.
— Нет, о последнем не знаю. Какую новость я пропустил?
— Вы лучше выслушайте все внимательно, — посоветовал Френсис, заметив скептицизм Годфри. — На основании видений отшельника уже пишутся книги по истории. Не хотите же вы стать известным потомству как священник, который пренебрег предостережениями?
— Был бы счастлив, — вздохнул Годфри, — вообще не стать известным потомству.
Олер поднял руки, призывая обоих собеседников к молчанию.
— Отшельник видел ее. Видел воплощение Минеи, снизошедшей к нам. Это наверняка следует отпраздновать. В этом году он видел ее уже одиннадцать раз. Я просмотрел летописи — никогда не бывало так много...
— А он сказал, где мы ее отыщем? — перебил его Годфри, уже думая о работе, которая ему предстояла. — И что нам следует делать, когда мы ее отыщем?
— Нет. Вы же знаете, Годфри, таких деталей в его видениях не бывает.
— Нуда, хватит и того, что видения появляются так своевременно. Это все? У меня и в самом деле много работы... — Френсис рассмеялся, а Олер насупился. — Что еще?
Френсис повернулся к Олеру.
— Наш собрат слишком занят, чтобы из-за сегодняшних дел беспокоиться о будущем.
— Не кажется ли вам странным, — сказал Олер, поднимаясь на ноги, — что весь этот год полон знамений и пророчеств? А теперь мы получили распоряжение Кенрика... — Годфри замер на месте, потом оглянулся, чтобы удостовериться: тяжелые двери зала закрыты. Однако Олер продолжал, не обращая на это внимания: — Ведь были и другие видения, кроме тех, о которых стало известно епископу... и нам. Отшельнику уже не раз являлась битва при Шан Моссе, схватка между... — Олера передернуло. — Между его светлостью герцогом Хаддоном и гильдийцем, Нэшем. Для любого, кто готов слушать, ясно: корень всех несчастий в одном — в колдовстве. Хотел бы я знать, что, по-вашему, нам теперь делать.