Снайпер

* * *
Саша вздрогнул от громких звуков песни, раздавшихся с «плаца». Отъезжающие построились, и громко ревели слова собственноручно сочиненного гимна — уж больно не отредактирован был текст. Недостаток текста и аранжировки военнослужащие с лихвой компенсировали энтузиазмом исполнения. Попрыгали на свои БТРы и укатили. Причем летели так, словно за ними черти гнались. На «плацу» остался несколько растерянный лейтенант Дробязко и, только что проснувшийся, прапорщик Карпин.
Наконец, лейтенант преодолел нерешительность, и приказал строиться.
— Слушайте приказ. Машины — в укрытия: Перфильев — туда; Симонов — туда; Оченаш — туда. Ясно?.. Далее. Первое отделение занимает блиндаж у въезда, второе отделение — тот, который у них прямо за спиной, третье — вон там. Ясно?
Он показал пальцем, слегка задумался, и продолжил:
— Сержант Блинов, распределите людей вашего отделения по постам… Пока все. Выполняйте.
Дробязко с прапорщиком отправились занимать командирский блиндаж, когда внезапно у въезда на блокпост засигналила машина.
— Кого это еще принесло? — удивился Карпин. — Что за чудо?
Чудом оказалась еще одна «шишига», из кабины которой выпрыгнул и заторопился к Дробязко, чуть не упав, лейтенант — минометчик Алексей Саблин. Он привез два расчета «подносов» — 82-мм минометов — и личное указание начальника штаба об усилении бдительности. Саблин был кадровым офицером, что производило благоприятное впечатление на фоне засилья в артиллерии среди взводных неразумных «пиджаков». «С этим мы споемся!» — радостно подумал Дробязко. А прапорщик подумал: «А кормить кто их будет? У нас на них рацион не предусмотрен».
Увидев выразительный взгляд Карпина Саблин сходу ответил на черные мысли прапорщика:
— А у нас сухой паек на трое суток.
— А что, в ближайшее время что-то ожидается?
— Да вроде того. Но точно я не знаю.
— Ну что ж, прошу к нашему шалашу. Устраивайся с нами. Все обсудим.
* * *
Солнце клонилось к закату, и после краткого обсуждения решили минометы не разворачивать, машину минометчиков укрыть за бугром, хотя и за внешней стороной блокпоста, но лучшего места все равно не было; распределили смены по отделениям, договорились, кто и когда будет проверять посты; Саблин с торжественным криком достал бутылку водки, и на землю упала ночная мгла.
В это время Саша Куценко стоял на своем боевом посту, вглядывался в темноту, и вспоминал разными нехорошими словами Эмму Эмильевну, которая выкинула его из института. Родители, правда, сказали, что после армии он может восстановиться, по крайней мере, на заочное обучение точно. Оставался пустяк — дожить до этого заочного обучения. О том, что он сейчас в Чечне, Саша родителям так и не написал — не хватило ни времени, ни духу.
Через полчаса сидеть в одиночестве ему надоело, и он отправился в гости к ближайшему посту, где, по раздававшемуся легкому шуму, уже были гости.
— Привет, братва! — весело сказал он, появившись на участке Рыжего. Кроме него, там сидело еще двое — Папуас и Хавчик.
— Курить есть? — вместо приветствия нетерпеливо спросил Хавчик. — Уши вянут.
— Так я ж не курю!
Действительно, Саша не курил, как ни странно. В роте он был один некурящий, и поначалу это вызывало раздражение у сослуживцев, но со временем перемололось, и даже наоборот, некурящий Куцый стал достопримечательностью.
— А черт, это ты, Куцый? Сразу не признал, — Хавчик расстроился, судя по голосу.
— Я не курю, но у меня есть!
— Откуда?!
— Ну так давали же «Астру», я и взял. Не прощелкал.
— Ну так давай … быстрее!
Саша снисходительно протянул им ровно три сигареты:
— Курите, бедолаги!
Троица зашевелилась, полезли искать спички. Нашли не сразу. Начали прикуривать, и Рыжий спросил:
— А вы знаете, почему кто третий прикуривает, тот умрет?
— Поч…. А-а-а-а!!!
Сашино лицо обрызгало горячей жидкостью, он непроизвольно присел и вжался в землю. Душераздирающе кричал Хавчик. Все растерялись, и словно застыли. Послышались недоуменные, испуганные голоса.
— Сюда! Быстрее сюда! — Саша от испуга сам начал вопить как резаный.
Первым по траншее примчался прапорщик:
— Что у вас случилось? Ого! Что с ним?
— Я не знаю, — честно ответил Саша, успокаиваясь, присутствие прапорщика придало ему духу, — но, похоже, он ранен.
— Берите его, и тащите к нам в блиндаж, быстро.
Рыжий и Саша потянули Хавчика на себе вслед за прапорщиком, который шел по траншее и орал:
— Не высовываться! Все на места! Готовность номер один!
Бедный Хавчик уже не орал, а только стонал. Когда его втянули в командирский блиндаж и зажгли свет, то прапорщик только и сказал, что:
— Да-а-а-а….
Плеча у Хавчика не было, исчезло; на чем держалась рука, непонятно, и он истекал кровью.
Первым опомнился Саблин: он вытащил из большого кармана тюбик обезболивающего и с размаху засадил его в ногу раненого; потом поднял глаза и заорал:
— Ну чего стоите! Тащите бинты!!
— Радист! Вызывай штаб!
— Не могу! Не отвечают!
— Почему не отвечают!!
— Слышь, лейтенант, а в полночь частоту меняют, ты в курсе?
— Как меняют? А, черт, точно. Мне же говорили! Куда же я записал?! Не могу найти!!
— Может в «шишигу» его, и так отвезем? Тут до базы километров семь — восемь!
— Ага! Сейчас демаскируем машину, и снайпер по ней как даст: сейчас один раненый, а будут еще, а не дай Бог, в бензобак?
— Ну, а что делать-то тогда, он до утра выдержит?
Пока Саблин пытался не слишком умело перебинтовать солдата, на пол натекла целая лужа крови. Прапорщик внимательно присмотрелся к лицу Хавчика, и тихо сказал:
— А уже ничего и не надо делать — он умер!
И действительно, парень потерял столько крови, что жизнь из него просто вытекла; он стал белым в обманчивом электрическом свете, и черты его лица заострились. Дробязко сел на пол, обхватил голову руками, и завыл, раскачиваясь всем телом: в первую же ночь потерять солдата, а ведь предупреждали о снайпере, как же так?!
Саблин и Карпин молчали, радист в углу съежился, будто хотел превратиться в точку.
* * *