Зэками не рождаются

Она явно нервничала. Ведь если прояснится, что санитары забили насмерть Самойлова, то как минимум с нее слетит одна или две звездочки, да и места такого обжитого может лишиться. Клара Иосифовна один за одним вызывала больных, щедро угощала курящих папиросами, а некурящих конфетками, и все выспрашивала, выспрашивала, хитроумно раскидывая словесные тенеты, чтобы добраться до истины, найти какой-нибудь выход и отмыться таким образом от дерьма, в какое она попала из-за этих подлых санитаров.
Наконец, она нашла-таки двух-трех психопатов, согласившихся принять весь огонь на себя. Ведь если московской комиссии станет известно, что санитары насмерть забили Самойлова, у которого установлен диагноз «прободение язвы», Кларе Иосифовне придется очень худо, ведь по сути дела в лагерном дурдоме творится сущий беспредел: настоящих психических больных прессовали [12] как хотели, а то и насиловали.
Однажды один заключенный строгого режима, наркоман, получил в посылке кофе и чай весом в пять килограммов и загулял на всю катушку. Накупил колес [13], наглотался их и вырубился, а про свой святой долг «подогреть» полосатиков забыл. В состоянии наркотического дурмана он вынес на ушах раму и полностью расколошматил окно. Санитары связали и бросили его к рецидивистам на исправление, как это практиковалось у Клары Иосифовны.
Полосатики [14] встретили его ханжески любезно и спросили, не желает ли он «подмолодиться».
— А что, давайте вмажу еще, — браво заявил он.
Ему дали выпить какое-то сильнодействующее снотворное — аминазин или транквилизатор, в общем, что-то в этом духе. После проявления такой наглости Равилем даже у видевших виды полосатиков вылезли глаза из орбит.
— Что ж ты, гад, получил кофе, чай, мы тебя попросили, как человека, подогнать в нашу хату немного кофейку, а ты заявил: «Не считаю нужным», а?
— Неправда, — вяло оправдывался Равиль.
— Нет, правда, — заявил Юзеф, литовец по национальности. — Тогда получай. — И несколько раз смачно ударил его по лицу. Двое полосатиков подскочили к Равилю и нанесли ему несколько мощных ударов, после чего он потерял сознание.
А ночью, когда все уснули, его изнасиловали.
Равиль ничего не помнил, он лишь жаловался всем, что у него сильно болит задница. Никто Равилю об этом, конечно, не сказал, так как, во-первых, боялись: Равиль был здоровым и дерзким малым, а во-вторых, не хотели иметь неприятностей, так как если бы санитары и менты узнали об этом, то насильникам поотбивали бы ключами (тюремные ключи очень громоздкие и длинные) почки и поломали бы ребра.
Но все втихомолку многозначительно переглядывались, сторонились его, словно прокаженного — хлеб от него не брали и вместе за одним столом не ели, в его миске пробили дырку — это означало, что владелец ее дырявый, и Равиль, впоследствии превратившийся в Раису, все понял…
Мерзостью и смрадом были насыщены и пропитаны низкопотолочные кельи бревенчатого лагерного дурдома в таежном поселке Лесной…
Когда приехала московская комиссия, психопаты, которых заранее подготовила Клара Иосифовна, в один голос заявили, что они иногда ночью, когда Самойлов мешал им спать, колотили его, а с дураков спросу мало, тем более что, как убедилась комиссия, бедолагу некуда было спрятать и негде изолированно содержать, всем он мешал, всем надоедал. Лагерные бедламы к тому же всегда были переполнены сверх всяких санитарных норм, а уж про гигиену и воздух и говорить не приходилось.
Словом, Клара Иосифовна кое-как выкарабкалась из беды, а оказавшим ей услугу психопатам она преподнесла по пачке сигарет, а некурящим — по конфетке…
… Не было, конечно, на этом сходняке Виктора Осинина, ставшего злейшим врагом банды Людоеда.
Из прежних членов клана уцелел Лютый, который откинулся почти одновременно с Котенкиным, хотя Михайлову первоначально была определена мера наказания в десять лет, но он «раскрутился» в зоне еще на целых пять лет за изнасилование одного «голубого», высокого крупного мерина со смачными полными губами и кокетничающими глазами. Блатные «спецом» подогнали Лютому этого пышного породистого «петушка», дабы иметь компромат против Михайлова и урвать его хлебное место завхоза санчасти для своего землячка, покладистого и «своего в доску» парнишки, благо тот пообещал им наркоту и колеса.
— Ну что, братцы-кролики, — спокойно и сосредоточенно обратился Людоед к своим кентам, когда все утихли. — Дела-то неважнецкие. Бабулек [15] нет, перспектив пока никаких, считай, что последний хрен без соли доедаем. Лучше уж в зоне на баланде сидеть, чем лапу на воле сосать. — И после многозначительной паузы спросил тяжеловесно: — Что будем делать, а?
— Хэ, — хмыкнул один из новичков, озорной, бесшабашный парень по кличке Узбек, получивший свое прозвище за азиатское выражение лица. — Штопорнуть кого-нибудь и ничтяк. Что, мало чертей сейчас на курортах? Подошлем какую-нибудь биксу к жирному «гусю», она его затащит в проходняк, и мы его дербанем [16].
— Да лучше уж хатенку какую-нибудь вымолотить [17]. Их сейчас навалом пустует, — вставил свое слово второй новичок в банде по кличке Бегемот — здоровый неуклюжий крепыш с глазами навыкате.
— А ты как мыслишь, Лютый? — обратился Котенкин к Михайлову.
— Все это не то, я думаю, — сдвинув к переносице брови, проговорил Лютый. — Менты не такие уж и быки, чтобы не выкупить нас, когда мы начнем действовать. Они шифруют все на ходу, и у таких, как мы, плотно сидят на хвосту. Переждать надо, думаю, малость, а потом уж можно потихоньку и загулять.
— Да… — в напряжении стиснув зубы, процедил Людоед. — А я-то думал, Шурик, срок тебе на пользу пошел. Ни хрена ты не тямаешь по этой жизни, как я вижу. «Бомбить, грабить»… — это обычно люди с одной извилиной повторяются.
Котенкин встал и начал медленно бить тусовки по квартире, заложив по старой зэковской привычке руки за спину. — Менты, Шурик, определяют все по почерку, а уж нас-то они сразу вычислят, будь уверен.
— Так-то оно так, а что придумаешь? — вызывающе дернул головой Михайлов.
— Думать надо, Шурик, ду-мать. Голова для чего дана? Думать… — И он многозначительно постучал указательным пальцем по своей голове.
— А где сейчас, интересно, Осинин? — спросил Лютый. — Что-то я его не вижу в нашем городе. Ведь он давно уже откинулся, может быть, даже условнодосрочно за хорошее поведение, а? — И он ехидно ухмыльнулся. — Я послал ксиву в зону, где он чалился перед выходом на волю. Ответили, что якобы он поженился на одной врачихе, которая спасла ему жизнь. Прямо в зоне зарегистрировался, змей, и она забрала его к себе домой, а потом они куда-то вообще сдернули.
— Где же искать его теперь?
— Никуда он от нас не денется, псина. Это точняком.