Золотая лихорадка

Они принялись снимать с него рубаху, отняли шапку и куртку, делали все быстро.
– Штаны сам.
– А то вдвоем разорвем напополам, потянем в разные стороны.
– Ну, живо! – закричала Танька. – Эка невидаль!
– А че мне стесняться, – осмелел парень. Он встал, исподние свалились, он стоптал их ногами.
– И сразу выстираем, – сказала Татьяна.
Дуня отняла веник от себя и, размахнувшись, хлестнула Василия по лицу.
– Ты чего, взбесилась?
– А тебе жалко нас?
– Конечно, жалко…
– Пожалей нас, Василек. Дома нет никого, деревня пустая!
– Федя мой придет, и будет тебе компания.
– Бык твой, – сказала Дуня.
Татьяна повела Ваське мыльной ладонью по лицу.
– Выпей сначала, – сказала Дуня. Из-под полки она достала бутыль. Васька охотно выпил. Грудь его сразу согрелась.
– Ух-хо-хо! Ух-хо-хо! – заорал он и прыжками кинулся в парную. Там стоял такой густой пар, словно он попал в дождливое облако на перевале.
– Хватит баловаться! – закричала Татьяна. – Иди к черту.
– Погодите, че вы, ополоумели…
Кто-то дал ему пинка.
– Не мешай, я тебе выстираю все сейчас, а домой побежишь голый в полушубке.
Дуня оплеснула его ведром горячей воды.
– Эй, ты… – Василий схватил ее, но она выскользнула.
– Васятка ты наш, сердечный дружок! – приговаривала Татьяна.
Дуня выбежала и набрала полный таз снега.
– Тебе, чтобы не безобразничал. Залеплю сейчас все.
Васька стал мыться в углу.
– Разотри мне спину, – примирительно сказал он.
– Сначала ты мне, – ответила Дуня.
В предбанник кто-то зашел.
– Федюшка! – сказала Татьяна. Она бросила стирку и, шатаясь, вышла. Она, кажется, сильно опьянела.
– Я сначала думала, он зашел, когда ты влетел сюда.
– А-а, Васька нашелся! – обрадовался дядя Федор. – Погоди, я сейчас схожу принесу тебе. Мы тут угощались.
– Посмотри, как Васька замерз, – сказала Татьяна. – Если ты домой пойдешь за водкой, то принеси ему белья.
– Не домой! У меня бутылка в сугробе… Вода в кадушке. А ты откуда? – спросил он Василия, давая ему бутылку спирта и ковш холодной воды. – Егор беспокоился, что ты вовремя не явился.
Васька выпил, и у него все заходило в глазах. Он присел возле дяди Федора.
– Я медведя нашел.
– А я проснулся, двери распахнуты, изба выстудилась и спирт на столе, – ответил Федор. – И не вспомню, что было!
Дуня мелькнула в облаке пара.
– Зашел к Егору – дом пустой. Я испугался. Че такое? Потом вспомнил, мыться надо. А я-то думал, что хунхузы напали. Васька, ты – добрый… Ему бы в монастырь на старых местах! – сказал Федор, обращаясь к Дуне. Она отпила от бутылки и черпнула ковшом воды. – А здесь нет монастырей! Церква и та в диковинку.
– Поди, Вася, попарь меня! – сказала Дуня и потянула его за руку. – Встань. Возьми вот веник.
– Горячей-то водой плесни, – сказала Татьяна. – разотри, разровняй ей, где были застежки, шнурки, завязки, ремни. Знаешь, сбруя наша, бабья…
– Обутки наши окаянные! – сказала Дуня.
– Видишь, какая она гладенькая! Ты, поди, и не знал?
– Конечно. Я думал, одни кости. Погоди, я еще помоюсь.
Дуня стала тереться вехоткой с ног до шеи, терла икры, лодыжки, подымала грудь. Васька вдруг поскользнулся на липком полу, женщины подхватили его.
– Васька убился! Дай я тебя обмою, бедненького! – сказала Дуня.
– Загляделся… – захохотала Татьяна.
Дуня прилегла ничком:
– Хлещи меня веником.
– Давай, – крикнула Татьяна, – потом меня.
– Давай еще.
– Я же с тебя кожу сдеру. Ты знаешь, если я изо всей силы хлестну…
– Ничего не будет.
– Это ты спьяну не чувствуешь, а потом шкура слезет.
– Эй, стой, так больно.
Васька так опьянел и как бы не совсем понимал, что происходит. Он не признавался себе ни в чем и не желал признаваться, хорошо это или плохо, и не знал, пройдет этот хмель или нет, и что будет.
– Погоди, у меня судорогой ногу свело, – сказала Дуня, поворачиваясь… – Разомни…
– А Егор все одно – где мой Вася! – заходя с веником, молвил огромный Федор. Он был пьян и для начала окатился холодной водой. Таня стала парить его.
– Иди на золото, Васька, – говорила она, – намой для женского.
– Да заткни пасть своим старухам! – добавил Федор, спьяну путая все и не соображая, с кем говорит.
– Намой для женского! – подхватила Дуняша, поворачиваясь под ударами веника. – Как хорошо было, когда мы тут сами мыли. Полотно не ткать, не прясть, сукна не катать… Все покупают, – раскидывая сильные стройные руки, воскликнула она, – а мы как батрачки? Да мы гору своротим, хлеб уберем, несите нам проклятого металла!
– Я же сказал, возьму вас всех с собой! – с чувством воскликнул Василий.
– А тебя-то самого отец возьмет?
– А ему что! Он говорит, всем предоставляет, что нашел. Дает право! Это, говорит, от бога.
– Ты не поминай в бане-то…
– Целуй меня еще, – сказала Дуня.
Федор оделся и накинул полушубок.
– Ты куда? – спросила Татьяна, когда Васька выглянул в предбанник. – Иди допаривай ее. Оставайся с племянником моим! – Татьяна, запахнув шубку, выбежала и накрепко захлопнула дверь.
Толкая мужа в шею кулаками, она побежала к дому.
Василий подумал, что какая чушь все эти бабьи тряпки, за которыми они гоняются. Дуня была красивей всех картин, снимки с которых видел он в книгах. На ней не было ни нитки, а она как в красивом платье, с такой осанкой, гордая, шея ее открыта, открыто тело и длинные ноги ее как выточенные, только пальцы в мозолях, разбитые работой, ходьбой. Голова ее поднята, а глаза торжественно сияют.
И он любовался ею.
Васька с детства любил смотреть, как купаются в реке, только отца с матерью не любил голых…
Дуня повела плечами, словно отбиваясь от комаров и мошки.
… Солнце село, когда Дуня зажгла огарок и распахнула дверь.
Она оделась, накинула платок. Глаза ее истомленно блестели. Лицо было спокойно, сила и власть выразились на нем.
– Вот я и перебила тебе все, Василек! Не хвали больше генеральскую красоту.
Она исчезла в дверях, и слышно было только скрип, как побежала она по снегу…
ГЛАВА 15
Отец Игнат пригласил всех ужинать. Попадья подала постные щи и капусту с постным маслом. Все ели с большой охотой после целого дня молитвы. Старой попадье помогала молодая жена отца Алексея, священника из гольдов, который недавно закончил Благовещенское духовное училище и прислан был служить на миссионерский стан, на озеро Мылку, откуда был родом.