Час рыси

Нечаянно встретились и Костя с Илоной. Оба молодые, красивые, наглые, зубастые.
Костя еще не дотянул до тридцатилетнего рубежа, но успел многое. Совсем юным он участвовал в организации одной из первых финансовых пирамид-лотерей. Крутил старую, как мир, аферу — заплати пять рублей и найди еще двоих, кто заплатит по пятерке, а те, в свою очередь, пусть найдут еще двоих, и так далее, деньги присылайте по такому-то адресу.
Повзрослев, будучи уже первокурсником химфака МГУ, Костя умудрился подписать куратора своего курса, кандидата химических наук Мышкина, на аферу покруче. Мышкин (в народе Мышонок) помог юному химику синтезировать пятновыводитель, особо богатый галлюциногенами. Предприимчивый студент выгодно продал формулу средства от чернильных пятен не менее предприимчивым кооператорам, и вскоре уже дальневосточные подростки-токсикоманы, что называется, «с колес» скупали пятновыводитель под названием «Глюк». Юмористы-наркодельцы снабдили зелье этикеткой, с которой укоризненно смотрел на токсикоманов композитор Кристоф Виллибальд Глюк, автор популярной оперы «Орфей и Эвридика». Новое средство вызывало гораздо более яркие галлюцинации, чем памятный ветеранам прибалтийский «Солапс» или сменивший его клей «Момент». И не случайно рынком сбыта отравы стал самый что ни на есть Дальний Восток. Пока суд да дело, пока тамошние власти оценили откровенную наркоэкспансию, от московского кооператива-производителя остались лишь долги да фиктивный юридический адрес.
Крутанувшись с «Глюком», Костя увлекся редкоземельными металлами — благо теперь влегкую можно было шантажировать Мышонка как основного виновника дальневосточного скандала, о котором пусть и скупо, но упоминала увлеченная в основном бичеванием КПСС пресса. Мышонок с перепугу спер для Кости полкило стронция (рыночная цена — 65 центов за грамм), и на этом их деловое партнерство до поры прекратилось, ибо химфак монополизировало несколько вполне официально зарегистрированных контор, почти легально торгующих все теми же редкоземами.
Хозяева и распорядители редкоземельных запасов главного вуза страны — недавние комсомольские лидеры, поднаторевшие в финансовых махинациях, активно участвуя в стройотрядовском движении, салажонка Костю в свою компанию не приняли, а идти «под ник» он не пожелал и в результате ушел с химфака, напоследок взяв у Мышонка в долг, якобы под проценты, всю долю кандидата наук от продажи пресловутой формулы (справедливости ради следует сказать, что долг он вернул, правда, через год и без всяких процентов). Еще год Костя безбедно прожил, гуляя по ВДНХ и захаживая в гости к капиталистам, приехавшим к нам в страну, дабы организовать выставку производимого ими товара и заключить выгодные сделки. Костя был молод, но всегда хорошо причесан и одет в строгий, с иголочки костюм. Он прекрасно владел иностранными языками, умел расположить к себе любого собеседника, а его чистые детские глаза прямо-таки лучились искренней непосредственностью. К тому же в кармане у милейшего юноши всегда имелась пачка визиток, где он значился под разными фамилиями, но неизменно — «младшим менеджером» некоей крупной фирмы. Добродушные иностранцы свято верили, что этот юный клерк действительно послан большим рашен боссом для предварительных переговоров о переговорах более серьезных, и, прощаясь, непременно делали младшему менеджеру какой-нибудь презент. Иногда «паркер», но чаще аудиоплеер, а то и видеомагнитофон.
В те годы видак стоил ох как дорого, да и плеер был редкостью, и даже паркеровская авторучка легко перекупалась владельцем любого из миллиона (или миллиарда?) коммерческих ларьков, коих приходилось штук по пять на каждого русскоговорящего гражданина.
Про то, как гражданин Поваров отмазался от службы в рядах Вооруженных Сил, не стоит и упоминать, это и так понятно. Такие юноши и в более суровые годы находили тысячи способов получения «белого билета».
В результате за год трудов на ниве «мелкого бизнеса» Костик первоначальные накопления не только сохранил, но и приумножил. И тогда его потянуло в настоящий бизнес. Из тени в свет перелетая, Константин сильно обжег крылышки.
Не та у него была натура, чтобы добровольно платить рэкетирам. Он ловчил, увиливал и в результате лишился точки на вещевом рынке; потом его опустили на партию «Поляроидов» — только-только входящей в моду диковины, ну а потом чуть не отобрали машину. Его гордость, белоснежный «Мерседес»...
В общем, не получилось из Костика гордого и независимого пирата бескрайних рыночных морей. И тогда одинокий старатель, пораскинув мозгами, решил искать хозяина. Но раз уж суждено ходить под ярмом, желательно, чтобы надеть на себя это ярмо не было стыдно. Чтобы хозяин был всемогущ и тень его могущества тебя не затмевала, а давала приятную живительную прохладу.
Без особых трудов Константин устроился помощником депутата в московскую городскую Думу. Политика его не интересовала, напротив, была ему абсолютно безразлична. Пропуск в Думу он воспринял как пропуск на биржу хозяев, справедливо рассудив, что Дума — как раз то место, где процент сильных мира сего на единицу площади особенно высок.
Думу Костя оставил уже через два месяца. Пошел мальчиком на посылках в достаточно крупный банк. «Шестеркой», конечно же, трудился, но «шестеркой» козырной. Обслуживал лично управляющего, таскал ему пиво по вечерам, а также помогал составлять деловые письма на английском.
Крутой перелом в короткой, но бурной жизни нашего героя произошел за полгода до встречи с Илоной. И произошел, как это часто бывает, совершенно случайно. Управляющий прихватил с собой Костю на очередную презентацию. Там могли быть американцы, и банкир желал иметь под рукой толмача. Американцы презентацию проигнорировали, вследствие чего Костя был отпущен на волю. Начальственное тело справедливо считало, что вполне способно и без переводчика разобрать витиеватые надписи на этикетках халявных импортных бутылок (а не разберет, так на вкус опробует). Однако Костя не спешил покинуть очаг презентациозного коммунизма, где от каждого по способностям (сколько сможешь, столько пей) и каждому по потребностям (чего хочешь, то и пей). Бродил симпатичный молодой человек с бокалом шампанского в руке, с аккуратно подстриженными ногтями средь полупьяных господ и благоухающих дорогими запахами дам, бродил, гулял, фланировал да вдруг почувствовал на выбритой щеке чей-то заинтересованный взгляд. Скосил глаза. Мама дорогая! Это же супруга самого Евграфова на него пялится! Костя к той поре уже знал в лицо, по именам и кличкам всех воротил большого бизнеса (из тех, кто редко мелькает на экранах телевизоров, но зато часто по полдня маринует в приемных своих кабинетов премьер-министров и прочих деятелей так называемого правительства). Евграфов Вадим Борисович, также именуемый в своей среде просто Графом, среди «толстых» был одним из самых «толстых». Он удачливо торговал нефтью, приторговывал лесом и мог пособить трусишкам-басурманам в захоронке их радиоактивных отходов. Мощная фигура. Король с подвижностью ферзя, рядящийся под проходную пешку. Поговаривали даже, что Евграфов всерьез подумывает о следующих президентских выборах, но до поры до времени предпочитает не являть свой мужественный (рост — 180 см, вес — 80 кг, 50 лет, седые волосы, отдаленно похож на Тихонова в роли Штирлица) образ трудящимся и безработным массам.
Впрочем, Аллах с ним, с Евграфовым. Вон он стоит, беседует с мэром, и Костя ему глубоко безразличен, а вот его молодящейся супруге, кажется, нет! Женщина едва заметно кивнула, поймав воровато-удивленный взгляд Константина. Знак понятен — предлагает выйти в холл. Сразу же что-то сказала мужу, улыбнулась мэру и неспешно поплыла из банкетной залы. Заинтригованный Костик опустил недопитый бокал шампанского на поднос проходившему мимо официанту и, на всякий случай описав по залу большой полукруг, вроде бы случайно, промежду прочим, вышел в холл. Здесь, возле зеркала во всю стену, ожидала его мадам Евграфова. Дама поправляла прическу, разглаживала на длинном вечернем платье несуществующие складки и даже глазом не повела, когда в метре от нее замер Костя. Константин тоже сделал вид, что поправляет прилизанные волосы, полагая уже, что многозначительный повелевающий жест богатой леди ему почудился, и собрался было вернуться в толчею хозяев жизни, но тут она прошептала пару слов, конкретнее — не терпящее возражений распоряжение: «За мной, малыш», и непринужденно скрылась за дверями мужского туалета. Костя огляделся. В холле курили секьюрити, их лица остались невозмутимыми. Делать нечего, Костя направился следом за дамой. В туалете было пустынно, лишь из-за двери одной кабинки торчала женская рука, манила пальчиком.