Предел

— Наблюдение. Слушаю.
— Это я слушаю! — говорил сам шеф.
— Видите ли, шеф…
— Вы наконец взяли кого-нибудь?
— Взяли… то есть… он, понимаете… исчез… — заикаясь и нервно крутя шнур телефонного аппарата свободной рукой, сказал Банн.
— Что значит «исчез»?
— Пока не знаю. В шестнадцать еще был, и с этого времени ни следа.
— Ко мне, рысью!
Банн тяжело вздохнул и положил трубку. Кивнул технику, который прислушивался к разговору:
— Давай записи. Все со вчерашнего дня.
Техник сгреб со стола четыре кипы широкой бумажной ленты, уложив их гармошкой в картонную коробку, Банн взял ее под мышку и побрел к шефу.
— Я совершенно не понимаю… — начал он с порога.
— Хорошо, хорошо. Покажи его!
— Кого?
— Ну, того, который исчез.
Банн вынул соответствующую ленту из коробки и развернул перед шефом на столе.
— Здесь, в десять ноль шесть, он брал четыре бутерброда с ветчиной и два кофе в баре отеля «Космос». Потом перевел восемь желтых на чей-то Ключ. Какая-то бабешка. Студентка. Впервые имел с ней дело. Мы проверили, на ее счету не было других переводов в этого Ключа.
— Неважно. Дальше! — торопил шеф, передвигая ленту с записью.
— В десять пятьдесят покупал сигареты в автомате на углу аллеи Тибиган и Сороковой улицы, — бормотал Банн, — потом… да, зашел в бар… два пива… другой бар… опять два пива… Но он был один, пиво брал с перерывами в несколько минут… Сидел довольно долго, потому что следующая запись уже из турникета метро на станции рядом с баром… Потом… Несколько мелких покупок, все время в центре, опять пиво, но уже с кем-то, потому что брал по две кружки сразу… Не знаем, кто это был. Во всяком случае не из тех, за которыми мы следим… Они в то время находились совершенно в другом месте. Ну и наконец перевод… Не подтвержденный на его счету, потому что он не воспользовался Ключом ни разу после того, как… этот парень переписал ему сотню…
— Вероятно, задаток?
— Пожалуй. Потому что потом, около семи вечера, Ключ того парня был переделан на двойку.
— Где?
— На седьмой Станции. Но, повторяю, первый перевод не был подтвержден. Наш объект не пользовался Ключом с шестнадцати часов.
— Невероятно! Сейчас девять вечера! А что в отеле?
— Не вернулся. За комнату заплачено вперед, но там никого нет. Или его прикончили, или он потерял Ключ, или же…
— Блокада! — шеф обрадовался собственной прозорливости. — Ты проверял, не заблокирован ли его Ключ?
— В записи нет такой информации.
— Я не о блокаде счета, а о блокаде Ключа! В таком случае блокирующий сигнал идет во все автоматы по силовой линии. Надо бы об этом знать! Банк тут совершенно ни при чем. Блокаду Ключей осуществляет служба Контроля Разрядов, а блокаду счетов — Банковская служба. Два разных отдела. Проверь немедленно!
Банн вернулся через несколько минут.
— Ну, видишь! — возликовал шеф. — Обо всем приходится думать! У баранов из Контроля Разрядов было к нему что-то! Они устроили ему блокаду Ключа и испоганили нам дело. Теперь ищи ветра в поле.
— Может, он обратится в Контроль, чтобы разблокировали?
— Тогда чего ж ты ждешь? Уведоми все Станции Тестов!
Банн опять выбежал и вернулся через четверть часа.
— Ну, все! Теперь он наш! — радостно завопил он, так что шеф подпрыгнул в кресле. — Он обратился за проверкой. Я велел продержать его как можно дольше, хотя контроль он уже прошел. Они обещали тянуть с выдачей Ключа до прибытия полицейского патруля. Они просто иногда проверяют, нет ли у кого заниженного разряда. На него наткнулись совершенно случайно.
— Нам наука на будущее, — заметил шеф. — Надо предвидеть и такие случаи. Как его зовут?
— Эд Черрисон. Известный также как Снеер. Четверяк, неопределенные занятия, большие доходы от частных лиц. Теперь ясно, что это рейзер высокого разряда. Получал большие переводы от нескольких человек, у которых сейчас нулевой разряд и высокие посты.
— Это уже не наш отдел! — напомнил шеф. — Просто мне нужен хороший нулевик. Чтобы у него был настоящий нуль, а не какое-то многогранное колечко!
— Такого легче всего найти среди рейзеров. Дьявольски хитромудрые ребята. Наверняка будет то, что надо, шеф.
На столе забренчал телефон. Шеф поднял трубку. Банн видел, как его лицо постепенно наливается кровью, что у шефа было признаком бешенства. Спустя минуту трубка со звоном упала на вилку, а кулак шефа опустился на крышку стола.
— Идиоты! — прорычал он. — Его установили. Никакой это не нулевик и вообще не этот… Снеер. У него только Ключ Снеера. Он делал тому четвертый разряд. Обычный четверяк, даунер.
— Даунер? — удивился Банн.
— Что? Не знаешь, что это такое? Что же ты вообще знаешь? Переведу в городскую полицию, ей-богу!
Банн плелся в свой кабинет, полон черных мыслей.
«Опять все сначала, — подумал он с горечью. — И кто напортачил? Друзья из другого отдела. Но ничего. Шеф почему-то торопится добыть нулевика, наверно, получил приказ сверху. Достанем другого, и снова будет тишь и гладь…»
Метод ловли «на живца» был разработан детально и обычно действовал безотказно. Не мог не действовать, ибо опирался на статистику. Желая обнаружить и сцапать хорошего рейзера с утаенным нулевым разрядом, достаточно было выявить несколько сотен молодых, честолюбивых людей с запросами по меньшей мере на двойку. Потом выделить несколько сотен мелких комбинаторов, действующих в том же районе. Затем передать соответствующие инструкции в Сиском и банковский контроль автоматов с пивом во всех барах района, имеющих игровые автоматы; если в том же самом баре с коротким промежутком времени заказал пиво один из юных честолюбцев и один из комбинаторов и если к тому же честолюбец стал играть на автомате — Сиском давал ему выиграть. Комбинатор не упускал случая заработать, а юный рассудительный молодой человек не пропивает несколько сотен желтых, а старается использовать их с выгодой для своего будущего. В девяноста случаях из ста встреч с организованным выигрышем юноша находит подход к хорошему рейзеру через случайного мошенника. Достаточно следить за движениями счастливчика, и — рано или поздно — его желтые пункты перекочуют на счет того, кто нужен Отделу.
Общество автоматизированной эпохи само становится единым огромным автоматом, действующим почти безошибочно. Бросаешь триста желтых — выскакивает рейзер с нулевым разрядом. Не нужны тщательный розыск, ведение картотек, слежка за каждым в отдельности. Каждый шаг гражданина обозначается цветными пунктами, остающимися на его пути: в магазине, автомате бара, кино, турникете метро… Достаточно посмотреть банковскую запись расходов искомого гражданина: ежели тратит, значит — живет. Ежели живет — должен тратить, оставляя пунктовые следы, словно раненый зверь, пока из него не вытечет вся кровь. Важно одно: у него всегда должно быть хоть немного, пусть даже красных, иначе его теряешь из вида.
Именно здесь скрывался ответ на сомнения Снеера, посеянные Маттом в его высокоинтеллектуальном, но ленивом мозгу: существование рейзеров и даунеров, четверяковых нулевиков и нулевых четверяков, разумнейших девок и интеллектуалов, продающих, как проститутки, свою порядочность и честь, — все было нормальными составляющими здешней действительности и даже — можно сказать — составляющими, необходимыми для ее функционирования, для существования этого полностью контролируемого Порядка. Ибо в мире Арголанда реальным был именно Порядок. Видимостью же была Свобода.
Выходя из отеля «Космос», Прон ощущал нечто вроде восхищения своим благородным характером. Он чувствовал себя добродеем, самаритянином, ангелом-хранителем и вообще святой фигурой в вонючем болоте всеобщей похотливости и беспощадности, которым считал сейчас Арголанд с его окраинами.
«Если б не чистые глубины озера Тибиган, ты не нашел бы во всем Арголанде ни одного квадратного метра, на котором не расцветала бы какая-нибудь погань», — припомнил он отрывок из речи какого-то проповедника, которого иногда слушал утром по воскресеньям.