Грешки

Поставив сумку на пол, Лидия поджала ноги и оттянула подол длинной юбки.
— Я и не знала, что у тебя актерское дарование.
— А у меня его вовсе нет. Я бы от страха умерла на сцене. Хочу быть художником-декоратором и осветителем.
— И тем и другим сразу? Не многовато ли?
— Почему же нельзя это совместить? — задиристо возразила Джуно.
— Лидия, дорогая! Ты принята! — К ним подошел молодой человек в очках и чмокнул Лидию в щеку. — Прошу тебя, прочти монолог Фебы. Начнем через несколько минут.
— Рауль, познакомься. — Лидия взглянула на Джуно. — Извини, никак не могу запомнить твое имя.
Джуно улыбнулась Раулю Роджерсу — Меня зовут Джуно Джонсон. Я хотела бы заниматься декорациями и освещением сцены — и тем и другим.
— В таком случае тебе нужно поговорить с Алексом.
Он там, возле рояля. — Снова чмокнув Лидию, Рауль умчался.
— Алекс… Ты с ним знакома? — спросила Джуно у Лидии.
— Не очень. Так, встречала его то там, то здесь. Внешность у него потрясающая. Смотри, вон он, — указала она вглубь комнаты.
Джуно взглянула на высокого молодого человека, стоявшего возле рояля. На нем были выцветшие джинсы, розовая шелковая сорочка, вокруг шеи небрежно повязан красный шарф. В руке он держал незажженную трубку и жестикулировал ею, что-то втолковывая невысокой девушке. Он был выше шести футов ростом, худощавый, с белокурыми волосами до плеч и светло-голубыми глазами, обрамленными темными ресницами.
— Он великолепен, — сказала Джуно.
— Да-а… к тому же так талантлив, что его пьесу собирается поставить настоящий театр с постоянной актерской труппой. Давай подойдем к нему и представимся.
— Подожди… а о чем его пьеса? Не знаешь?
— О том, как встретились через пятнадцать лет бывшие студенты, поступившие в Йель в первый год совместного обучения. По сути дела, о нас в тысяча девятьсот восемьдесят каком-то году, если мы доживем до этого времени. Пьеса отчасти напоминает мюзикл, и в ней занято много актеров.
Они подождали, пока Алекс закончит разговор с невысокой девушкой. Взглянув на Джуно и Лидию, он улыбнулся, обнажив не слишком ровные, но очень белые зубы.
— Привет! — сказал он.
— Привет. Я Лидия Форест, а это Джуно Джонсон.
— Лидия Форест… припоминаю. Я видел Порцию в твоем исполнении в прошлом семестре, и мне очень понравилось. — Он повернулся к Джуно:
— Ты тоже актриса, Джуно?
— Нет, я хотела бы заняться оформлением сцены… — Она умолкла: у нее перехватило дыхание.
— И освещением тоже, — подсказала Лидия.
— Оформитель сцены? Что ж, тебе здорово повезло.
Вернее, нам повезло. Оформлением сцены собирался заняться Джул Клайн, но, заболев гепатитом, уехал домой. Его помощником назначили Дэйва Бернса, однако теперь ему, наверное, придется работать вместо Джула. Я тебя с ним познакомлю. — Он взял с крышки рояля текст пьесы и протянул его Лидии. — Держи. Прочти роль Шарон и роль Фебы. Мне кажется, тебе подойдут обе.
— Пойдем со мной, — сказал он Джуно и, обняв ее за талию, тихо и доверительно шепнул:
— Джул и Дэйв жили вместе. Дэйв начал заниматься оформлением сцены, чтобы работать вместе с Джулом… Но ему не хватает творческой фантазии. Он об этом не догадывается, но капризен, как примадонна. Если будешь работать с ним, тебе придется не слишком легко.
— Мне приходилось работать и с трудными людьми, так что я попытаюсь.
— Прекрасно. У тебя есть готовые эскизы, которые я мог бы посмотреть?
Джуно дала ему кожаную папку с эскизами, и Алекс начал просматривать их, не делая никаких замечаний.
Большую часть работ составляли эскизы декораций для пьес, которые ставили в школе и в пуэбло, но кое-что она нарисовала ради удовольствия… Например, варианты оформления «Кошки на раскаленной крыше» Теннесси Уильямса и «Дня рождения» Пинтера.
Пока Алекс Сейдж рассматривал работы Джуно, она терпеливо ждала. Не понимая, что заставляет ее трепетать — популярность Алекса или его внешность, — Джуно надеялась, что он этого не заметит. Хоть бы он что-нибудь сказал.
— Я еще ни разу не видела постановки на Бродвее, — нервничая, пробормотала она, — но люблю читать пьесы и мысленно создавать декорации к ним. Для практики.
К тому времени как Алекс перевернул последний лист, Джуно уже не сомневалась, что он считает ее работы безнадежно любительскими. Да, напрасно она выбрала для своей первой попытки в Йеле его пьесу! Девушке вдруг страстно захотелось произвести на него благоприятное впечатление.
— Может, мне… — начала было она.
Но тут Алекс взглянул на нее, и Джуно сразу поняла, что работы ему понравились.
— Ты меня удивила, Джуно! Не знаю, согласишься ли ты, но я хотел бы дать тебе текст, чтобы ты набросала кое-какие соображения по поводу оформления. Сколько на это нужно времени?
— Возможно, я сделаю это к завтрашнему дню… если меня посетит вдохновение.
— Прекрасно!. Зайди ко мне в комнату около семи вечера. Я живу здесь, в Бренфорде, на верхнем этаже.
Джуно улыбнулась:
— О'кей. Постараюсь что-нибудь приготовить.
Черт возьми, она твердо знала, что сделает для него что-нибудь, даже если для этого придется пропустить занятия и просидеть всю ночь напролет.
Взяв текст пьесы, Джуно пошла в другой конец комнаты за своими книгами и спортивной курткой.
Обстановка между тем разрядилась. Лидия сосредоточилась, перед тем как читать монолог, и Джуно решила задержаться и послушать ее.
Через полчаса Джуно вышла из Бренфорда. Такого прилива творческих сил она не ощущала с тех пор, как приехала в Нью-Хейвен.
О пьесе Алекса Джуно слышала восторженные отзывы. Говорили, что эта вещь забавна, умна и наводит на размышления. Лидия Форест удивила ее. С первой встречи Джуно считала эту девушку избалованной и недалекой. Сегодня же она поразила ее своим актерским мастерством, заставив даже прослезиться. А ведь это было лишь первое чтение пьесы!
— Брось, Джуно, — пренебрежительно фыркнув, сказал Макс Милтон, когда они ужинали в «Голодном Чарли». — Сейдж, конечно, кое-что умеет, но ему далеко до Ионеску или О'Нила. Возможно, он напишет что-нибудь стоящее, но едва ли скоро. — Макс положил в свой кофе две ложки сахара.
— Да как ты можешь судить о том, чего не читал? «В задымленной комнате» — великолепная пьеса. К тому же Алекс еще молод. С годами его талант, несомненно, окрепнет.
— Если он сам до этого не сгорит. Драматурги — странный, хрупкий народ.
— А как насчет поэтов? У тебя — свое, у Алекса — свое. В мире хватит места для вас обоих.
— А, снова доморощенная философия жителей Нью-Мексико! Мне так не хватало ее всю неделю!
Джуно отодвинула тарелку с нетронутым салатом и поднялась:
— Не стану спорить, Макс. Мне сегодня предстоит многое сделать. — Она положила на стол деньги и ушла.
Макс догнал ее на улице.
— Джуно, зайдем ко мне, покурим «травку». Я написал новое стихотворение и хотел бы прочесть его тебе.
— Нет, Макс, не сегодня.
— На четверть часика. Уж наверняка пятнадцать минут ничего не решают.
Снобизм и высокомерие Макса все больше и больше раздражали Джуно, однако электрические разряды все еще пробегали между ними. Впрочем, Джуно объясняла это чисто физиологическим влечением. Дэвиду Абейту, например, всегда нравилась она сама, а не только ее внешность.
А вот как относится к ней Макс, Джуно не знала.
— Макс, — возразила она. — Пятнадцать минут растянутся на несколько часов, а я очень занята. — Они были одного роста, и он смотрел ей прямо в глаза. Девушка быстро поцеловала его. — До завтра. — Она повернулась, но Макс так грубо вцепился в капюшон куртки, что он затрещал.
— Если уж ты так занята, что не можешь уделить мне даже пятнадцати минут, не вижу смысла продолжать наши отношения. — При свете уличного фонаря его лицо казалось бледнее, чем обычно. — Зачем мне терять время с сучками?
Джуно охватила ярость. Она так резко оттолкнула его, что Макс; едва не упал, и тут же начал трясти ее за плечи.