Дар Юпитера

— Я делаю, что могу, — отвечал Бич. Его пальцы порхали над клавиатурой, пытаясь убрать помехи с помощью специальной программы. — Трансляционный зонд опускается, но я не могу рисковать, разворачивая его антенны, пока он не пересечет зону облачной турбулентности. Это продолжается от силы десять минут.
— За десять минут он мог погибнуть! — взорвался Гессе. — Проклятье! Что он делает там, внизу?
— Старается держаться подальше от стада, — сказал Спренкл. — Вообще-то после смерти матери он часто так поступает.
— О чем это вы толкуете? — спросила Макколлам. — Последние восемь месяцев он почти все время резвится вместе со своими друзьями.
— Согласен, — ответил Спренкл, — но все трое держатся вдали от стада, и движущей силой этого дистанцирования является Рейми. Он не хочет быть вместе со стадом, но прихватил с собой маленькую компанию.
— Разве это не нормально? — возразила Макколлам. — Они уже почти взрослые, вот-вот должны начать самостоятельную жизнь. Если проводить аналогию с земными видами, то во многих случаях их уже давно выгнали бы из стада.
— И не забывайте, что Рейми с самого первого дня был взрослым, только в теле ребенка, — добавил Миллиган, тоже не отрываясь от клавиатуры; именно он управлял трансляционным зондом. — И по этой причине стремится сорваться с привязи еще сильнее.
— Чушь собачья, — мрачно изрек Гессе. — Если бы он так стремился к тому, чтобы его официально объявили взрослым, то сейчас был бы в первых рядах на этой их церемонии Песни Перемен. Он любитель смертельных трюков, вот кто он такой. Посмотреть, на какую глубину удастся опуститься, и плевать на последствия. Трюк из этой же серии однажды привел к тому, что он сломал себе шею на горном склоне.
Макколлам наполовину развернулась в своем кресле.
— Вы что-то сегодня помалкиваете, полковник, — заметила она.
— Я? — спросил Фарадей, глядя на «снег» на дисплеях. — Я просто думал о Миразни. Задавался вопросом, понимает ли Рейми, от чего она отказалась, дав согласие на то, чтобы он родился в теле ее сына.
— Сомневаюсь, — пробормотал Спренкл. — По-моему, такие мысли ему и в голову не приходят. Он поверхностный человек, если вдуматься. Собственное «я» — вот что для него важнее всего.
— Ну, в таком случае он избирает странные способы продемонстрировать это. — Гессе презрительно фыркнул. — Отбиться от стада и вляпаться черт знает во что! По-моему, так не поступают те, у кого хорошо развит инстинкт самосохранения.
— Верно, — согласился Спренкл. — Но поглощенность собой и инстинкт самосохранения не всегда идут рука об руку.
Гессе хмуро воззрился на него.
— Вы хотите сказать, что у него есть склонность к самоубийству?
— Не обязательно, — ответил Спренкл. — Однако я вполне допускаю, что он может сдаться без борьбы, если бы смерть глядела ему в лицо.
— Черт… — пробормотал Гессе, глядя на дисплеи.
— Ну вот, зонд на месте, — неожиданно сообщил Миллиган.
Взгляд Фарадея заскользил по дисплеям, но все они показывали только быстро плывущих Рейми и Драсни, и никаких признаков хищников. Что бы ни случилось, похоже, все уже позади, и они выбрались из неприятностей целыми и невредимыми.
Затем внезапная мысль пронзила его, горло стиснуло, и он снова посмотрел на дисплеи.
Да, вот они, Рейми и Драсни. Но Тигралло в поле зрения не было.
— Похоже, они поднимаются, — сказал Бич.
— С ним все в порядке? — с беспокойством спросил Гессе. — Миссис Макколлам?
— Он плывет, как обычно, и я не вижу никакой крови, — ответила она, глядя на изображения. — Правда, на одном плавнике как будто что-то висит, но эта штука обтянута его кожей. Вероятно, сивра.
— Они все еще поднимаются, — сообщил Миллиган. — Похоже, направляются на Уровень Один. А, вот теперь я вижу его на дисплее наружного обзора. Да, они плывут к стаду. Счет один ноль в пользу послушных детишек.
— Счет, скорее, две трети ноль, — поправил его Фарадей. — Тигралло-то с ними нет.
Последовала долгая, мрачная пауза.
— Ох, в самом деле, — пробормотала Макколлам.
— Может, он держится далеко позади, охраняя их, — неуверенно предположил Бич.
— Нет, — сказал Миллиган. — Я вижу его на экране наружного обзора. Точнее говоря, то, что от него осталось.
— Сивра, — пробормотал Бич. — Проклятые маленькие гады.
— Кто-нибудь преследует Рейми? — спросил Гессе.
Фарадей заметил, что даже его голос звучал сейчас мягче.
— Нет, — ответил Миллиган. — Все чисто.
— Пока, — сказала себе под нос Макколлам.
Миллиган скривил губы.
— Да.
Гессе посмотрел на Фарадея.
— Мы едва не потеряли все.
— С самого начала было ясно, что мы рискуем, — напомнил ему Фарадей, отметив про себя иронию этого заявления. Чем это они рисковали? — Совету Пятисот это было известно.
— Вначале — возможно, — ответил Гессе. — Но не уверен, что так обстоит дело сейчас.
Фарадей нахмурился. Лицо молодого человека напряглось, подобного выражения на физиономии Гессе Фарадей никогда прежде не видел.
— Что вам известно такого, о чем вы нам не рассказывали? — спросил он.
Взгляд Гессе метнулся в сторону, как будто до него внезапно дошло, что он выдал себя.
— Ничего такого мне не известно, — ответил он, и его лицо застыло, словно кто-то провел по нему цементной лопаткой. — Просто я хорошо разбираюсь в политиках… Можете вы навскидку сказать, когда у джанска следующая фаза сна?
Фарадей, взглянув на часы, произвел быстрый подсчет.
— Часа через три. А в чем дело?
Гессе кивнул на дисплеи.
— Я считаю, что сейчас самое время пойти напролом и объяснить наконец Рейми, что он на самом деле там делает.
Самое время?
— Думаете, это лучше сделать, когда предполагается, что он спит? — спросил Фарадей.
— В последнее время он разговаривает исключительно на джанска, — напомнил ему Гессе. — Я сказал, что настало время посвятить его в нашу тайну, но не тех джанска, которые могут оказаться поблизости и подслушать наш разговор.
— Пожалуй. — Фарадей поджал губы. — Хотя, может быть, имеет смысл подождать еще несколько дней. На протяжении трех последних лет — возможно, самых трудных, которые Рейми когда-либо приходилось переживать, — Тигралло был его ближайшим товарищем. Увидеть своими глазами его смерть — серьезная травма для Рейми.
— В таком случае мы лишь сделаем ему любезность, — проворчал Гессе. — Заставим его на время забыть о собственных огорчениях.
— Я думаю еще и о том, что сейчас он чувствует себя больше джанска, чем когда бы то ни было. — Фарадей прикладывал титанические усилия, чтобы быть дипломатичным. — Если мы отвлечем его мысли от проблем Юпитера, это может быть воспринято как что-то вроде грубого вмешательства.
— Вот и еще одна причина поступить так, как я сказал, — бросил Гессе. — Я напомню ему, что под кожей чужеземца он по-прежнему остается человеческим существом.
Фарадей бросил взгляд на затылок Спренкла, но было ясно, что психолог настроен держать свое мнение при себе.
— Вы уже все решили. — Фарадей снова посмотрел на Гессе. — Постарайтесь по крайней мере, чтобы он действительно был один. За то, что произошло, его наверняка вызовут на ковер, и ради этого Лидеры могут не посмотреть на сон.
Гессе нахмурился.
— Что заставляет вас думать, будто его ждут неприятности?
— Может, вы и разбираетесь в политиках, — Фарадей перевел взгляд на дисплеи, — зато я разбираюсь в джанска.