Именем закона
9
Клос понимал все тонкости игры Неймана и, как всегда в минуты наибольшей опасности, рассуждал хладнокровно и спокойно, намечая себе план действий на ближайшее время. Нейман действительно в чем-то просчитался, но угроза не миновала, необходимо было соблюдать чрезвычайную осторожность.
Клос допил кофе, оставил на столике деньги и вышел из кафе. Гардеробщики, видимо, обсуждали последние события на фронте, где немецкие войска продолжали «эластично сокращать» линию фронта. И когда он появился перед стойкой гардероба и попросил свою фуражку и плащ, они громко заговорили о погоде. В зеркале он увидел, что черный «опель» Неймана и грузовик с эсэсовцами проскочили мимо кафе.
Обер-лейтенант решил пройтись пешком. До встречи с Подлясиньским оставалось около получаса, и Клос мог еще раз проанализировать события последней недели.
Когда они в прошлую среду встретились в Уяздовском парке около пруда с лебедями, его удивило беспокойство, охватившее Юзефа. Он принес в условленное время полученное обычным путем распоряжение Центра, чтобы «J-23» явился в указанный день в ресторан «Клубный» с белой гвоздикой в качестве опознавательного признака.
«Куда я должен приколоть эту гвоздику? – подумал Клос, когда прочитал сообщение, написанное на обрывке газеты' оставленной на скамейке в парке. – Этот цветок мне не очень нравится».
Клос решил, однако, пойти в «Клубный», но без гвоздики, ибо цветок на армейском мундире выглядел бы нелепо. Он хотел со стороны посмотреть, с кем ему предстоит иметь дело, кто его противник. Он полагал, что все это закончится только наблюдением и выяснением, что за человек должен с ним встретиться. Но неожиданно увидел старого немца с гвоздикой в петлице пиджака, которого мгновенно схватили тайные агенты. Старый немец кричал, что он доктор Мауэр из организации Тодта и личный друг министра Шахта.
При входе в ресторан Клос заметил Неймана и понял все. Значит, вот на чем была основана гигантская акция в берлинском стиле, которую тот подготовил. Но какое отношение эта акция имела к газовому заводу и электростанции, о которых говорил ему в казино лейтенант Тич? Клос не мог этого понять и решил спросить Юзефа.
«Возможно, – подумал он хладнокровно, – это провал или Юзефа, или радиостанции». Если бы Юзефа схватило гестапо, Клос не мог бы сейчас спокойно пройти по улице. Скорее всего, он сидел бы в заключении на аллее Шуха, а в лучшем случае – в тюремной камере абвера.
Значит, радиостанция. Служба безопасности располагает собственной аппаратурой радиопеленгации, и она могла засечь радиостанцию и без пеленгаторов лейтенанта Тича. Правда, они обязаны были информировать об этом абвер.
Но Клос не раз был свидетелем того, что ревнивый и завистливый штандартенфюрер Лютцке действовал скрытно и самостоятельно, подолгу не информируя абвер, желая приписать успехи операции только себе. А может, Нейман случайно напал на след радиостанции? Но этого Клос никогда не узнает. Радиста он и в глаза не видел. Лишь когда они с Юзефом переходили улицу Польную, Подлясиньский показал ему вывеску мастерской Сковронека. Тогда Клос одернул его, так как не хотел знать больше того, что ему положено. Контакт с радистом поддерживал Юзеф, а точнее – его агентурная сеть, о которой Клосу тоже было мало известно, ибо он не хотел знать этого по соображениям конспирации. Если допустить, что радиостанция раскрыта случайно в результате неожиданной операции по розыску передатчика или скрывавшихся евреев, то агентурная сеть уже должна находиться под наблюдением гестапо.
Несомненно одно – до Юзефа они пока не добрались. Но опасность не миновала, и Клос должен свернуть все свои четыре агентурные квартиры и подыскать более безопасное место. Лучше всего было бы на какое-то время исчезнуть из Варшавы, а если удастся, то и предупредить всех своих разведчиков.
Клос, анализируя все это, присел на террасе кафе и осмотрелся. Юзефа не было. Клос вышел на улицу, чтобы посмотреть, не идет ли Юзеф, и то, что он неожиданно увидел, его очень взволновало: элегантно одетый Юзеф, размахивая зонтиком, переходил площадь и в этот момент ему преградили дорогу трое жандармов.
«Полный провал», – с тревогой подумал Клос, увидев, как Подлясиньский подал жандармам свои документы.
Проверив документы, жандармы пропустили Юзефа, а унтер-офицер патруля откозырял ему.
– Волновался за тебя, – сказал Клос, когда Подлясиньский подсел к его столику, положив на свободный стул шляпу и зонтик.
– В этом не было надобности, – усмехнулся Юзеф. – Виталис Казимирус, консультант главного управления по делам оккупированных литовских территорий, – человек, которому унтер-офицер жандармского патруля обязан был отдать честь как доверенному лицу немецких властей. При виде удостоверения главного управления имперской безопасности все они дрожат и вытягиваются по стойке «смирно». И только формально проверяют документы, чтобы соблюсти видимость выполнения служебных обязанностей… Ну а что в «Клубном»? – спросил Юзеф.
– Арестовали какого-то доктора Мауэра, который явился в кафе с приколотой к лацкану пиджака белой гвоздикой. Сам хауптштурмфюрер Нейман присутствовал при этом.
– Не означает ли это, – спросил Юзеф, – что в их руках наша радиостанция и шифр?
– Об этом мы должны были догадаться раньше – уже тогда, когда до Центра не дошла наша информация о немецкой подводной лодке, базирующейся у берегов Северной Норвегии.
– К счастью, на мой след они не напали, но впредь надо быть осторожнее. – Юзеф с легкой улыбкой поклонился знакомой блондинке, вошедшей в кафе в сопровождении какого-то штурмфюрера СС. Юзеф ни о чем не забывал, входя в новую роль. Поклон девице означал, что он ни на минуту не переставал быть старым гулякой и ветрогоном, каким и должен быть Виталис Казимирус.
Никому, кто смотрел на этих мужчин – обер-лейтенанта вермахта и элегантно одетого господина, которые, казалось, мирно о чем-то беседовали, – не могло прийти в голову, что этим двоим угрожает смертельная опасность.
– Понимаю, – ответил Клос. – Видимо, тебя они не приняли в расчет. Твои четыре квартиры и разные фамилии позволяют тебе уходить из поля зрения наших противников.