Осада

4
Клос был вынужден пойти на риск, потому что не видел другого выбора: только Барбара могла проникнуть на завод.
…Клос свернул на широкую аллею, вдоль которой тянулись богатые особняки. Через минуту он увидит профессора Глясса, будет беседовать с ним, и результат этой беседы невозможно предвидеть. Он может сыграть только на одном: сын Глясса в советском плену. Он сообщит об этом профессору и прямо скажет, что… Риск огромный, и, если Глясс не согласится, останется только одна возможность… Ему не хотелось об этом думать. Мысленно он был с Барбарой Стецка. Пробралась ли она на завод? Установила ли связь с подпольной организацией? Существует ли эта организация на самом деле? Насколько она сильна?..
Небо перечеркнули длинные полосы прожекторов. С запада доносился грохот орудий и минометов. Успеют ли наши начать наступление через канал, прежде чем фольксштурм заполнит брешь, образовавшуюся в районе завода?.. Через два часа Косек начнет радиопередачу. Не запеленговали ли его немцы? Все это тревожило Клоса.
Вилла Глясса ничем не отличалась от других таких же вилл, окруженных садиками. Вокруг было тихо, безлюдно. Толкнув калитку, Клос нажал на кнопку звонка. Дверь открыла жена профессора…
– Слушаю вас, – проворчала она недовольно.
– Капитан Клос из комендатуры гарнизона, – представился он. – Я хотел бы видеть господина профессора.
– Прошу вас, проходите.
Капитан вошел в комнату, осмотрелся. Открытые шкафы, на полу чемоданы, белье… В углу Барбара перекладывала бумагой тарелки. «Уже возвратилась с завода», – подумал Клос.
– Укладываемся, – сказала фрау Глясс. – Как страшно… – И приказала Барбаре: – Побыстрее! Так не закончим и до утра…
Профессор принял Клоса в своем кабинете. Здесь еще все оставалось на своих местах: книги – в огромных тяжелых шкафах, глубокие кресла – около небольшого круглого столика, картина – над письменным столом… Глясс предложил Клосу рюмку коньяку.
Клос положил на стол пачку американских сигарет.
– Может быть, закурите, господин профессор?
– Благодарю вас, с удовольствием, – ответил Глясс, с удивлением рассматривая сигареты. – Военный трофей? – спросил он.
– Допустим. – Клос взвешивал каждое слово, даже интонацию, которые имели в этой беседе огромное значение. – Вы отбываете завтра, господин профессор?
– Да.
– Видимо, вы отдаете себе отчет в том, что это морское путешествие будет небезопасным…
– Да, конечно. А что, собственно, сегодня не опасно? Однако чем я обязан вашему визиту?
– В нескольких словах это трудно объяснить, господин профессор, – ответил Клос. – В этом году вы будете отмечать что-то вроде юбилея, не правда ли?
– Вы, господин капитан, видимо, шутите…
– Нет. Десять лет назад доцент Глясс провел два месяца в берлинской тюрьме за то, что помог своему товарищу, который…
– Об этом всем давно известно, – прервал его профессор.
– Да. Конечно. Но я подумал, что вы об этом уже забыли… Потом ваш блестящий талант физика без остатка был отдан третьему рейху. Награды, премии… Наконец, этот завод.
– Вы удивляете меня, господин капитан. Может быть, вы имеете задание проверить мою лояльность?
– Я только размышляю, – ответил Клос, чувствуя, что с каждой минутой риск все возрастает. – Неужели у вас ничего не осталось от тех лет… Ваш лучший друг, доктор Борт…
– Хватит! – Глясс встал, подошел к окну. Видимо, удар пришелся в цель. – Я думал, что контрразведка третьего рейха занимается более важными делами, чем моя особа. Неужели он все еще ничего не понял?
– Да, по-видимому, – ответил Клос. – Доктор Борт, господин профессор, был расстрелян в Гамбурге. Разве вы об этом не знаете?
Глясс открыл дверь, выходящую из кабинета на веранду. Стоял, повернувшись спиной к Клосу, и смотрел на опустевший сад.
– Закройте дверь, господин профессор!
Глясс резко повернулся:
– Что это, провокация?!
Потом все же закрыл дверь и возвратился на прежнее место.
Клос включил радио – послышались звуки армейского марша.
– Я понимаю, вы можете принять это за провокацию. Такая возможность теоретически существует. Представьте себе, что кто-то вам скажет: профессор Глясс, вы не подлежите эвакуации. И не только для того, чтобы оградить вас от рискованного путешествия, но и для того, чтобы спасти кое-что и, главное, вашу жизнь…
– Представляю себе, – сказал Глясс, уже успокоившись, – что может быть, если я расскажу об этом в гестапо.
– Я предвидел такой вариант «и заранее обеспечил себе алиби.
– Могли бы просто блефовать, – уточнил Глясс.
– Как в покере, – добавил Клос. – Проверять после открытия карт, если до этого доходит дело.
Глясс снова наполнил рюмки.
– Видите ли, господин капитан, – начал он, – я, собственно говоря, математик и люблю теоретические рассуждения. Исходя из этого, я предполагаю, что беседующий со мной должен, во-первых, иметь право задавать такие вопросы, а во-вторых, предоставить какую-то гарантию.
– Вы имеете в виду гарантию на сохранение вашей жизни? Или речь идет только о данном мною шансе?
– Это слишком неопределенно и весьма загадочно, господин капитан. Это, скорее всего, указывает на отсутствие у вас козырной карты. Но предположим, что я не фанатик и что теоретически я склонен к рассмотрению различных ситуаций…
– Это уже что-то, – сказал Клос.
– Я склонен только к рассмотрению отдельных вариантов, – повторил профессор, – и только с людьми, которым это поручено. Вместе с тем не следует забывать, что для немца сейчас самое большое достоинство – сохранить верность рейху.
– Верность? И во имя этого вы согласны пойти на все, господин профессор, даже на полную капитуляцию?
– Вы, господин капитан, слишком далеко заходите. Это весьма рискованно.
– Мы говорим об этом теоретически, господин профессор, – напомнил Клос.
– Теперь вы отступаете. – В голосе профессора Клос почувствовал нотки разочарования. – Однако я хочу быть уверенным, что имею дело с доверенным человеком.
– А если бы это было так? Смогли бы вы принять конкретное предложение?