Испытание Эриксоном. Личность мастера и его работа
Друг Эриксона, собиравшийся сопровождать его в пути, в последний момент отказался. Милтон продолжал приготовления в одиночку, несмотря на свои физические недостатки. Он не говорил родителям, что будет путешествовать в одиночку. После многочисленных приключений, проблем, приобретя опыт преодоления трудностей и познакомившись со многими полезными людьми, он завершил свое путешествие в гораздо лучшем физическом состоянии, с мощно развитыми плечевыми мускулами. Теперь Эриксон был готов взяться за обучение в колледже и медицинской школе.
Позже он рассказывал мне, что ослабление мускулов, в особенности с правой стороны, привело к тому, что обычно он держал левое плечо выше правого. Туловище было как бы перекошенным на один бок. При помощи лишь одного физического упражнения, практикуемого перед зеркалом, ему удалось выровнять плечи, но это усугубило искривление спины, вызванное полиомиелитом и усиленное упражнениями. Он чувствовал, что более или менее нормальная внешность стоила огромных усилий. Во время Второй мировой войны Эриксон прошел всестороннее обследование на предмет призыва на нестроевую службу в качестве медицинского офицера. Результаты рентгеновского обследования были встречены с удивлением и недоверием со стороны обследовавших его специалистов.
Эриксон с полным основанием гордился своими выпрямленными плечами, но в дальнейшем это имело долговременные вредные последствия. Когда Эриксон был уже немолод, один из самых опытных врачей как-то сказал мне, что некоторые из повторяющихся периодов его полного бессилия, прогрессирующего ослабления мускулов и сильные боли могли происходить в результате регулирования костей искривленного позвоночника, усугубленного артритными изменениями, приводящими к искривлению и дальнейшей дегенерации уцелевших частей спинных нервов.
Впервые я встретила Милтона в 1935-м, а в 1936-м мы поженились. Тогда он был энергичным, активным мужчиной, заметно прихрамывающим на правую ногу. Он ходил с тростью, но мог покрывать огромные расстояния. У него были широкие, мощные плечи.
У него случались краткие приступы боли в мускулах и суставах, но ничего серьезного я припомнить не могу вплоть до конца 40-х годов. Во время войны обязанности штатных сотрудников в больнице Элоиз (позже известной как Главная больница и лазарет округа Уэйн в Элоиз) неимоверно возросли. Это было вызвано недостатком персонала. Он также обучал штатных врачей в Элоиз и занимался со студентами по ускоренной программе медицинской школы в медицинском колледже уэйнского университета в центре Детройта. Кроме того, Эриксон тратил немало времени (до или после полного рабочего дня в Элоиз), проводя психиатрические обследования новобранцев на призывном пункте в Детройте, разъезжая туда и сюда на автобусе, так как у нас не было бензина. Вся эта работа не доставляла ему никакого беспокойства.
Повторяющиеся приступы боли, обычно были спровоцированы каким-нибудь тяжелым стрессом. Поздним летом или ранней осенью 1947 года он поехал на велосипеде из нашего сада в свой офис (тоже расположенный неподалеку в саду). Он поехал ради тренировки. Бежавшая навстречу собака попала под колеса, и Милтон был выброшен на обочину, заработав царапины и неглубокие порезы, куда въелась грязь. При этом лицо тоже было немного повреждено.
У него никогда не было столбняка, поэтому он решил, что, несмотря на риск (в течение жизни у него были многочисленные аллергии), согласится на старомодные уколы против столбняка. Примерно 10 дней спустя у него развилось тяжелое недомогание, вызванное сывороткой, появились мышечные боли, предкоматозное состояние и другая симптоматика. Частично выздоровев, он приступил к работе в офисе, возобновил некоторые лекции, а потом снова заболел.
В конце концов, весной 1948-го болезнь стала настолько тяжелой, что Эриксона госпитализировали в больницу Мичиганского университета в Энн-Арбор. Ни один из тамошних докторов, включая знаменитых неврологов, не мог дать ни одного совета, кроме того, что холодная, влажная зима Мичигана и постоянные осенние и весенние аллергии усугубляли его состояние и нам следовало бы рассмотреть возможность провести лето в сухой, теплой местности с чистым воздухом.
Мы остановились на Фениксе, штат Аризона, поскольку это было единственное место в Аризоне, Неваде или Нью-Мексико, где мы хоть кого-то знали. Управляющим больницы штата Аризона (единственное заведение во всем штате с населением чуть менее 800 тысяч человек, куда принимали душевнобольных, алкоголиков, дряхлеющих стариков, отставших в развитии и «преступно безумных» в особое отделение) был доктор Джон Ларсон, старый друг, известный детройтский психиатр и физиолог-исследователь. Он перебрался на Запад из-за здоровья своего юного сына. Теперь он управлял этим маленьким, минимально финансируемым заведением, расположенным в допотопном здании, с немногочисленным престарелым персоналом. Он проделал невообразимо талантливую работу по превращению этой больницы в одно из самых прогрессивных и прекрасно управляемых заведений на юго-западе. Милтон был рад помочь ему. В конце июня я выехала в Аризону с четырьмя младшими детьми. Двое старших мальчиков, тогда им было 17 и 19, остались в Мичигане. Через несколько дней после моего отъезда Милтон покинул больницу Энн-Арбор и был посажен на самолет, чтобы лететь в Аризону, где его встретил доктор Ларсон и устроил до моего приезда. В те дни Милтон выздоравливал. Неделю мы пробыли в мотеле, а потом сняли на лето небольшой домик.
В то время я вспоминаю лишь один действительно короткий эпизод рецидива. Он чувствовал себя так хорошо, что решил поступить на постоянную работу в больницу штата. Я полетела домой на несколько дней, чтобы подготовиться к отъезду. Вернувшись, я с Милтоном отправилась на больничный участок. 17-летний сын присоединился к нам, приехав на автобусе. Вплоть до весны 1949 года Милтон напряженно работал, проявляя энтузиазм и энергию, добиваясь прогрессивных изменений в больнице штата. Затем доктор Ларсон вошел в конфликт с группой политиков, членов Контрольного совета штата Аризона, ушел в отставку и покинул штат. Милтон уволился и решил заняться частной практикой.
Мы купили дом в Фениксе и уже были готовы туда переехать, как вдруг он тяжело, но ненадолго заболел. Во время переезда Милтон был госпитализирован на несколько дней, затем вернулся домой и медленно восстанавливал силы, при этом постепенно выстраивая свою практику. Поначалу мы намеревались снять постоянный офис в здании больницы, но, я думаю, потом он понял, что ему следует меньше напрягаться и больше отдыхать. Поэтому мы решили использовать комнату в доме в качестве офиса и кабинета. Здесь он в свободное время мог при желании прилечь и отдохнуть. Вот почему с тех времен и вплоть до его смерти в 1980 году его офис располагался дома.
Осенью 1949 г. Милтон был дважды госпитализирован. Тогда рецидив посчитали результатом реакции на сыворотку, на местные аллергены, к которым он стал чувствителен, а также на пыль и некоторую пищу. У Эриксона был очень хороший аллерголог, лечивший его в течение нескольких лет. Он рекомендовал ему небольшие дозы антигенов, среду, по возможности свободную от пыли, советовал избегать пищевых аллергенов.
Следующий и самый тяжелый эпизод произошел в 1953 году. Местные доктора оказались симпатичными, но рекомендаций у них не было. Знакомый доктор из больницы Джона Хопкинса сказал, что примет Милтона на лечение, если я смогу его туда доставить. Я не смогла поехать с ним, поскольку у меня на руках было двое маленьких детей, 1949 и 1951 года рождения, помимо других детей, все еще остававшихся дома. Мы договорились с двумя молодыми интернами, которые должны были сопровождать его в поезде. Он был встречен каретой скорой помощи, и молодые люди отбыли домой самолетом.
На некоторое время Милтон был госпитализирован в Мэриленде, где его обследовали неврологи, ортопеды и многие другие специалисты. Затем, похоже, он пошел на поправку, однако врачи все еще не могли установить ни диагноза, ни прогноза. Они предпочитали, чтобы он остался в больнице на неопределенное время для дальнейших обследований. Однако Милтон попросил, чтобы его выписали, и вернулся домой.