Русская трагедия
5
Проснулись они почти одновременно. Дмитрий с радостью увидел, что потянулась она с прежней улыбкой. Он слышал, что в душевой комнате она напевала. Вышла оттуда свежая, с ямочками на милых розовых щеках, с блестящими глазами. Значит, вечерние огорчения забыты, а может, и были они пустячными. Какие-нибудь мелочи, неловко брошенное слово подруги испортили ей настроение.
Позавтракали и покинули мотель навсегда. Было уже жарко, по небу плыли белые, серебристые с солнечной стороны облака. Сразу за Лос-Анджелесом шоссе запетляло меж невысоких гор, сплошь, до самой вершины, покрытых елями. У подножий и в небольших ущельях стояли дома, простые по-американски: четыре стены да плоская крыша, похожие на наши непритязательные коммерческие павильоны, и длинные одноэтажные здания, напоминающие ангары, но, судя по вывескам, в них были магазины, мастерские и ателье.
Вскоре шоссе выбежало на ровное пространство, и с обеих сторон поплыли виноградники, апельсиновые, мандариновые, лимонные сады. Деревья и кусты с очень густыми листьями стояли ровными, ухоженными рядами на темно-коричневой, хорошо обработанной земле.
Обедали в придорожном ресторанчике. Анохин заказал еду, расстелил на столе большую карту Америки и стал рассказывать Светлане о маршруте путешествия, водить по карте пальцем.
— Сегодня нам нужно добраться до Скалистых гор. Заночуем где-то здесь, ткнул он пальцем в карту, в каком-нибудь мотельчике. Утром в парк Секвойя, погуляем там, потом в Королевский каньон. Полюбуемся водопадами — и в парк Ёземите. Попетляем по нему — и мы на другой стороне Скалистых гор. Заночуем в Лон Пайне. Потом нас ждет Долина Смерти. Проедем через долину, и прощай, Калифорния, здравствуй, Невада, — мы в сказке, в Лас-Вегасе. Гуляем, играем, ночуем, и утречком дальше — в Большой каньон. После Лас-Вегаса все будет ново и для меня. Там я никогда не был, ничего не видел. От Большого каньона начинаем петлять по всем другим каньонам и каньончикам штатов Аризона и Юта. Ночевать, надеюсь, найдем где. Дня два потратим на эти экзотические места. Потом вниз, в Колорадо Спрингс, в Сад камней, в Денвер, столицу штата Колорадо. Оттуда через штаты Небраска, Айова, Иллинойс в Чикаго. Там мы поработаем дня три…
— А что мы будем делать? — Светлана слушала его, следила за его пальцем, скользящим по карте, с большим интересом.
— Ты разве не слышала, что Чикаго — столица мафий? Там у нас слет, съезд мафиозных структур, выставка-ярмарка достижений мафиозной деятельности за год.
— Фу! — фыркнула девушка. — Ни минуты не может без иронии! И говорит таким серьезным тоном… Мафиози нашелся! Кто ты такой, я с первого дня знаю! Еще в Москве, в ЦДЛ, догадалась, что ты за компьютерщик, иначе я, может быть, и не решилась бы поехать с тобой!
— И кто же я такой?
— На книжке «Бурьян» стоит имя автора — Дмитрий Анохин. Предисловие к каталогу издательства «Беседа» подписано директором Дмитрием Анохиным. В паспорте у тебя, кстати, значится это же имя. Я еще в Шереметьеве это увидела… Теперь колись, что мы будем делать в Чикаго.
— Книжная ярмарка там… Между прочим, я вчера пожалел, что поставил условие: ни слова о прошлом. Я ведь не знал, что у нас так получится. Так что я снимаю это условие.
— Рабыня не имеет права на возражения.
— Вот и ладушки… Так, мы остановились, — опустил он голову к карте, — в Чикаго. Оттуда мы мчимся через штаты Индианаполис, Огайо, Пенсильвания, Нью-Йорк мимо Великих озер (искупаемся в них непременно) к Ниагарскому водопаду. И последний пункт — Нью-Йорк. Возражения есть?
Ночевали они в горах, в мотеле, который стоял у скалы на берегу ручья.
Всю ночь за окном пел им ручей свою грустную и ласковую песню, рассказывал, как хороша жизнь вдвоем вдали от людей, там, где никто не принесет им горя, никто ничем не обеспокоит. Пел о любви, о радостной жизни, о солнечных днях и вечной молодости.
Утром Анохин проснулся от взгляда девушки. Она опиралась на локоть, лежа на боку рядом с ним, и глядела на него сияющими глазами. Солнце било в окно, в плотно закрытые розовые шторы, пробивалось сквозь них, окрашивало все в приятный розовый свет. В комнате было тепло. Лежали они на розовой простыне. Одеяло валялось на полу рядом с кроватью. Лицо, волосы, кожа девушки светились розоватым светом.
Деревья в парке Секвойя поразили Светлану своей мощностью и красотой. Она не представляла их такими, хотя Дмитрий говорил ей, что это самые большие деревья в мире, долгожители. Живут свыше трех тысяч лет. Самый древний и толстый дуб перед ними, как молодой щеночек перед старым псом. Они долго гуляли по протоптанным дорожкам парка. В лесу было прохладно, безветренно. Приятно было бродить по мягкому толстому слою колючек, тысячелетиями копившихся под деревьями. Нагулялись и поехали в Королевский каньон. Долго поднимались вверх, пока не выехали на перевал, за которым открылись голые каменные вершины гор и глубокое ущелье.
Спустились вниз по извилистой дороге, петлявшей между скал, над обрывами, глубокими, отвесными пропастями. Кружили долго, пока не оказались на берегу шумной, бурной, пенистой реки возле водопада.
Водопад был чудесный. Река падала с горы высотой чуть ли не с километр. Подходить к нему близко запрещалось. Но, несмотря на это, несколько восторженных подростков карабкались по огромным скользким от водяной пыли камням. Рев от шума падающей воды стоял ужасный. Нужно кричать во всю глотку, чтобы услышал человек, стоявший рядом с тобой. Дмитрий со Светой тоже полезли вслед за подростками, помогая друг другу перебраться через камни. Совсем близко, как сделали некоторые особо храбрые ребята, подойти не смогли. Дыхание захватывало от водяной пыли. Дышать было трудно. Они разевали рты, хватали воздух лихорадочно, как рыбы, выброшенные на берег. Смотрели друг на друга восхищенными глазами, обнимались, хохотали и кричали что-то на ухо друг другу, не слыша слов из-за грохота воды. Потом осторожно вернулись назад, к машине. Дрожали от холода, мокрые до нитки. Согрелись в машине. Светлана молчала, глядела на дорогу, слушала спокойную, чуть грустноватую песню мотора.
Анохин под эту песню думал-вспоминал о печальных днях «Беседы», которые пришли незваными после семи лет радостной, счастливой работы.
Финансовыми делами издательства ведал Андрей Куприянов. Деньги сами по себе Анохина мало интересовали. Он никогда не думал, не ставил целью заработать много денег изданием книг. Они нужны были ему для того, чтобы выпускать следующие книги. Такое отношение к деньгам было следствием советского воспитания Анохина. В те времена меркантильность, алчность высмеивались. Любовь к деньгам, к богатству скрывалась, считалась нехорошей чертой человека.
Андрей Куприянов был незаменимым снабженцем. В свой отдел он набрал отличных ребят. Издательство без материалов не сидело. Правда, с руководителями предприятий, выпускающих бумагу, картон, бумвинил, с директорами типографий сначала договаривался Анохин. Он ехал в тот город, где было такое предприятие, добивался встречи с руководителем, уговаривал его сотрудничать с «Беседой», приглашал посетить издательство, когда тот будет в Москве. Внешность у Анохина была располагающая, вызывала доверие. Разговаривал он всегда мягким голосом с добросердечной улыбкой. В то же время в глазах у него всегда полыхал живой огонь, чувствовалось, что этот человек своего добьется, не обманет, что с ним можно иметь дело. И ему не отказывали, заключали договора. Будучи в Москве, заезжали в издательство. Вот здесь-то он и пасовал. Анохин не мог поддержать непринужденный разговор за рюмкой водки с незнакомым человеком. Все время говорить о деле, которое уже решено, не будешь. Молчание тягостно. Хорошее впечатление, которое Дмитрий вызывал при первой встрече, могло рассеяться. Тут-то вступал в дело Андрей Куприянов. Он был чудесный собеседник за столом с любым человеком. Жизненный опыт имел богатый. Успел за пятьдесят своих лет поработать в нескольких местах на небольших руководящих должностях, сменил несколько жен. Был со всеми грубоват, бесцеремонен, напорист, для него не существовало авторитетов. В то же время был добр, бесхитростен, наивен. Пришел Куприянов в издательство холостяком и жениться не собирался. Директора предприятий, которые были сами такими же грубоватыми, напористыми людьми, иначе бы они не стали руководителями, быстро находили общий язык с Андреем Куприяновым. С удовольствием приезжали в издательство, распивали с ним бутылку коньяка, хохотали над его шутками и между рюмками решали деловые вопросы. Анохин спускался к ним на минутку пожать руку гостю, выпить с ним рюмочку и снова бежал к себе наверх, к своим рукописям, писателям, редакторам. Андрей часто приезжал к Анохиным на дачу, ночевал у них, вел себя как член семьи…