А я верну тебе свободу

Имя постояльца не спросили — зачем же его называть? Тем более, если Сергей тут — постоянный клиент. А всех клиентов надо ценить. Пусть даже и не обладающих такой властью, как толстяк. Хм-м-м. И где же все-таки сейчас Сергей?
Но я не спросила этого вслух. Лучше я потом сама с ним разберусь. Подставлять Серегу, несмотря ни на что, не хотелось. Тем более мой журналистский нос уже учуял материал для статьи.
— Идемте в баню, — повернулась я к толстяку. — Куда?
— Прямо.
Через несколько шагов мужчина толкнул передо мной очередную тяжелую дверь, мы оказались в крошечном холле с двумя закрытыми дверьми, где вместе с толстяком поместиться бы не смогли при всем желании, и он попросил меня открыть вторую дверь.
Я открыла и оказалась в отделанном деревом помещении с деревянным столом и лавками по середине. Стол был уставлен разнообразной снедью. Судя по тому, что большая часть блюд была еще не тронута, трапеза недавно началась. С одной стороны стола сидели две девицы лет двадцати. Их одежду я могла бы определить как трусики-невидимки. С другой стороны восседал мужчина, по обеим сторонам которого устроились еще две девицы. Мужчина был завернут в простыню по римскому обычаю. Все подкреплялись. Толстяк, кстати, был в брюках из хорошего материала и белой рубашке, расстегнутой у ворота.
Мужчина в простыне при нашем появлении уронил вилку. Девицы тоже выказали удивление.
Я же была готова провалиться сквозь землю.
За столом восседал Павел Степанович Креницкий, он же — Редька собственной персоной.
Немного придя в себя, Павел Степанович выдал витиеватую фразу на русском народном.
— И сюда пробралась?! — завопил он. — Нигде от тебя спасения нет! О чем на этот раз писать задумала?!
— Я чего-то не понял, Паша, — промычал за моей спиной толстяк. — Вы что, знакомы с девушкой?
— Где ты ее нашел? — взвыл Редька вместо ответа. — То есть она тебя?
— Господин спас меня от попытки изнасилования прибалтийским националистом, — скромно ответила я.
Павел Степанович замер на мгновение, потом разразился диким хохотом, от которого содрогнулись стены гостиницы. Толстяк тем временем продвинулся к столу, поддерживая меня под локоток (правда, излишне крепко), и процедил всем полуголым (то есть почти голым) девицам «Брысь!». Они тут же исчезли, удалившись через дверь, которой мне пока не доводилось пользоваться, а мы с толстяком уселись на лавку напротив Павла Степановича.
Тот к этому времени уже прекратил хохотать и утирал выступившие слезы.
— Кушать будете, Юлия Владиславовна? — сладким голосом уточнил у меня Редька.
Я внезапно поняла, что проголодалась. Переживания у меня всегда сказываются на аппетите — в сторону его усиления. Потолстеть не боюсь: я слишком много бегаю, что способствует сгоранию калорий. Со спины меня иногда даже принимают за подростка, причем иногда даже мужского пола из-за очень короткой стрижки.
— Буду, — сказала я.
Павел Степанович нажал на, какую-то кнопку под столом, и секунд через тридцать на пороге возник официант, обслуживавший нас с Серегой в номере. При виде меня теперь в бане удивления не выказал.
— Тарелку девушке, — велел Редька.
Официант кивнул, исчез и вскоре вернулся с прибором.
— Что-нибудь еще желаете? — уточнил.
— Надо будет — позовем, — сказал Редька и махнул рукой.
Толстяк молча накладывал себе закуски, потом стал ухаживать за мной. Я же думала, как бы мне незаметно включить диктофон, лежащий в сумке. Сумка находилась слева от меня, толстяк устроился справа, но не сводил с меня глаз — или одного глаза. Внезапно мой взгляд упал на пальцы левой руки толстяка — она оказалась рядом, и он держал в ней вилку. Работа криминального репортера научила меня всегда смотреть на руки жертв и подозреваемых. Они ведь могут выдать судимого гражданина и кое-что о нем рассказать. Правда, теперь авторитетные люди стараются избегать «перстней». У толстяка же имелось два шрама — как раз там, где могли быть «перстни». Заделался бизнесменом и свел татуировки?
Когда официант закрыл за собой дверь, толстяк попросил Редьку все-таки представить нас.
— А что, Юленька здесь инкогнито? — сладким голосочком уточнил Павел Степанович.
— Любка сказала, что она прибыла с мужчиной.
— И потом мужчина попытался ее изнасиловать? — Павел Степанович опять захохотал. — Хотел получить плату за предоставленную возможность, но не тут-то было. Юлия Владиславовна, прихватив пожитки, понеслась искать другую жертву. А она всегда знает, кого нужно брать за жабры. И в ее сети попался ты, Шура.
— Все было совсем не так, как вы рассказываете, — скромно заметила я, налегая на салатики.
— Я хотел бы послушать, как, — вставил толстяк, потом повернулся к Редьке и рявкнул:
— Ты скажешь мне, кто это? — и кивнул на меня.
— Юлия Владиславовна, предъявите, пожалуйста, удостоверение Александру Ивановичу, — попросил Редька, налегая на еду. Когда он ел, то очень напоминал хомяка: заталкивал пищу за щеку, как зверек, делающий запасы.
При слове «удостоверение» Александр Иванович на пару с пузом дернулся. А мне ничего не оставалось делать: я предъявила и как раз включила диктофон, в который была вставлена новая кассета.
Александр Иванович удостоверение изучил, крякнул, сказал «Очень приятно познакомиться, Юлия Смирнова, теперь-то я понял, где имел счастье вас видеть», вернул удостоверение мне, покачал головой и заметил:
— Любка у меня за такие дела отсюда вылетит.
— Ну она же не знает, кто я, а фамилий тут не спрашивают. И не обязана она смотреть все передачи по телевизору, чтобы знать всех репортеров в лицо. Вы же тоже меня не узнали.
— В а с была обязана узнать.
— Что здесь разнюхиваете, Юлия Владиславовна? — спросил Редька и схомячил очередной кусок.
— А с кем прибыли сюда, Юлия Владиславовна? — подал голос толстяк.
Я понимала: мне не поверят, если я скажу, что ничего не разнюхиваю. Поэтому заявила, что хотела своими глазами взглянуть на уютное гнездышко, о котором уже неоднократно доводилось слышать. И один мой знакомый, которого мне не хотелось бы подставлять, любезно согласился взять меня с собой.
— А потом вы от него сделали ноги, — хмыкнул толстяк.
— Ничего подобного, — обиделась я. — Я просто вышла в коридор. А там оказался этот прибалт, который на меня набросился. Можно подумать, прибыл с голодного острова. Вернее, острова, где нет ни одной женщины. Что мне, по-вашему, было делать?
— Брать у него интервью, — захохотал Редька и плеснул нам всем еще коньячку. — Слушайте, Юлия Владиславовна, а почему вы называете его националистом?
— Потому что он назвал меня «русской дурой» и «русской тварью». Со своим прибалтийским акцентом.
— Юлия Владиславовна, — вкрадчиво обратился ко мне толстяк, — так, может, вы лучше про Прибалтику что-нибудь разгромное наваяете? И по личным впечатлениям, и мы материальчику подкинем, а, Павел Степанович?
Редька тут же закивал.
— Только у нас будет одно условие: не надо про эту гостиницу писать. Согласитесь?
— Вначале надо на вашу фактуру взглянуть, — ответила я. Иногда стоит заключить сделку, отказавшись от меньшего, чтобы получить большее. Ведь я же еще сегодня днем про эту гостиницу слыхом ни слыхивала. А про Прибалтику… Нет, я не хочу писать ничего разгромного про Прибалтику. Про Москву — всегда пожалуйста, но этот идиот, с которым мне сегодня пришлось столкнуться, — скорее исключение из общего правила. Эстонские мужчины, с которыми я сталкивалась раньше, совсем другие.
Всех их отличала внешняя презентабельность: они обычно хорошо одеты, «костюмчик сидит» (а во внешности сегодняшнего знакомца чувствовалась некоторая русская расхлябанность), аккуратно причесаны (а у этого волосы были взъерошены), чисто вымыты и хорошо пахнут (а от этого дико разило луком). Может, сегодняшний образчик — финн, знающий русский язык? А мне просто акцент показался прибалтийским? Ведь эстонский и финский языки родственные? Я не могу представить, чтобы кто-то из знакомых эстонцев величал женщину «русской дурой» и «русской тварью». Да и бегающими вслед за незнакомой женщиной по лестнице — тоже. Они бы спокойно проследовали в свой номер, там после некоторого периода размышлений протянули руку к телефону (или не протянули) и вызвали бы к себе девочку (или просто легли спать).