В омуте блаженства
– Вы должны его продать только Каванетти.
– Почему?
– Некоторые вещи неизбежны, мисс Ворд. И Каванетти должны владеть этой землей, иначе вы прервете вековые традиции.
– А что, если Изабелла Каванетти не захочет покупать?
– Вы должны продать только Каванетти. Это все.
В дверь зазвонили, и монах взглянул через плечо.
– Кто-то идет. Я должен теперь оставить вас. – Он пошел к выходу.
– Подождите! – Джессика побежала к двери. – Вы Козимо Каванетти? Монах, которого замуровали?
– Многие из нас доходят до своей могилы уже мертвыми, мисс Ворд. Вы не должны думать, что все было так ужасно, когда меня замуровали.
Джессика промолчала. Так это Козимо Каванетти! Она разговаривала с человеком, который был мертв почти тысячу лет. Сраженная Джессика опустилась на пол прямо в дверях кабинета.
– Но как писал Филипп Мессинджер, – продолжал монах, – у смерти тысячи дверей, чтобы впустить жизнь.
– Мессинджер? – бессвязно пробормотала Джессика. – Что вы можете знать о драматургах семнадцатого века?
– У вашего отца много томов сочинений самых разных драматургов, – Козимо склонил голову. – Я читал все их. Мое современное образование, конечно, фрагментарно, но и не без глубины.
Джессика была слишком ошеломлена, чтобы улыбнуться его своеобразному юмору.
– Кто-то звонит в дверь, мисс Ворд.
– Так и есть, – прошептала она, все еще не придя в себя.
Монах поклонился и пошел вниз к черному входу, пока Джессика шла к парадному.
– Привет! – Человек в помятом пальто стоял перед дверью. – Меня зовут Джон Макинтайр, я друг Коула Николса.
Джессика осмотрела помятого мужчину. Он не был похож на футболиста. Но знакомства Коула, вероятно, не замыкались на одних спортсменах.
– Я слышал, что Коул остановился здесь.
– Не совсем здесь. – Джессика оперлась о косяк двери. – Он живет в гостевом доме. – Она кивнула в сторону коттеджа.
– Великолепно! Благодарю!
Джессика видела, как мужчина подошел к дому, и закрыла дверь, размышляя, будет ли в кабинете брат Козимо, когда она вернется. Но кабинет был пустым и темным. Она на какое-то время почувствовала разочарование, пока не заставила себя заняться работой.
Джессика не проработала и пяти минут, как услышала чей-то визг со стороны гостевого дома. Джессика вскочила на ноги и подбежала к окну. Она приникла к щели в драпировках и увидела, как помятый мужчина торопится к проезжей дороге перед бунгало.
Джессика поспешила к парадной двери и открыла ее как раз в то время, когда Коул распахнул дверь машины незнакомца и втолкнул его на водительское место. Коул захлопнул дверцу и бросил ему вслед:
– И можешь сказать всем своим друзьям, чтобы оставили меня, черт возьми, в покое!
Мужчина, который приходил к Джессике, завел машину и быстро выехал на дорогу. Люси и Роберт выбежали, когда Коул выпрямился и посмотрел на террасу бунгало, где стояла шокированная Джессика.
– Коул! – позвала Люси, подбегая к нему.
– Все в порядке. Иди смотреть кино, Люси.
Роберт тронул Люси за руку, и она сделала шаг назад, давая возможность Коулу пройти к бунгало.
Джессика почувствовала боль в животе. Что это был за человек?
– Что случилось, Коул? – спросила она, когда тот шел через террасу.
– Войдем, – ответил он.
Без слов она вошла вслед за Коулом в дом, потом в гостиную, где тот повернулся к ней.
– Никому больше не говори, где я остановился.
– Хорошо. Но кто это?
– Репортер, рыщущий за сенсациями. – Его лицо исказилось от гнева. – Они никогда не оставляют меня одного, постоянно крутятся вокруг.
Репортеры кровожадны, Джессика. Кровожадны, как пиявки.
– Этот сказал, что он твой друг.
– Они скажут все что угодно. – Коул подошел к окну. – Ты видела сегодняшние газеты? Ты читала эту ложь обо мне?
– Да, читала. Я не могу поверить, что можно так извратить факты о происшествии.
– Газетчики печатают все что угодно, лишь бы была сенсация, неважно, что это может кому-то причинить боль. – Он взглянул на потолок. – Итак, ты не будешь говорить им, что я здесь?
– Хорошо, Коул.
– Говори, что я остановился где-то в Сиэтле.
– Конечно.
Он вздохнул и повернулся к Джессике:
– Ты слышала об инциденте в Филадельфии?
– Да. Изабелла рассказала мне.
– Прекрасно! – Он горько рассмеялся. – Она превосходный источник информации.
– Я не могу поверить, что ты способен на такое.
– Ты не можешь? – Он снова засмеялся, в глазах его было бешенство. – Тогда – ты единственная в штатах, кто так думает.
– Мария думает так же...
– А, ну конечно, Мария! – Коул скрестил руки. – Она думает, что я святой.
– Зачем они искажают правду?
– Не знаю. Иногда я думаю, что пресса утратила возможность верить в хорошее в людях. Они молятся только на дурное, изыскивая слабости и недостатки человеческих существ, высматривая изъяны характера и скрытые мотивы. Они не видят ничего другого, поэтому мы никогда не читаем ничего, кроме грязи и непристойностей.
– Но то, что ты бросил журналиста в машину, не поможет тебе избавиться от обвинений в Филадельфии.
– Думаешь, я этого не знаю? – Коул направился к двери.
Джессика смотрела ему вслед, больше обеспокоенная его делами, чем своим раздражением по отношению к нему.
– Коул, ты был у доктора по поводу этих обмороков?
– У дюжины, если не больше. Они все говорят одно и то же.
– Да?
– Здоров, как лошадь. – Он горько усмехнулся. – Я ничего не должен делать, только ждать и смотреть, что случится. Я даже не могу хорошо выспаться. Люси думает, что у меня стресс.
– Может быть. И твои дела с отцом не помогают Делу.
– Если бы я мог видеть его. Эта ведьма Изабелла не разрешает.
– Знаю. Она думает, что ты уедешь, если не сможешь видеться с отцом.
– Чего она боится? Что он волшебным образом переменится после этих тринадцати лет и перепишет завещание?
– Изабелла не хочет, чтобы ты разрушил ее планы относительно Френка. Она особенно беспокоится, что ты повредишь Френку и его многообещающей карьере.
– Я совсем не хочу вреда дорогому Френку, – ответил Коул саркастически. – Даже после того, что он и его мамаша сделали мне. Думаешь, ты смогла бы позвонить завтра утром Марии, чтобы узнать, как чувствует себя отец?
– Могу попробовать.
– Спасибо. – Он засунул руки в карманы. – Извини, я накричал на тебя. Это, вероятно, из-за стресса.
– Не беспокойся об этом.
– Но я все еще думаю, что ты легко бы сделала это с Грегом.
– Я буду иметь это в виду.
– Я не хотел бы, чтобы он имел преимущество в отношении тебя.
– Я ценю твою заботу.
Джессика закрыла дверь и отошла от нее, потом запустила пальцы в волосы. Она все время сдерживала себя, не хотела позволить чувствам уступить влечению к Коулу. Джессика не должна думать, что сможет поцелуями прогнать его неприятности. Она могла себя поздравить, но не чувствовала себя на празднике. На самом деле она даже не чувствовала потребности улыбнуться.
Коул шел к гостевому дому, обеспокоенный знакомством Джессики и Грега. Ничего не зная об отношениях Джессики с мужчинами, Коул сомневался, что та сможет держать Грега в руках. Коул знал этот тип мужчин: напористые, агрессивные и неутомимые. Он покачал головой, ему хотелось, чтобы Джессика никогда не целовала Грега так, как она сделала это недавно. Люди, подобные Грегу, не сомневались, что уже могут требовать всего, чего захотят.
Сделав гримасу, Коул снял ботинки и пошел к кровати. Прежде, чем он успел сделать пару шагов, в глазах появились искры, все померкло, внезапная острая боль обожгла его тело. Он с хрипом упал на колени, затем свалился на пол.
Коул проснулся, зная: что-то изменилось. После нескольких недель прохладных компрессов и лекарств он обманул смерть. Коул почувствовал слабость и дрожь, но определенно выжил. Тело оставалось неподвижным и чувствительным к боли. Он попытался вращать глазами под закрытыми веками и почувствовал легкое покалывание. Возможно, он уже достаточно здоров, чтобы сбросить марлю и открыть глаза. Ему страстно захотелось увидеть женщину, которая так великолепно заботилась о нем.