Мастер силы
— Почти. Заснул очень быстро.
Леденцов обратил внимание, что Иван Иванович не сводит глаз со входа на больничный двор.
— Саню ждём? — спросил Леденцов.
— Его. Ладно, давайте пока своими силами.
Обновлённый лингвист вцепился в рукав леденцовского халата, демонстрируя, что никуда он не уйдёт, и не надейтесь.
— Главное это здоровье, — сказал Портнов. — Не улыбайтесь, банальные истины всегда верны. Поэтому они и банальны.
— Что само по себе есть банальная истина.
— Разумно. Давайте начнём с самочувствия. Представьте, что вы веселы, бодры и полны жизненных сил. Зажмурьтесь, это должно помочь.
С закрытыми глазами действительно оказалось проще. Емельян Павлович после секундного раздумья вообразил висящий в воздухе фонарик, луч которого накачивает его бодростью. Начал с головы, высветил в ней каждый закоулочек, потом методично прошёлся придуманным лучом по шее, плечам, груди… Когда через пять минут он открыл глаза, то почувствовал непреодолимое желание подпрыгнуть. Или спеть. Или выкинуть какую-нибудь ещё штуку.
— Чудненько, — сказал Иван Иванович, — а вы никакого сопротивления не чувствовали?
— Нет. Очень легко всё прошло.
Портнов обернулся к лингвисту и спросил:
— Помогал?
Тот виновато закивал.
— Сергей! Пока ваша помощь не нужна. И вообще, вы с господином Леденцовым ещё не слишком хорошо согласованы.
— Я просто хотел помочь господину… Леденцову.
Емельяну Павловичу не понравилась пауза перед его фамилией. “Да, господин!”, “Нет, господин!”. Какая-то “Хижина дяди Тома”. Портнов тоже поморщился.
— Прошу вас, Сергей, — сказал Иван Иванович, — сходите в регистратуру. Александр, в силу своей бестолковости, вполне может ожидать нас там.
Лингвист-усилитель вопросительно глянул на Емельяна Павловича, и тот автоматически кивнул. Только после этого текстолог Сергей резвой рысью направился в сторону приёмного покоя.
— Теперь то же самое, — попросил Иван Иванович, — но без помощи.
— А как он мне помогал? — сказал Леденцов, закрывая глаза. — Он же мысли мои читать не может.
— По глазам прочитал.
“Изысканные у него шутки”, — подумал Емельян Павлович. Без усилителя дело пошло немного туже. Луч воображаемого фонарика то и дело словно натыкался на зеркало и отражался в случайном направлении. Тогда Леденцов мысленно увеличивал мощность свечения, “зеркало” разлеталось на невидимые осколки, но через несколько мгновений возникало на новом месте.
— Странно, — проговорил Емельян Павлович, продолжая эксперименты с “фонариком”, — что-то мешает.
— Как именно? Сможете описать?
Леденцов подробно рассказал про “фонарик” и “зеркальце”. Ивана Ивановича это приободрило.
— Очень удачный образ вы выбрали, — сказал он, — исключительно удачный. Теперь мы знаем, что это именно “отбойник”.
— А кто мог быть?
— Мог быть другой “топор”… простите, другой мастер силы. То есть недоброжелатель. Но оказался мастер сглаза, то есть доброжелатель.
Иван Иванович пожевал губами.
— Осталось сообразить, кто из добрых чувств к вам мог навести всю эту порчу: арест, аварию, болезнь. Ваши родители живы?
— Да, но они очень далеко, в Сибири. Перезваниваемся-и то редко.
— Понятно. Друзья?
Емельян Павлович задумался. Какие у него могут быть друзья? Партнёры? Ага, конечно! Только зазевайся, и эти “друзья” из тебя дух вышибут. Нужные люди? Вряд ли. Катенька?
— Скажите, а это может оказаться женщина?
— Вряд ли. У женщины инстинкт сохранения в генах заложен. В двойной Х-хромосоме. А тут такое стихийное бедствие. Ладно, составьте на досуге список всех симпатизирующих вам людей, потом вместе поразмыслим. Хотя, в принципе, это может оказаться заезжий. Или специально заехавший… Александр, наконец-то!
Саня, который приближался к ним, вид имел помятый, а кое-где и порванный.
— Вы с кем-то дрались? — спросил Емельян Павлович.
— Нет, — гордо ответил чтец мыслей, -успел спрыгнуть с балкона. Милый Иван Иванович, спаситель! А сегодня пива не наблюдается?
— По-моему, вы ещё с вечера не протрезвели. Разве можно так напиваться, соблазняя чужую жену?
— А разве можно в трезвом виде соблазнить женщину, мысли которой так и лезут тебе в голову? Если бы вы только знали, что все они думают о наших пенисах!
21
Леденцов понемногу стал забавляться с новыми умениями. Он “наколдовал” больничный ужин по своему вкусу, интересного собеседника за обедом, а к вечеру, расшалившись, решил обеспечить себе на дежурство кого-нибудь помоложе и поинтереснее, чем тётя Саша. Но с последним вышел облом — верная сиделка оказалась на месте, хотя и жаловалась на взорвавшиеся банки с помидорами, протёкшую ванну и боль в ногах. Последнее Емельяна Павловича несколько отрезвило и привело в раскаянное состояние духа. Ему вовсе не хотелось вредить самоотверженной сестре милосердия.
В воскресенье во время визита Ивана Ивановича он осторожно расспросил, могут ли люди сопротивляться его способностям.
— Разумеется. Видите ли, дар “силы”, или “сглаза”, или чтения мыслей — вовсе не исключение, скорее правило. Поэтому если вы наткнётесь на мастера… даже если на подмастерье, то сопротивление может оказаться значительным.
— Как не исключение? Вы же мне говорили…
— …что у вас этот дар выражен очень сильно. Но вы не особенный, не урод и не супермен.
Тут Леденцов не выдержал и рассказал про тётю Сашу. Портнов, как и предполагалось, отругал. Зато теперь стало совершенно ясно, что сиделка Леденцова — отличный компенсатор.
— Это обычное дело, — сказал Иван Иванович, — хорошие компенсаторы всегда наличествуют в большом количестве в больницах, детских домах, страховых компаниях. Это почти всегда женщины.
— А как это вообще работает, — спросил Емельян Павлович, — компенсаторство это?
Портнов удовлетворил его любопытство настолько, что к концу лекции тот уже и слушать перестал. Компенсаторы (то есть компенсаторши) умели очень многое. Вернее, очень многое умели сводить к нулю: сглаз и проклятие, атаку мастера силы и попытку мыслечтения. Даже некоторые болезни они могли лечить простым наложением рук.
— Наверняка помните, — сказал Иван Иванович, — что вам становилось легче, как только мамина рука ложилась на лоб.
— То есть Христос, — улыбнулся Леденцов, — был ещё и компенсатором?
— Иисус, — без улыбки ответил Портнов, — был мастером силы. Огромной силы. И очень добрым. Кто знает, чего бы он натворил, если бы его не остановили.
Леденцов растерялся. До сих пор Иван Иванович не производил впечатления правоверного христианина. И вообще, по его тону трудно было понять, осуждает ли он тех, кто остановил доброго мастера огромной силы. Или сочувствует как людям, выполнившим грязную, но нужную работу.
Тему нужно было менять ещё раз.
— А компенсаторы… они это сознательно это проделывают?
— Почти всегда нет. Просто чувствуют, что им или любимому существу что-то угрожает. И компенсируют.
— Но как? Можете на пальцах объяснить?
Портнов улыбнулся.
— А вы можете на пальцах объяснить, как люди любят друг друга? Я не о соитии, я о единении душ?
— Ну, как… любят, и все.
— Так и компенсаторы. Компенсируют, и всё. Ладно, на сегодня теории хватит. Перейдём к практическим занятиям. Хотите, чтобы завтра вас выпустили? Вот и славно. Давайте работать. И всё время следите, не появится ли ваше “зеркальце”.