Мастер силы
Только теперь Емельян Павлович вспомнил о главной цели своего визита. Он поставил немного на красное и зажмурился. Мысленный “фонарик” ярко осветил шарик, остановившийся на неясной, но явно красной ячейке. След “отбойника” обнаружился, но не в виде зеркала, а вформе куска слюды. Леденцов немного поиграл с ним, постепенно убавляя яркость “фонарика”, а потом снова её усиливая. Однако тут он услышал “Ставки сделаны, ставок больше нет” и решил, что хватит баловаться. Слюда под воображаемым прожектором не просто расплавилась, а словно бы испарилась.
Выпало красное.
Теперь следовало выявить и обезвредить самых ярких компенсаторов.
Не раскрывая глаз, Леденцов попросил Катеньку:
— Поставь все на день нашей свадьбы.
Насколько он помнил, это было 23.
Емельян Павлович кожей почувствовал, что место перед ним опустело. Соседи по игре затаили дыхание.
— Попроси наших дам отойти. И сама не ком… не заботься обо мне.
“Не хватало ещё своих повредить”, — подумал он и начал представлять шарик, замерший на цифре 23. Цвета он не помнил, но это было и не важно. Что-то вязкое, глицериновое попыталось окутать шарик и утащить его в неопределённую серость. Видимо, местные компенсаторы врубились на полную мощность. Леденцов усмехнулся. Секунду он колебался с выбором, а потом представил себе плотную фланелевую тряпочку. И вытер с вибрирующего шарика глицериновую слизь. Насухо.
“Ставки сделаны”. Треск колеса. Дыхание, замершее в сотне глоток…
— Двадцать три. Красное.
И резкий, полный разочарования, выдох. Емельян Павлович раскрыл глаза. Белый, как Майкл Джексон, крупье сгребал фишки к себе.
— Палыч, — глаза Катеньки пылали неукротимым мщением, — ты что удумал? Или ты забыл день нашей свадьбы? Двадцать первого, а не двадцать третьего! С утра ещё дождь был!
Емельян Павлович понял, что сейчас покраснеет. Он обернулся и наотмашь посмотрел на Саню.
— Не отдам, — слабо запротестовал тот, — у меня всего пара штук в заначке.
Но всё-таки высыпал горсть фишек в леденцовскую ладонь.
Все проигранное Леденцов вернул за пять ставок. Ни слюда, ни глицерин больше не появлялись.
5
— И что это такое было? — впервые Иван Иванович разговаривал с Емельяном Павловичем, как завуч с нашкодившим пятиклассником.
Леденцов мысленно признавал за ним такое право. Поэтому не протестовал. Сходство с педсоветом дополнялось тем, что Иван Иванович сидел в кресле, а Емельян Павлович стоял перед ним — боялся помять только что выглаженный костюм.
— Я же просил, — сказал Портнов и скрестил руки на груди, — всего три-четыре выигрыша. Не очень больших. Мы могли бы вычислить и пройти всю их оборону. Одного за другим. А теперь придётся…
Иван Иванович махнул усталой рукой на Леденцова и обратился к его верному усилителю.
— А вы, Сергей Владиленович? Вы что, не могли вовремя сообразить, что следует слегка умерить прыть? Не оправдывайтесь. Сегодня остаётесь в номере.
Бывший лингвист и не пытался оправдываться. Он втянул голову в плечи так, что вовсе остался без шеи.
— Об Александре вообще разговор особый. Если сей юноша окажет нам честь присутствием, попросите его не отвлекаться на покер и юных дев. Впрочем, не стоит, не просите. Разве что для тренировки голосовых связок.
После чего Портнов повернулся к компенсаторшам.
— Вы, милые дамы, вели себя образцово. Особенно Екатерина. Вы были очень естественны. И очень хорошо дифференцировали воздействия.
Катенька, которая совсем уже собиралась возгордиться, захлопала накрашенными глазками.
— Вы быстро разобрались, — пояснил Иван Иванович, — что будет мешать вашему супругу, а что можно не компенсировать. Если бы вы ещё догадались приглушить его вызывающее везение… Но и так хорошо вышло. Алена Петровна и Елена Кимовна — без комментариев. Просто образец поведения, находились в тени, работали чётко.
Тётушки кивнули практически синхронно. Емельян Павлович обратил внимание, что и на них дорогие наряды оказали влияние -дамы смотрели на мир куда увереннее, чем в униформе советских пенсионерок.
— Однако теперь диспозицию придётся несколько поменять. Вы будете прикрывать не только господина Леденцова, но и нашего беспечного друга Александра. Хорошо ещё, что хозяева казино пока не сообразили, что происходит…
Емельян Павлович слушал инструктаж Портнова и хмурился.
“Откуда он такой взялся на мою голову? — размышлял Леденцов. — Спрашивать бессмысленно, да и не сейчас это делать. И как вообще всё это случилось? Я, взрослый разумный человек, скептик до мозга костей включительно, оставил без присмотра бизнес, поверил в какую-то мистику, сам чуть ли не колдовством занимаюсь…”
— Вы слышите, друг мой?
Леденцов вздрогнул. Портнов обращался к нему.
— Да… Что?
— Я говорю, ваша цель — не завладеть всей наличностью данного заведения, а вызвать на себя главный калибр. Нужно заставить обнаружиться их мастера сглаза.
— Обнаружить и…
— …и нейтрализовать. Опыт у вас уже есть, — Иван Иванович единым движением головы указал на лингвиста и Катеньку.
Леденцов покорно кивнул…
За следующие три дня Емельян Павлович стал достопримечательностью “Жар-птицы”. Специалистов по безопасности он стал узнавать не только в лицо, но и по запаху. Видимо, эти ребята решили, что Леденцов Жульничает, поэтому отирались поблизости. Настолько поблизости, что в Соединённых Штатах Америки на них можно было бы подать в суд за сексуальные домогательства. Емельян Павлович уже собирался попросить собственных телохранителей обеспечить ему больше жизненного пространства, но к середине второго дня охранники казино вдруг перестали дышать ему в затылок. Зато Леденцов снова почувствовал сопротивление компенсатора — и гораздо более осмысленное, чем ранее.
Емельяну Павловичу пришлось немало попотеть, прежде чем он смог пробиться сквозь вязкую защиту (на сей раз она представлялась ему чёрной и густой, как смола).
— Хорошо, — заявил Иван Иванович, получив отчёт (то есть пару минут подержав за руку Саню), — это не просто штатный компенсатор. Это профессионал. Готовьтесь, завтра будет хуже.
— Два профессионала? — спросил Леденцов, массируя себе веки.
— Один. Но очень хороший. Лучше, чем сегодня. Или отличный компенсатор, или сам “отбойник”. Хотя последнее вряд ли. Рано ещё.
Отличный компенсатор оказался довольно симпатичной дамой, пусть и несколько высокомерной. Когда Саня указал на строгую стриженую брюнетку в изящных очках, Емельян Павлович даже испытал полузабытое за месяцы женитьбы желание приударить. Катя учуяла это мгновенно — и безо всяких потусторонних штучек, специальным женским чутьём. Леденцов чуть не вскрикнул от предупредительного щипка в бедро, сосредоточился и начал ворожить ставки.
Брюнетка сложила руки на невысокой груди и уставилась внутрь себя. Емельян Павлович тут же ощутил её сопротивление. Густая, холодная и неоднородная масса хлынула в пространство леденцовских фантазий. Компенсаторский “бетон” намертво фиксировал реальность, и луч мысленного “фонарика” не отражался, не рассеивался, а таинственным образом поглощался костенеющей субстанцией.
Леденцов проиграл подряд четыре ставки. Зрители и игроки загудели, как стадо слонов, поражённых насморком. Все уже привыкли к нечеловеческому везению уверенного в себе мужчины, но теперь фортуна явно сменила милость на гнев. Емельян Павлович мимолётно отметил про себя, что злорадствующих было меньше, чем сочувствующих, — и снова сконцентрировался на противобетонных работах.
— Емельян Павлович, — прошептали ему на ухо, — может, уже усиливать можно?
Леденцов оглянулся и чуть не сплюнул, обнаружив преданный взгляд Сергея Владиленовича.
— Конечно, усиливать, — процедил он, — ты что, не видишь?
Текстолог в отставке мелко затряс головой, ссутулился и прикрыл глаза. Сразу стало легче. Луч фонаря уплотнился, приобрёл отчего-то синий оттенок и принялся вгрызаться в бетонную оболочку. Окаменевшая масса зашипела и начала испаряться. Сквозь полуприкрытые веки Емельян Павлович заметил, что расслабившаяся было дама в очках вся подобралась. Мысленное пространство тут же заполнилось новой порцией цементирующего раствора. Леденцов снова, как и три дня назад, почувствовал охотничий азарт. Емельян Павлович зажмурился. Он уже не думал о зрителях. Существовали только он и эта наглая особа, которая посмела ему противостоять.