Женщины

11
У Лидии было двое детей: Тонто, мальчик 8 лет, и Лиза, 5-летняя малышка, прервавшая нашу первую поебку. Мы сидели вместе за столом как-то вечером, ужинами. Между нами с Лидией все шло хорошо, и я оставался на ужин почти каждый вечер, потом спал с Лидией и уезжал часов в 11 на следующее утро, возвращался к себе проверить почту и писать. Дети спали в соседней комнате на водяной постели. Старый маленький домишко – Лидия снимала его у бывшего японского борца, теперь занявшегося недвижимостью. Он был, очевидно, в Лидии заинтересован. Ну и ладно. Милый старый домишко.
– Тонто, – сказал я за едой, – ты знаешь, что когда твоя мама кричит по ночам, я ее не бью. Ты ведь знаешь, кому на самом деле плохо.
– Да, знаю.
– Тогда почему ты не заходишь и не помогаешь мне?
– Не-а. Я ее знаю.
– Слушай, Хэнк, – сказала Лидия, – не натравливай на меня детей.
– Он самая большая уродина в мире , – сказала Лиза.
Лиза мне нравилась. Когда-нибудь она станет настоящей сексапилкой – и не просто так, а личностью.
После ужина мы с Лидией ушли к себе в спальню и растянулись на кровати. Лидия торчала от угрей и прыщиков. У меня плохая кожа. Она придвинула лампу поближе к моему лицу и приступила. Мне нравилось. У меня от этого все зудело, а иногда вставал. Очень интимно. Иногда между выдавленными прыщами Лидия меня целовала. Сперва она всегда трудилась над моим лицом, а потом переходила к спине и груди.
– Ты меня любишь?
– Ага.
– Ууу, посмотри, какой!
То был угорь с большим желтым хвостом.
– Славный, – сказал я.
Она лежала на мне во весь рост. Потом вдруг перестала давить и посмотрела на меня.
– Я тебя в могилу еще положу, ебарь ты жирный!
Я засмеялся. Лидия поцеловала меня.
– А я засуну тебя обратно в психушку, – сказал ей я.
– Перевернись. Давай спиной займусь.
Я перевернулся. Она выдавила у меня на затылке.
– Ууу, вот хороший какой! Аж выстрелил! Мне в глаз попало!
– Очки надевать надо.
– Давай заведем маленького Генри ! Только подумай – маленький Генри Чинаски!
– Давай обождем немного.
– Я хочу маленького сейчас же !
– Давай подождем.
– Мы только и делаем, что дрыхнем, жрем, валяемся везде, да трахаемся. Как слизни. Слизневая любовь, вот как это называется.
– Мне она нравится.
– Ты раньше здесь писал. Ты был занят. Ты приносил сюда чернила и рисовал свои рисунки. А теперь идешь домой и всё самое интересное делаешь там. Здесь ты только ешь да спишь, а с утра первым делом уезжаешь. Тупо.
– Мне нравится.
– Мы не ходим на вечеринки уже несколько месяцев! Мне нравится встречаться с людьми! Мне скучно! Мне так скучно, что я уже с ума схожу! Мне хочется что-то делать! Я хочу ТАНЦЕВАТЬ! Я жить хочу !
– Ох, да говно все это.
– Ты слишком старый. Тебе хочется только сидеть на одном месте, да критиковать всех и вся. Ты не хочешь ничего делать. Тебе всё нехорошо!
Я выкатился из постели и встал. Начал надевать рубашку.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Выметаюсь отсюда.
– Ну вот, пожалста! Только что не по-твоему, так вскакиваешь и сразу за дверь. Ты никогда не хочешь ни о чем разговаривать. Ты идешь домой и напиваешься, а на следующий день тебе так худо, что хоть ложись и подыхай. И вот тогда только ты звонишь мне!
– Я ухожу отсюда к чертовой матери!
– Но почему?
– Я не хочу оставаться там, где меня не хотят. Я не хочу быть там, где меня не любят.
Лидия подождала. Потом сказала:
– Хорошо. Давай, ложись. Мы выключим свет и просто будем тихо вместе.
Я помедлил. Затем сказал:
– Ну, ладно.
Я разделся целиком и залез под одеяло и простыню. Своей ляжкой прижался к ляжке Лидии. Мы оба лежали на спине. Я слышал сверчков. Славный тут район. Прошло несколько минут. Потом Лидия сказала:
– Я стану великой.
Я не ответил. Прошло еще несколько минут. Вдруг Лидия вскочила с кровати, вскинула обе руки вверх, к потолку, и громко заявила:
– Я СТАНУ ВЕЛИКОЙ! Я СТАНУ ИСТИННО ВЕЛИКОЙ! НИКТО НЕ ЗНАЕТ, НАСКОЛЬКО ВЕЛИКОЙ Я СТАНУ!
– Хорошо, – сказал я.
Потом она добавила, уже тише:
– Ты не понимаешь. Я стану великой. Во мне больше потенциала , чем в тебе!
– Потенциал, – ответил я, – ни фига не значит. Это надо делать.
Почти у любого младенца в люльке больше потенциала, чем у меня.
– Но я это СДЕЛАЮ! Я СТАНУ ИСТИННО ВЕЛИКОЙ!
– Ладно, ладно, – сказал я. – А пока ложись обратно.
Лидия легла обратно. Мы не целовались. Сексом заниматься мы не собирались. Я чувствовал, что устал. Слушал сверчков. Не знаю, сколько времени прошло. Я уже почти уснул – не совсем, правда, – когда Лидия вдруг села на кровати. И завопила. Вопль был громкий.
– В чем дело? – спросил я.
– Лежи тихо.
Я стал ждать. Лидия сидела, не шевелясь, минут, наверное, десять. Потом снова упала на подушку.
– Я видела Бога, – сказала она. – Я только что увидела Бога.
– Слушай, ты, сука, ты с ума меня свести хочешь!
Я встал и начал одеваться. Я рассвирепел. Я не мог найти свои трусы. Да ну их к черту, подумал я. Пусть валяются там, где валяются. Я надел на себя всё, что у меня было, и сидел на стуле, натягивая на босые ноги башмаки.
– Что ты делаешь? – спросила Лидия.
Я не смог ей ответить и вышел в переднюю комнату. Моя куртка висела на спинке стула, я взял ее и надел. Выбежала Лидия. В голубом неглиже и трусиках. Босиком. У Лидии были толстые лодыжки. Обычно она носила сапоги, чтоб их скрыть.
– ТЫ НИКУДА НЕ ПОЙДЕШЬ! – заорала она на меня.
– Насрать, – сказал я. – Я пошел отсюда.
Она на меня прыгнула. Обычно она бросалась на меня, когда я был пьян. Теперь же я был трезв. Я отступил вбок, и она упала на пол, перевернулась и оказалась на спине. Я переступил через нее на пути к двери. Она была в ярости, пузырилась слюна, она рычала, за губами обнажились зубы. Она походила на самку леопарда. Я взглянул на нее сверху вниз. Безопаснее, когда она лежит на полу.
Она испустила рык, и только я собрался выйти, как она, дотянувшись, вцепилась ногтями в рукав моей куртки, потащила на себя и содрала его прямо с руки. Рукав оторвался в плече.
– Господи ты боже мой, – сказал я, – посмотри, что ты сделала с моей новой курткой! Я ведь только что ее купил!