Видео Иисус
– Да.
– Существует и камера. В этом я уверен. И я также уверен, что она хорошо сохранилась.
Эйзенхардт наконец собрал слова для возражения, которое уже некоторое время вертелось у него в голове.
– А вы не подумали о том, может ли вообще видеоплёнка, пролежавшая в земле две тысячи лет, сохранить хоть какое-то изображение? Видеосъёмка – это магнитная запись. С течением времени намагничивание рассеивается. Через две тысячи лет, может статься, останется один только фоновый шум.
– Правильно, – кивнул Каун. – Это было первое, что я проверил. Я говорил с учёными из НАСА, которые используют радиосигналы от космических зондов, фотографирующих такие удалённые планеты, как Уран или Нептун. У этих специалистов точно такие же проблемы: им приходится отфильтровывать слабый сигнал из космического шума. И вот, по кристально ясным картинкам, которые они выдают, можно видеть, что с этими проблемами они справляются. Может, понадобится время для обработки на дорогих высокомощных компьютерах, но то, что снято на эту видеоплёнку, можно снова сделать видимым, сколько бы времени ни прошло.
– А, – растерянно протянул Эйзенхардт. Да, это звучало убедительно.
– Разумеется, я ничего не сказал им про путешественника во времени, – добавил Каун. Теперь он действительно откинулся назад, держа свой стакан обеими руками на уровне груди. Жидкость мерцала медовым цветом. – Я представляю себе, что он работал на пару с союзником… – он замолк и сам себя поправил: – Он будет работать на пару с союзником. Вот видите? Это то самое, о чём я вам говорил: мозги вывихнешь, думая обо всём этом. Поэтому вы и нужны мне, мистер Эйзенхардт. Вы уже написали несколько историй о путешествиях во времени; это значит, что вы в своей фантазии уже продумали те проблемы, с которыми мы теперь столкнулись в реальности.
Эйзенхардт, помедлив, кивнул.
– Итак, он будет действовать вместе с кем-то ещё. Они условятся, где будет спрятана видеокамера. После чего один отправится в прошлое, а второй просто пойдёт в условное место и найдёт там съёмку, сделанную другим. Правильно я мыслю?
– Да. Но только если всё удалось, – поправил Эйзенхардт.
Он почувствовал, что очень устал. Скорее надо поспать: завтра утром всё будет выглядеть по-другому. На свежую голову ему придут какие-нибудь новые идеи, которых нет у этого могучего и, кажется, неутомимого босса.
– Всё удастся. Никто не станет отправляться в прошлое, не приняв здесь все возможные меры. Камера лежит в условном месте. Вопрос только – где. О чём договорились эти двое? Или, точнее, о чём они договорятся? Войдите в положение путешественника во времени, влезьте в его шкуру, отгадайте его мысли. Вы же писатель – это ваша работа, перевоплощаться в ваших персонажей. Разузнайте, о чём он подумает. Найдите мне камеру.
Голос Кауна изменился, пока он говорил, и приобрёл острое, требовательное, металлическое звучание. Эйзенхардт смотрел на этого человека и чувствовал внутри себя нарастающую панику, которая наподобие раскалённой руки поднималась у него из живота и хватала за горло. Подлинный Джон Каун, который всё это время скрывался под маской обходительности, дал о себе знать.
Эйзенхардт бросил нервный взгляд в сторону Уилфорда-Смита, но профессор опустошил свой стаканчик виски и смотрел прямо перед собой глазами, готовыми того и гляди слипнуться.
– Это, э-э, сразу не получится… Долгий перелёт… Но я подумаю над этим.
– У вас есть время. Не много, но есть.
– Мне придётся собрать необходимую информацию, навести справки. Мне нужен доступ в какую-нибудь крупную библиотеку.
Каун кивнул, как будто ничего другого и не ожидал. Он быстро повернулся, лишь усилив пугающее впечатление, что этот человек никогда не устаёт, снял телефонную трубку и набрал двухзначный номер. Коротко сказал:
– Зайдите, пожалуйста, ко мне, – и положил трубку. – Вы получите в своё распоряжение передвижной домик рядом. Там у вас будет оснащённый рабочий кабинет. Во всём прочем…
У входа послышались шаги, дверь открылась, и вошёл мужчина, которого Эйзенхардт ещё не видел. Профессор вскинулся, и по тому, как он смотрел на вошедшего, было ясно, что он тоже видит его впервые.
– Господа, я хочу представить вам мистера Райана. Он шеф моего отдела безопасности и отныне будет заботиться обо всём. Райан, это профессор Уилфорд-Смит, руководитель раскопок, и мистер Эйзенхардт, писатель.
– Очень приятно, – сказал человек глубоким, низким голосом.
Он был высокого роста, не меньше ста девяноста сантиметров, и казался твёрдым, как сталь, и тренированным. Элитный офицер, который носил не форму, а всего лишь скромный комбинезон цвета хаки. Его рукопожатие было холодным, быстрым и деловым. Волосы он стриг так коротко, что об их цвете можно было только гадать, а глаза на его неподвижном лице были такие ясные и голубые, каких Эйзенхардт не видел никогда в жизни. Сколько лет этому Райану? Странным образом он не имел возраста: ему могло быть и двадцать восемь, и пятьдесят восемь лет.
– Райан, – продолжал Каун, глядя на Эйзенхардта, – достанет для вас любую книгу, какая может понадобиться. Он достанет вам вообще всё, что вам будет нужно. Он отвезёт вас в любую библиотеку страны или распорядится отвезти, если вы пожелаете. Всё, что вам придёт в голову и что может ускорить наши поиски, вы получите – только скажите ему.
Эйзенхардт кивнул, несколько озадаченный, и бросил в сторону Райана опасливый взгляд, на который тот ответил неподвижным взором.
– И, мистер Эйзенхардт, я имею в виду именно то, что говорю: всё, что вам придёт в голову.
– Да.
– И не ваше дело думать о том, перегружаете вы его заданиями или нет.
– Я понимаю.
– Если же я, – ещё раз начал Каун и посмотрел на писателя темно мерцающими тигриными глазами, – обнаружу, что вы отказались от каких-либо источников информации только потому, что их не оказалось под рукой и вы должны были затребовать их, но не сделали этого, тогда вы узнаете меня с той стороны, которая, обещаю, вам не понравится.
Вот оно. Эйзенхардту стало не по себе, он сглотнул, но потом кивнул. Медовый месяц закончился. И на том месте, которое Каун теперь занимал, он оказался вовсе не потому, что хорошо умел завязывать галстук.
– Во всём прочем, – продолжал миллиардер, подавшись вперёд, уперев локти в кожаную обивку письменного стола и сомкнув кончики пальцев обеих рук, – мы отныне предпримем все меры безопасности. Это место будет охраняться. И таких неприятных промахов, как, например, с этим Фоксом, который именно сегодня вечером отправился на какую-то там дискотеку, больше допускать не будем.
Профессор выпрямился в кресле, почувствовав себя обязанным встать на сторону своего сотрудника.
– Мистер Каун, я вас уверяю… Стивен Фокс молодой человек, у него есть виды на эту девушку, и совершенно естественно, что ему захотелось с ней куда-то сходить. А человек, который их забрал отсюда, это её брат. Я хорошо его знаю, он работает ассистентом в Рокфеллеровском музее в Иерусалиме.
Каун посмотрел на археолога, как на какое-то омерзительное насекомое:
– У нас могли возникнуть вопросы к нему.
– Спросить его мы сможем и завтра.
– Но мы могли задать их ему ещё сегодня вечером и потерять тем самым меньше времени.
Эйзенхардт наморщил лоб. Что за представления у этого человека? Он хочет решить проблему при помощи простой, насильственной арифметики по принципу: «Леонардо да Винчи нужно шесть месяцев, чтобы написать Мону Лизу? Дайте ему двадцать пять помощников, и он управится за неделю!» Так?
– Понимаю, – вздохнул Уилфорд-Смит и снова сел. Кожаное кресло, казалось, целиком поглотило его щуплую фигурку. – Но ведь он свободный человек. Я не могу предписывать ему, чем заниматься или не заниматься вне рабочего времени.
– Вы и не должны, – сказал Каун. – Отныне это будем делать мы.
Учёный угрюмо взглянул на него:
– Что это значит?
– Мы устроим информационную блокаду. Я не хочу, чтобы наше открытие стало известно раньше времени и чтобы разразилась этакая «золотая лихорадка», когда каждый, кому не лень, ринется на поиски камеры.